– Послушайте, – сказал я, – эти книжонки даже не стоят того, чтобы их кто-то читал, не говоря уж о том, чтобы из-за них ссориться.

– Ага, – огрызнулась одна из девчонок, – ты тут у нас самый умный. Мы знаем, что ты себе думаешь. Что эта работа тебе не подходит. Она для тебя недостаточно хороша.

– Недостаточно хороша?

– Ну да. Твое отношение. Думаешь, мы ничего не видим?

Вот тогда я впервые узнал, что этого мало – просто делать свою работу. Надо еще проявлять к ней интерес. И даже страстно ее любить.

Я проработал в том месте еще дня три-четыре, а в пятницу вечером нам дали зарплату. Желтый конверт с зелеными купюрами и мелочью вплоть до последнего цента. Настоящие деньги, никаких чеков.

В тот день водитель грузовика, развозившего заказы, освободился пораньше. Он зашел к нам в отдел, сел на стопку журналов, закурил сигарету.

– Слышь, Гарри, – сказал он одному из клерков. – А мне сегодня подняли зарплату. На два доллара в неделю.

Вечером после работы я взял бутылку вина, поднялся к себе, выпил, потом спустился на улицу, к автомату, и позвонил в свою контору. Телефон звонил долго. Наконец мистер Хедерклиф взял трубку. Он был еще на работе.

– Мистер Хедерклиф?

– Да?

– Это Чинаски.

– Да, мистер Чинаски?

– Я хочу, чтобы мне подняли зарплату. На два доллара в неделю.

– Что?

– Да, на два доллара в неделю. Водителю вы зарплату подняли.

– Он работает в нашей компании уже два года.

– Мне нужны деньги.

– Мы вам платим семнадцать долларов в неделю, а вы просите девятнадцать?

– Да, все правильно. Так вы повышаете мне зарплату?

– У нас нет возможности.

– Значит, я увольняюсь.

Я повесил трубку.

В понедельник я мучился с бодуна. Я сбрил бороду и отправился по адресу, указанному в объявлении. Редактор – человек с запавшими глазами в обрамлении черных кругов – сидел за столом без пиджака, в одной рубашке. Он выглядел так, словно неделю не спал. В помещении было темно и прохладно. Это был наборный цех одной из двух местных городских газет – той, которая поменьше. Наборщики сидели за столами под включенными лампами и верстали страницы.

– Двенадцать долларов в неделю, – сказал он.

– Хорошо, – сказал я. – Согласен.

Я работал вместе с толстым дядечкой небольшого росточка, с обвисшим брюшком. У него были старинные карманные часы на золотой цепочке, толстые пухлые губы и вечно угрюмое выражение на мясистом лице. Он носил жилет и зеленые солнечные очки. Его моршины не были ни характерными, ни фактурными; лицо наводило на мысли о том, что его сложили, как лист плотной бумаги, в несколько раз, а потом кое-как разгладили. Он носил башмаки с квадратными носами, жевал табак и постоянно сплевывал тонкую струйку коричневой слюны в плевательницу, которую держал под столом.

– Мистер Белджер, – сказал он, имея в виду редактора, которому явно не помешало бы выспаться, – мистер Белджер изрядно потрудился, чтобы поставить на ноги эту газету. Он хороший мужик. Мы были на грани банкротства, а когда он пришел, дела сразу наладились.

Он посмотрел на меня.

– Обычно на эту работу берут студентов.

«Жаба ты, вот кто», – подумал я.

– Я имею в виду, – продолжал он, – что студенты, они же еще где-то учатся. И пока ждут, когда их позовут, могут спокойно читать учебники. Вы где-нибудь учитесь?

– Нет.

– Обычно на эту работу берут студентов.

Я вернулся в свою комнатушку и сел за стол. Комната была маленькая, сплошь заставленная металлическими шкафами с выдвижными ящиками. В ящиках лежали цинковые клише, которые использовались для набора объявлений. Еще там были самые разные штампы с именами и товарными знаками заказчиков. Толстяк с мятым лицом кричал мне: «Чинаски!», и я мчался к нему выяснять, какое именно клише и какой именно штамп нужны ему для набора. Часто меня посылали в наборный цех конкурирующей газеты, чтобы взять у них штампы и литеры, которых не было у нас. Мы тоже одалживали им штампы. Мне нравились эти прогулки. Я нашел одно милое местечко в переулке неподалеку от редакции, где стакан пива стоил пять центов. Толстяк дергал меня нечасто, и я почти не вылезал из пятицентовой пивной, превратившейся в мой второй дом. Толстяк начал по мне скучать. Поначалу он просто недобро поглядывал на меня. А потом все же поинтересовался:

– А где ты был?

