Вскоре становится очевидным, что именно то, чего я боялась, случилось: это не похороны моей бабушки. Это похороны какой-то женщины с таким же именем как у моей бабушки.
Но это могла быть любая другая женщина с таким же именем. Потому что Отец Джим не знал мою бабушку. Он не знает, что она ненавидела томаты и горчицу. Он не знает, что она любила сериалы и группу AC-DC. Он ничего не знает о бабуле. Ее все равно, о чем бы он ни говорил. Она даже никогда в церковь не ходила (не считая кануна Рождества, чтобы увидеть своих внуков и правнуков, играющих в пьесе о Рождестве Христовом, и даже тогда у нее в руке была фляга, пока мама не увидит и не заберет ее. И тогда она просила, чтобы после ей купили пиво).
Я не говорю, что служба плохая. Она хорошая. Красивые цветы и солнце, светящее сквозь витражные окна в церкви очень милы. Отец Джим производит впечатление человека искреннего и с хорошим чувством юмора.
Только все это не о бабуле. Этот, отрывок из Евангелия от Луки, который только что, стоя, прочитала Сара? Ничего общего с бабулей. Вообще. Эта замечательная песня, которую только что исполнил хор? Это не то, что понравилось бы бабуле.
Но все это не тревожило Розу. Я думаю, ее это радовало.
И ничего не говорило о человеке, чью жизнь мы будто бы собрались здесь праздновать. В гробу как будто бы восковая фигура. Это не бабуля. Бабуля, как Элвис, на самом деле покинула здание задолго до этого.
И это хорошо для бабули. Но это не способ увековечить память о ней. Только не это.
Однако посмотрев на лица окружающей меня семьи, я увидела, что все они довольны происходящим. А почему бы и нет? Возможно, это первое семейное событие, которое бабуля как-нибудь не разрушила. Конечно, она была не самым легким человеком...я это слишком хорошо знаю. Какой веселой она могла быть - как много раз она появлялась в моей школе, заявляя, что я срочно нужна дома, а сама вела меня посреди дня в кино, потому что была премьера какого-то блокбастера, и она хотела посмотреть его до того, как кто-нибудь это сделает и расскажет ей конец? - также она могла быть огромной занозой в заднице. Уж я знаю. Я единственная, кто достаточно за ней прибирал.
Я уже слышала, как мама с папой говорили о том, как превратить бабулину спальню в игровую для внуков. И я отлично их понимала.
Все еще. Только кажется, что кто-то мог сказать что-нибудь личное…
Чья-то рука легла на обе мои руки, которые я судорожно сжимала, я подняла взгляд и увидела Чаза, улыбающегося мне с сочувствием, как если бы он читал мои мысли. На нем был костюм - тот самый костюм, в котором он был в тот день около его дома, когда мое сердце так сильно отреагировало, стоило мне увидеть его. Он оставил свою бейсболку в комнате отеля. Он никогда не будет таким же красивым, как Люк - по крайней мере, не в том общепринятом смысле, в котором остальная часть общества привыкла думать о мужской красоте. У него нет длинных ресниц Люка, его глаза не темные и не сонливые.
Но мое сердце все равно совершает мертвую петлю, когда я вижу его.
Я покойница. Я знаю это точно. Я так надежно и глубоко вляпалась.
И самое худшее из всего, не считая проблемы, которую, я знаю, я навлекаю на людей, о которых забочусь - Шери и конечно же Люке - это то, что меня это даже не волнует.
Вдруг Роза толкает меня, говоря:
- Твоя очередь.
Я понимаю, что это время для меня, чтобы занять место за кафедрой рядом с алтарем. Моя рука выскальзывает из руки Чаза, и я встаю, а он шепчет мне:
- Вперед, чемпион.
Тогда я иду к кафедре, листок бумаги с напечатанными словами, выбранными для меня отцом Джимом и мамой, чтобы я их прочла — Евангелие от Иоанна — смялся в моих немного потных руках. Я взбираюсь на кафедру и возякаюсь с микрофоном, пока он не устанавливается на нужный уровень, и затем смотрю на море лиц передо мной.
Вау. Я и не думала, что у бабушки столько друзей.
Потом я поняла, что у нее их не было. Это друзья моих родителей. Я вижу доктора и миссис Дэннис, Шэри и ее родителей, и даже на задних рядах Пенбейкеров, родителей Кати. Я вижу своего детского дантиста, и, что очень смущает, моего гинеколога. Мило.
