– Все. Я домой, – обращается Женя к склонившейся над бассейном Шурочке. – А ты дежуришь?

– Да.

– Ну ладно, счастливо, – Женя направляется к выходу.

– Евгения Николаевна!

– Да?

– Я хотела спросить...

«Понятно. Значит, смотрит не просто, а со значением. Вернее, с ожиданием», – про себя усмехается Женя.

– ...где вы научились?

– Чему?

– Ну, аранжировка, и все такое.

– Далеко, Шура, далеко.

– А как?

– Как? Да просто учителя хорошие были.

– Какие?

– Разные. Спокойной ночи.

Учитель был один. Майк. Майк, который доказал всем на свете и самой Жене, что с музыкальными способностями она простилась раньше времени. Майк, который терпеливо объяснял ей, чем постановка «Спящей красавицы» в Мариинке отличается от спектакля Датского королевского балета. Майк, который заставлял ее бесконечное количество раз прослушивать произведения до тех пор, пока она не называла безошибочно все инструменты, звучащие в оркестре. Майк, который ласково разминал ей кисти рук и нежно направлял непослушные пальцы к клавишам синтезатора. Майк, который открыл миру новую Женю и который с легкостью этот мир от нее закрыл. Майк, которого она совершенно не хотела вспоминать и о котором помнила каждое мгновение своей жизни.

Смерть никогда не казалась Юленьке частью земного существования. Эта страшная старуха с косой не могла быть благом и началом пути в какое-то иное измерение. Она олицетворяла собой тупик, конец, безысходность и пустоту. Уверенность в совершенной неоспоримости своих убеждений позволила девушке с чистой совестью пропустить очередную лекцию по «Библии и культуре». Нет, она ничего не имела против самого предмета. Знание истории религий необходимо каждому образованному человеку, но Юленька предпочла бы изучать предмет под руководством того, кто не обладает какими бы то ни было предпочтениями в этой области. Но лектор оказался не только историком, но и по совместительству протоиереем, поэтому все слова и события, о которых шла речь в Священном Писании, он преподносил исключительно с точки зрения православной церкви. Юленька с таким подходом была решительно не согласна. Ей всегда импонировала светскость протестантов, редчайшая покорность своему божеству иудеев, безмятежность буддистов, отсутствие представлений о первородном грехе у мусульман, милосердие христиан и уверенность Высоцкого в том, что «удобную религию придумали индусы». Она не желала ограничиваться определенным догматом, не хотела загонять себя в определенные рамки и предпочитала верить в то, что соответствовало ее представлениям об идеальном мире, а не в то, к чему призывали сторонники той или иной конфессии. Каждую из религий находила Юленька по-своему привлекательной и в каждой видела целый ряд недостатков, с которыми никогда не смогла бы примириться, поэтому, несмотря на ставшее весьма популярным в последнее время всеобщее обращение к церкви, предпочитала оставаться в стороне от религии. Однако свой протест не демонстрировала, старалась с уважением относиться к чувствам других людей, никогда не высказывалась нелицеприятно об обычаях и традициях и о стремлениях верующих соблюдать определенные обряды. Таким образом, она считала возможным требовать и к себе соответствующего отношения. Она не хотела, чтобы ей навязывали свою точку зрения как единственно правильную, а именно этим и занимался на занятиях служитель православной церкви. Юленька прогуливала редко. Ей – прирожденной отличнице – всякий раз было стыдно за подобное поведение. Кроме того, в исписанном детским круглым почерком ежедневнике записей о намеченном пропуске не встречалось, а все, что так или иначе не соответствовало разработанному графику, вызывало у девушки беспокойство и недовольство собой. «Библия и культура» никогда не была любимым предметом в иерархии предпочтений Юленьки, но все же и эту дисциплину она старалась посещать аккуратно. Узнав же на прошлом занятии, что тема следующей лекции звучит как «Смерть – истинное благо», она заранее решила, что в ее положении слушать подобные трактовки не слишком полезно ни ей самой, ни будущему ребенку. Сейчас, когда девушка была самим воплощением жизни, ее сосудом, ее величайшим таинством, ей совершенно не хотелось ни внимать рассуждениям о смерти, ни тем более размышлять о ней. Юленька боялась, что изрядный запал оптимизма, которым был наполнен ее организм в последнее время, может пострадать от случайного, неосторожного слова, точного рассуждения или даже какой-нибудь невольной мысли, которую вызовет обсуждение бренности земного существования. Наверное, неистовое стремление оградить свой разум от каких-либо даже самых безобидных потрясений со стороны могло показаться чрезмерным и в какой-то степени нелепым, но Юленька окунулась в свою беременность с тем свойственным только ей пылом, с которым бросалась на штурм своих предыдущих устремлений. Правильное питание, режим, прогулки на свежем воздухе – все то немногое, что могла она обеспечить для здорового роста будущего малыша, Юленька выполняла легко и совершенно непринужденно. Скорее она сама принуждала всех окружающих следовать своему обновленному расписанию и согласовывать общие планы с собственным графиком.

