Литмир - Электронная Библиотека

— Как дела у детей? — Со свойственной ему бестактностью Свен умудрился ударить в самое больное место.

— Детей? — невесело рассмеялась Сюзанна. — Наверное, так, как они того и заслуживают. Они живут то со злобной брошенной мамашей, то с папашей и его новой пассией. Вот и все. За Пера я не волнуюсь, он, по крайней мере, ничего не скрывает: кричит, швыряет вещи, ругается… И я этому рада. Знаешь, почему, мама? Он выплескивает злость! Но Анна-Клара… Не знаю, что с ней делать. Она молчит. А с Мари хуже всего — она закрывается в своей комнате, включает музыку и просто сидит на кровати, уставившись прямо перед собой. Говорить с ней все равно, что со стенкой. Она ни на что не реагирует.

Нам принесли напитки. Сюзанна, не дожидаясь, пока мы со Свеном поднимем бокалы, схватила свой, сделала глоток и только потом чокнулась с нами. Свен жадно пил пиво. Так жадно, что у него остались «усы» от пены.

— А знаете, что ужаснее всего? Меня никто не жалеет. И знаете, почему? Потому что новая пассия Йенса некрасивая и старше меня. И потому что она «всего-навсего» учительница, тогда как я адвокат. Все считают, что нет повода ревновать, если мужчину угораздило влюбиться в старую и уродливую женщину. Как вам такая логика? Мне кажется, лучше бы он оказался «голубым». Хотя, если подумать, тогда меня винили бы в том, что женщины ему больше неинтересны.

Сегодня Сюзанна была особенно цинична. Свен пробормотал:

— Девочка моя, я не понимаю, как это случилось. Вы же были так счастливы вместе, никогда не ссорились… мне казалось, он любит тебя больше, чем ты его, и очень привязан к детям. Я и представить не мог, что он может так с тобой поступить.

Сюзанна ничего не отвечала. Принесли еду. Было пресновато, но вкусно.

Я не стала говорить, что всегда считала Йенса ничтожеством, и попыталась подбодрить дочь: она умница и настоящая красавица, на работе у нее все хорошо, она отличная хозяйка и замечательная мать, чудесная подруга, а еще у нее безупречный вкус — выглядит она всегда очень стильно.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, что мы тебя любим, — сказала я, — и всегда готовы помочь с детьми и вообще, в чем понадобится.

Сюзанна отложила вилку, взглянула на салат с креветками и сглотнула. Потом сердито посмотрела на меня:

— Любим, любим, любим… Да, мама, я знаю, ты меня любишь, ты говорила это миллион раз, и это действительно так. Но иногда… иногда мне кажется, что ты душишь меня этой любовью. И это доводит меня до белого каления! В детстве я делала, что хотела, а ты всегда просила у меня прощения. Это меня ужасно бесило. Ты извинялась за каждый пустяк. И всегда была выдержанна, и делала для меня все. И тем не менее… мне часто казалось, что тебя нет рядом. Несмотря на это вечное, удушающее «я люблю тебя», «прости меня», «я всегда рядом», у меня создавалось ощущение, что в тебе живут два человека. Один говорит мне эти слова, а другой молча смотрит в сторону. Я так и не смогла тебя понять.

Я, не поднимая глаз, проглотила кусочек рыбы. Я не была готова к такому серьезному разговору. Но Сюзанну это не смутило. Она продолжала говорить, не переставая есть салат, и соус капал ей на платье.

— Однажды, не помню точно когда, я вела себя плохо. Очень плохо. Я тебя провоцировала. Кажется, я должна была прибрать у себя в комнате, но не сделала этого. Я хотела увидеть твою реакцию. Ты несколько раз мягко попросила меня навести порядок, а я отвечала все грубее и грубее, и тогда я наконец увидела тебя другой. Ты взорвалась. Схватила меня за плечи, стала трясти и кричать! Ты кричала, что я должна сделать то, что ты велела, что я должна тебя уважать: «Делай, что сказано! Ты должна меня слушаться! Не смей ухмыляться! Смотри мне в глаза!». Ты орала на меня и не могла остановиться. И знаешь, что, мама, я тогда подумала: «Ну наконец-то! Наконец. Наконец я вижу тебя настоящую. Наконец-то ты на меня кричишь. Наконец-то у меня нормальная мать, как у всех других детей». Но…

Сюзанна замолчала и сделала глоток вина. Свен сосредоточенно жевал мясо, делая вид, что полностью поглощен едой, а у меня рыба встала поперек горла. Я сделала вид, что выплевываю кости, и выплюнула весь кусок в салфетку. Отпила вина.

