– Легенду, Фергус, – выкрикнул кто-то из гостей. – Расскажи нам легенду!

Локлан передал Фергусу кифару, и, пока тот настраивал инструмент, англичанин что-то шептал на ухо Линнет.

– Фергус – замечательный исполнитель, – говорил Мармадьюк. – Ему не довелось учиться, и он не имеет звания барда, но он прирожденный рассказчик и пользуется заслуженным почетом. На каждой свадьбе рассказывает легенду о супружеском камне.

Дункан все слышал и выразительно посмотрел на друга.

– Не забывай, что это всего лишь легенда. Пустые слова.

– Значит, они не могут принести вреда, ведь так, милорд? – отозвалась его жена, и глаза ее засверкали огнем, который он заметил еще по дороге из Дандоннела.

– Не стоит бояться камня из-за глупой легенды, – выпалил Дункан.

– Рад это слышать, – тут же вмешался Мармадьюк, и его единственный глаз лукаво заблестел. – Значит, нет причин отказывать всем в удовольствии посмотреть, как ты с молодой женой пройдешь эту церемонию.

Могучий звук рога призвал всех к тишине и избавил Дункана от необходимости отвечать Мармадьюку.

– Это было в давние времена, – начал Фергус свое повествование, ловко перебирая узловатыми пальцами струны кифары. – Старые боги все еще правили миром, и все почитали их обычаи. Неподалеку от того места, где мы сейчас сидим, жил один гордый кельтский король. И был он так силен, что на всех нагонял страх. Сам же никого не боялся. Ни человека, ни зверя и, как утверждали некоторые, даже богов.

Фергус остановился и глотнул пива из наполненной до краев кружки.

– И было у короля четыре дочери, все умницы и красавицы, они тоже боялись отца. Все, кроме младшей, самой его любимой.

Дункан сидел, сложив руки на груди. И почти не слушал. Эту легенду он знал наизусть.

– …Зная, что отец души в ней не чает, юная дева не стала скрывать от него, что влюбилась. Ее избранник был отважен, красив и силен, но беден. И гордый король разгневался. Как могла его любимая дочь отдать свое сердце какому-то бедняку?

Как ни старался Дункан не слушать, слова проникали в самое сердце. Скорее бы этот старый дурак закончил свою легенду.

При мысли о предстоящей церемонии Дункану становилось не по себе.

– Зная, что отец никогда не даст согласия на свадьбу, – продолжал Фергус, – девушка и ее возлюбленный побежали к свадебному камню. Древнему камню, у которого произносились клятвы богам.

Фергус вновь перевел дух и глотнул пива.

– Отцу донесли об этом, и он поймал их в тот самый момент, когда они просунули руки в отверстие камня.

Фергус умолк и окинул собравшихся проницательным взглядом. Дункан закрыл глаза.

– …Охваченный яростью, король бросился к ним, оторвал камень от основания и выбросил в море… вместе с женихом. – Голос дворецкого звучал все громче и громче. – Потрясенный, отец упал на колени, прося прощения у дочери: он не хотел убивать юношу. Но ее утрата была слишком велика. Даже не взглянув на отца, она шагнула вниз со скалы, соединившись в смерти с тем, с кем не суждено было соединиться в жизни. Древние боги разгневались и сровняли с землей крепость короля, теперь даже следов ее нельзя найти.

Рассказ близился к концу, и Дункан открыл глаза.

– Но это еще не все, – продолжил Фергус. – Через много лет супружеский камень выбросило волнами на наш прекрасный остров, и с тех пор он у нас, в Айлин-Крейге. Теперь все новобрачные из клана Маккензи, взявшись за руки, продевают их в отверстие камня, а затем целуются. Во время этой церемонии они получают благословение, которое не в силах разрушить ни один смертный, потому что сами древние боги благоволят им и охраняют их союз.

В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями расчувствовавшихся женщин. Вдруг все вокруг взорвалось оглушительными аплодисментами и криками:

– Камень! Камень!

Выбранные Фергусом добровольцы, неся камень, трижды обошли высокий стол, остановились возле Дункана. Его и Линнет вытащили из кресел и подтолкнули к камню.

– Возьмите друг друга за руки! – раздался громкий голос.