– В Музее кино сегодня Эйзенштейн, – важно сообщает Наташа – соседка по комнате, – надо бы сходить.

– А что именно? – В другое время Юленька бы даже не поинтересовалась. Наташа – авторитет. Наташа – это энциклопедические знания и высоко развитый интеллект. Наташа – это эрудированное мышление и потрясающий пример для подражания. Ее мнение неоспоримо и обсуждению не подлежит. Всегда, но не теперь.

– Кажется, «Старое и новое», а что? – Наташа недоуменно вскидывает брови. Название ленты, конечно же, не имеет никакого значения. Это же Эйзенштейн!

– А во сколько?

– В семь. Да что с тобой?

– Ничего. Знаешь, Наташ, в семь не могу.

– У тебя занятия, что ли?

– Что ли занятия.

В семь у Юленьки ужин: нежирный творожок с фруктами или легкие мюсли, или овсяная каша, – в общем, все то, что вряд ли можно найти в буфете Музея кино.

– Какие планы на выходные? – заглядывает в комнату третьекурсница, хохотушка с Украины Оксана. Она знает, что в Юлином лице всегда сможет найти себе компанию. По субботам и воскресеньям Юленька, конечно же, предоставлена самой себе. Порядочный профессор занят выполнением долга. Иногда девушка ездит домой в Тверь, но чаще остается в Москве. Москва – город больших возможностей, и возможности эти открываются тем, кто использует их на полную катушку. Время, свободное от занятий, тоже не должно пропадать впустую. С пользой необходимо проводить каждое мгновение. Выставки, галереи, вернисажи, спектакли, новинки кинопроката и бестселлеры книжных полок – все это не оставалось без внимания, а впитывалось с той неудержимой неразборчивостью, свойственной молодому, не замыленному тоннами ненужной информации мозгу, который настойчиво стремится обогатить свой фонд любыми новыми поступлениями, чтобы потом с восторгом делиться ощущениями, впечатлениями, соображениями.

– Васильева просто великолепна. Она – чудо! – сообщает Юленька профессору.

– Какая именно, солнышко? – Гений науки снисходительно улыбается, внимая безапелляционным суждениям юношеского максимализма.

– Как какая? Конечно, Вера! Я же тебе говорю: смотрели с Ксанкой «Воительницу» в «Сатире». Ты что, не слушаешь?

– Слушаю, милая. Так что там с «Воительницей»?

Но Юленька уже надула губки, отвернулась, цедит небрежно:

– Ничего.

– Ну, малыш, не обижайся, – уверенные руки собственнически сжимают хрупкие девичьи плечи. – Хочешь, еще раз вместе сходим?

Девушка выворачивается:

– Жену своди!

Юленьке не привыкать заполнять свой досуг в отсутствие профессора. Проблем с этим не возникало никогда. Не переводились ни интересные места, ни новые увлечения, ни желающие составить компанию. Желанием в последнее время не обладала сама Юленька.

– Так какие планы? – настойчиво требует ответа Оксана.