Я замечаю, что не вижу одного лица - лица моего жениха.
Но это нормально. Потому что мы расстались.
И я сплю с его лучшим другом.
- Хм, - говорю я. Мой голос раздается удивительно громко по всей церкви. Я разворачиваю бумажку, которую дала мне мама. "Чтение из Святого Евангелия от Иоанна." Что мой гинеколог здесь делает? Я понимаю, что она и гинеколог мамы А может быть, и Розы и Сары, а, может, и всех, кого я знаю. Но знала ли она бабулю? Была ли она гинекологом и бабули? Ходила ли вообще бабуля к гинекологу? Это совершенно странно. Я никогда не думала о влагалище бабушки. Я не хочу думать о влагалище бабушки. Не здесь, не на ее похоронах. В церкви. Пока я читаю из Библии.
- Иисус сказал своим ученикам...
Ого, мой голос звучал громко. Почему я читаю о Иисусе? Меньше всего бабушка заботилась о Иисусе. Я имею в виду, если в этом мире есть какой-нибудь суд, тогда она с Иисусом, но также есть возможность, что она с Дьяволом, в Аду, как сказал Чаз. То есть, если ад существует. И если туда попал Элвис, то есть я не говорю, что он обязательно туда попал, то в Аду куда более интересно, нежели в Раю. Не так скучно, по крайней мере. Я надеюсь, бабуля скорее попала в Ад.
- Не заставляйте ваши сердца утруждаться.
Я бы предпочла быть в аду. Конечно, если Элвис там. И Шекспир. И Эйнштейн. И бабуля. И Чаз.
-Знаете что?
О, Боже. Все на меня смотрят. Мама выглядит так, будто у нее закупоривание сосудов. Ей не следовало просить меня читать. Она должна была догадаться, что произойдёт.
-Мое сердце в затруднении.- Говорю я, кладя листок с отпечатанным на нем Евангелием. - Оно в затруднении, потому что я не думаю, что это то, что моя бабушка хотела услышать на своих похоронах. Не поймите меня не правильно, думаю, что это всё довольно мило. - Я уверенно посмотрела на отца Джима, который выглядел довольно встревоженным (так же я отметила, что молодые священники, кажется, восхищены таким необычным поворотом событий - кроссовки, одетые под их сутанами казались осквернением святого.)
- Просто мне не кажется, что все, что было сказано, говорит что-то на самом деле значимое о моей бабушке. Поэтому я взяла на себя ответственность по подготовке отдельной речи, которую я сделала сегодня утром. - Я вытащила другой листок из черного винтажного жакета, на нем были написаны слова песни. - Это слова песни, которой моя бабушка по-настоящему восхищалась. Не беспокойтесь - я не собираюсь ее петь. - Я отметила, что мои сестры заметно расслабились. - Но мне кажется, что очень важно поминать тех, кого мы потеряли вещами, которые ушедшие действительно любили... И я знаю что-то, что бабуле действительно нравилось. Так что, Бабуль... Это для тебя. Где бы ты ни была.
И дальше я начинаю читать по бумажке:
- В кармане - проездной в один конец.*
(* здесь и далее слова из песни AC-DC - Highway to hell)
Я рискнула поднять кроткий взгляд вверх. Я отметила, что собравшаяся паства уставилась на меня, причём большинство с раскрытыми ртами. В частности моя мама, она была ошеломлена. Отец, однако, улыбался. И его улыбка становилась шире с каждым моим сказанным словом.
- Никто меня не остановит... Я еду по шоссе в ад!
Теперь еще больше улыбок присоединились к папиной. Анджело тоже улыбался. И Чак, даже Сара, казалось, немного ухмылялась.
Но и это уже слишком много.
За исключением Чаза. Он заметно усмехается. И показывает мне большие пальцы.
Я улыбаюсь ему.
- Спасибо, - скромно говорю я прихожанам. И спускаюсь с кафедры.
- У тебя была весьма интересная речь, - сказала мой бывший гинеколог, доктор Ли, через час, когда мы все вернулись в дом моих родителей для закуски после похорон.
- Спасибо, - говорю я. У меня в руках пластиковая тарелка, на которую я сгромоздила такой количество разных печений, которые только смогла найти. Спасибо всем приглашенным гостям и соседям, которые не поскупились в количестве принесенных хлебо-булочных изделий в последние несколько дней, благодаря им печенья получилось достаточно много.