Дункан вздохнул, но когда рука Линнет оказалась в его ладони, он забыл обо всем на свете.

Ее рука была на удивление горячей и сильной, и это тепло передавалось ему, распространяясь по всему телу, словно разогретый мед.

«Смотрите все, мы вместе! Да благословят древние боги наш союз!» – выкрикнул Дункан церемониальные слова.

Чтобы завершить эту часть церемонии, они переплели пальцы; Дункан слегка сжал руку Линнет. Она едва слышно вздохнула и ответила на пожатие. Сердце Дункана учащенно забилось.

– Поцелуй! Поцелуй! – взревела толпа.

Торопясь завершить церемонию, Дункан отпустил ее руку и привлек Линнет к себе.

– Надо поцеловаться, – сказал он, – и нас оставят в покое.

Линнет подставила губы для поцелуя. Дункан прижал ее к себе, жадно прильнул к ее губам и почувствовал, как сильно ее желает.

«Нет, – подумал он, – только не это». – И быстро отстранился.

– Ну вот и все. – Подняв руки над головой, он громко крикнул: – Пусть никто не говорит, что мы не получили благословения предков.

– Да пребудет с вами их благая воля! – прозвучал ритуальный ответ. С громкими радостными криками их проводили на прежние места и наполнили их кубки. Постепенно все успокоились и приступили к праздничному ужину с обильными возлияниями.

Дункан поглощал изысканные закуски и сочное мясо, разложенные на огромных блюдах, стараясь не смотреть на жену, поскольку возбуждение внизу живота не проходило.

Надо было сосредоточиться на ужине. Фергус превзошел самого себя, накрыв стол с небывалой роскошью. Это был пир, достойный самого короля Брюса.

Дункан потянулся за вином. Может быть, наевшись до отвала и влив в себя изрядную дозу спиртного, он забудет, что у него появилась новая жена.

– Ты ничего не ешь, – упрекнул он Линнет, кивая на куски жареной оленины, которые отобрал специально для нее. – Чем скорее мы покончим с ужином, тем раньше сможем уйти из-за стола.

– Я не голодна, милорд.

– Тогда я сам все съем, – раздраженно ответил Дункан, засовывая в рот очередной кусок мяса, чтобы хоть как-то заглушить терзавшее его желание.

Вместо дурнушки провидицы, которая должна была разрешить его сомнения и ответить на главный вопрос, он получил красавицу. Не прилагая особых усилий, она разожгла в нем желание, пренебрегая при этом установленным им в доме порядком.

И он должен был лишить ее невинности, прямо сейчас, как требовал весь его клан.

Видит Бог, как ему этого хочется.

Дункан хорошо знал, что огонь в чреслах легко гаснет, а боль в душе остается навсегда. Он снова наполнил свой кубок и залпом осушил до дна.

Если его людям не терпится уложить его жену в постель, он не станет им мешать.

А сам будет спать всю ночь.

Уже перевалило за полночь, когда Линнет, голая, закутавшись, словно в саван, в льняную простыню, которую стащила с постели, мерила шагами комнату.

Даже сквозь плотную дубовую дверь Линнет слышала, как ее новые родственники удаляются в зал, после того как внесли ее и Дункана в спальню и бросили на кровать.

Стоило вспомнить, с каким удовольствием эти шутники раздевали их, как ее охватывало негодование.

Даже Элспет участвовала в этой недостойной затее. Твердя Линнет о том, что таков обычай, она раздела ее, оставив в чем мать родила. Даже материнский плед унесла с собой и заперла на ключ сундук со всеми платьями.

Дункан сразу уснул, едва голова коснулась подушки. Казалось бы, стесняться ей некого, и все-таки она ощущала неловкость. И к тому же очень замерзла.

– Ты так и будешь расхаживать тут всю ночь? – Услышав голос мужа, Линнет едва не обронила простыню, которую прижимала к груди. – От тебя шума больше, чем от толпы родственничков внизу в зале.

– Я хожу, чтобы согреться, сэр, – едва слышно ответила Линнет, злясь на себя за то, что его широкая мускулистая грудь заставляет ее сердце биться сильнее. Напрасно она не задернула полог, чтобы не видеть его.