– Пиво пил.

– На эту работу обычно берут студентов.

– Я не студент.

– Наверное, вам придется отсюда уйти. Мне нужен кто-то, кто будет здесь постоянно.

Толстяк отвел меня к Белджеру, который выглядел так же устало, как всегда.

– Это работа для студентов, мистер Белджер. Боюсь, этот парень нам не подходит. Нам нужен студент.

– Хорошо, – сказал Белджер. Толстяк утопал прочь.

– Сколько мы вам должны? – спросил Белджер.

– За пять дней.

– Хорошо. – Он подписал какую-то бумажку и протянул ее мне. – Вот, получите деньги в кассе.

– Послушайте, Белджер, этот старый придурок – он настоящая жаба.

Белджер вздохнул:

– Господи, а то я не знаю?!

Я пошел в кассу.

Мы все еще в Луизиане. Впереди – долгий путь поездом через Техас. Нам выдали консервы, но не дали, чем их открыть. Свои банки я составил на пол и прилег на деревянной скамье. Остальные ребята собрались в переднем конце вагона: сидели все вместе, болтали, смеялись. Я закрыл глаза.

Минут через десять я вдруг почувствовал, как пыль поднимается сквозь щели между деревянными планками. Это была очень старая пыль, гробовая пыль – от нее пахло смертью. От нее пахло чем-то таким, что было мертвым уже давно. Она проникала мне в ноздри, оседала на бровях, пыталась забраться в рот. Потом я услышал, как кто-то дышит, тяжело и натужно. Сквозь щели я разглядел человека, скорчившегося под сиденьем. Он выдувал пыль мне в лицо. Я приподнялся и сел. Человек выбрался из-под скамьи и рванулся в передний конец вагона. Я вытер лицо и уставился на этого мужика. Мне как-то не верилось, что все это происходит на самом деле.

Я услышал, как он быстро проговорил, обращаясь к ребятам:

– Если он подойдет, вы мне поможете, ладно? Обещайте, что вы мне поможете…

Они обернулись ко мне. Я снова лег на скамье. Мне было слышно, как они говорят:

– А что с ним не так?

– Кем он себя возомнил?

– Вообще ни с кем не разговаривает.

– Сидит там один, сам с собой.

– Вот козел. Ладно, приедем на место, мы с ним разберемся.

– А ты с ним справишься, Пол? По-моему, он законченный псих.

– Если я не смогу, значит, не сможет вообще никто. Но я его сделаю.

Потом мне захотелось пить, и я прошел в передний конец вагона, где стоял бак с водой. Когда я проходил мимо них, они разом примолкли. Молча они наблюдали, как я пью воду. Когда я вернулся на свою скамейку, они продолжили разговор.

Поезд часто останавливался – и ночью, и днем. На каждой станции была зеленая рощица и небольшой городок неподалеку. И практически на каждой станции кто-то «терялся». По одному или по двое.

– Какого хрена, опять? Где Коллинз и Мартинес?

Бригадир брал свой блокнот и вычеркивал имена.

После какой-то там остановки он подошел ко мне.

– Ты кто?

– Чинаски.

– Едешь с нами или чего?

– Мне нужна работа.

– Ага. – Бригадир отошел.

В Эль-Пасо нам объявили, что мы пересаживаемся в другой поезд, и выдали что-то вроде билетиков на одну ночь в ближайшем отеле и талончики на питание в местной кафешке. Также нам были даны очень подробные инструкции, как, где, когда и в какой именно поезд мы должны сесть завтра утром.

Пока все остальные ели, я ждал на улице. Потом они вышли, ковыряясь в зубах и болтая, и тогда я вошел в кафе.

– Надерем ему задницу, уроду!

– Сукин сын, как он меня раздражает!

Я взял мясо с фасолью и луком. Масла там не было, но кофе был очень приличный. Когда я вышел на улицу, мужиков уже не было. Ко мне подрулил какой-то бездомный. Я отдал ему билетик на ночь в отеле.