— …Но что сделала ты? — добивала меня Сюзанна. — Часом позже ты пришла ко мне и умоляла простить тебя. И снова это «Я люблю тебя, я люблю тебя», словно прибавляешь звук у радио. И тогда во мне что-то умерло. Я больше не отваживалась делать гадости, потому что все мои попытки ты убивала своей любовью. Иногда мне кажется, что именно поэтому у нас с Йенсом ничего не получилось. Каждый раз, когда мне хотелось закатить ему скандал, наорать на него, выругаться, я думала, что в этом нет никакого смысла, потому что в ответ получаешь только любовь, которая, словно подушка, затыкает тебе нос и рот, не давая дышать. И я молчала. Я ничего не говорила. И чем все кончилось?..

Мы со Свеном молчали. Я гадала, что из сказанного Сюзанной дошло до Свена, что он об этом думает и сколько слов из ежедневного мужского запаса у него еще осталось.

— Кончилось тем, что он ушел к женщине старше меня. — Сюзанна с размаху поставила бокал на стол. — Он говорит, что она, по крайней мере, не боится выражать свое мнение, не боится с ним ссориться. У нее есть недостатки, но она и не пытается быть идеальной, и с ней ему комфортнее. Мой муж бросил меня, потому что я была недостаточно сварлива, и это твоя вина, мама. Это ты отучила меня выяснять отношения. А ведь когда-то я умела закатывать скандалы. Я не боялась это делать!

Я не знала, что сказать в свое оправдание, как защититься. Внутренний голос говорил мне, что это нормально, что нельзя посвящать всю жизнь детям, что следует подумать и о себе тоже, что и в любви нужно соблюдать меру… Возможно, Сюзанна ждет от меня этих слов? Мне стало холодно. Выбора не было. Проще взять вину на себя, чтобы не мучила совесть. Сюзанна накрыла мою руку своей:

— Мама, я не хотела тебя расстраивать. Прости меня. Вот видишь, опять… Ты замечательная мать. Просто когда начинаешь в себе копаться, в голову приходят всякие мысли… Видишь старых друзей с новой стороны. Те, на кого ты рассчитывал, от тебя отворачиваются. Зато едва знакомые люди, оказывается, готовы выслушать и утешить. И тогда, волей-неволей, начинаешь задумываться о своем прошлом, о семье, о том, о чем раньше запрещал себе думать. Ты же знаешь, что если начать копать, рано или поздно наткнешься на червяков. Мама, ты же не обиделась? Я знаю, тебе неприятно сознавать, что я…

Я подняла глаза. Циничная Сюзанна исчезла, на смену ей явилась моя добрая и заботливая дочь, та, какой я ее знала. Я сделала все, чтобы скрыть, как сильно ранили меня ее слова. Сама того не зная, она ударила в самое больное место. Оказывается, она все еще думает о том, что осталось далеко в прошлом.

— Хорошо, что ты открыто говоришь мне все это, — сказала я. — Иначе я бы просто не вынесла. Но согласись, что я изменилась. Уже не такая мягкая и чувствительная, какой была когда-то. Разве не так?

Сюзанна не успела ответить, потому что Свен в очередной раз вернулся из туалета.

— Ну как вы тут? — спросил он как ни в чем не бывало, и мы с Сюзанной истерически расхохотались. Одной фразой он перевел все сказанное в шутку. Мы не сговариваясь решили сменить тему разговора. Да, мы копнули глубоко, но ухитрились не испачкаться, и ни у кого не было желания снова лезть в грязь.

Мы со Свеном пообещали Сюзанне присмотреть за детьми, когда ей это понадобится, и я робко, наверное, слишком робко попросила ее как-нибудь заехать к нам в гости, добавив: «Хоть ненадолго». Потом я рассказала, как плохи дела с Ирен, и Сюзанна пообещала навестить ее, когда будет время.

— Думаешь, это конец? — спросила она тревожно.

Я ответила, что если и конец, то только жалкому существованию, которое Ирен влачила последнюю пару лет. Что ж, по крайней мере, мне удалось сохранить чувство юмора, и я вспомнила, что Ирен когда-то рассказывала, как один из социальных работников поинтересовался, не мечтает ли она о рае, и она ответила, что у нее нет никакого желания оказаться в этом скучном и добропорядочном заведении, тем паче раньше положенного времени. «В аду, по крайней мере, неважно, как ты выглядишь», — добавила она.

24
{"b":"158887","o":1}