Не уследили лишь за танцовщицей со шрамом от ножа на лице. Хихикающая девица отправилась следом за приятелями и оказалась достаточно близко для того, чтобы понять, что происходит нечто нехорошее. Бегом бросившись назад, она начала вопить что было силы, как только оказалась среди котлов с горящей смолой. Если бы не слепящее пламя, отсюда уже без труда удалось бы различить не только очертания корабля, но и детали: среди бухт канатов, ящиков, разных тряпок и мусора, присыпанных свежим снегом (корабль отнюдь нельзя было назвать чистым), на палубе дремали также засыпанные снегом члены команды, которым предательская водка не позволила добраться до уютных лежбищ в носовом кубрике. Открылась какая-то дверь, и из-под кормовой надстройки на палубу упал луч света.
— Чего орешь, шлюха, ну чего?
— Там… наших бьют! Наших! Там, в переулках!
— Что ты болтаешь?
— Бьют наши-и-их! — истерически заорала девица, словно обезумевшая, прыгая по шатающемуся и трещащему трапу. — А-а-а! Там бьют, а я не знаю… не знаю кто-о-о! А-а-а!!!
Из закоулков корабля полезли разбуженные матросы.
— Они их убьют! А-а-а! — снова завопила девушка и, чуть ли не стуча себя пятками по прыщавой заднице, помчалась обратно в глубь улицы, словно сама, одна, хотела прийти на помощь гибнущим.
Корабль ожил. Этим людям не раз и не два приходилось вскакивать посреди ночи, чтобы тут же схватиться за оружие. Кто-то пнул припорошенного снегом пьяницу, другой, ругаясь, спрыгнул под палубу. По трапу застучали тяжелые шаги двух матросов с топорами в руках, первыми сбежавших на набережную. Но эта ночь была полна неожиданностей.
— Куда это вы?
Перед ними вдруг предстал уже немолодой, но прямо державшийся мужчина; окруженный смоляным дымом, он появился в кругу света, словно возникнув прямо из метели.
— Этот корабль — «Гнилой труп»? — уточнил он.
Это название носил уже ставший легендарным парусник, пользовавшийся самой дурной славой. Ходившие на нем канальи, скоты даже среди скотов, выродки среди выродков, когда-то бросили вызов самим морям, назвав свой корабль так, что ни один настоящий моряк, даже пират, не желал ступать на его палубу. Им командовала проклятая всеми женщина, якобы дочь величайшего в истории пирата, повешенная имперскими солдатами, а потом воскресшая благодаря непостижимым силам Шерни.
Бегущий детина замахнулся топором и ударил им незнакомца, который, видимо машинально, заслонил голову рукой.
Топор треснул, словно угодил в камень.
Незнакомец, худой высокий человек в темном плаще, направился ко второму пирату, врезал ему кулаком в челюсть — и убил. Следующим ударом он расколол башку первому, который, остолбенев, таращился на обломок топорища в руке. Расправившись с двумя противниками, он взбежал по трапу и широко расставил руки, преграждая остальным путь на набережную. На него набросились несколько матросов с мечами и топорами, но у необычайного воина тело и впрямь было из камня… Шатаясь под ударами, он отступил на два шага назад — но и только.
— Этот корабль — «Гнилой труп»? — повторил незваный гость, хватая за горло самого отчаянного из нападавших и сминая его гортань.
Он пнул еще одного, ломая ему ногу; третьему он раздробил череп, словно глиняную миску. На него с ревом мчались все новые противники, готовые снести врага своей массой, что могло бы удаться — но во всеобщей суматохе, когда вылезающие из-под палубы матросы хотели бежать на берег, а другие в суеверном страхе пятились от трапа, не могло быть и речи о том, чтобы навести хоть какой-то порядок; в темноте, едва рассеиваемой светом луны, немногочисленных корабельных фонарей и горящей на берегу смолы, мало кто понимал, что, собственно, происходит. Каменный человек на трапе тем временем выиграл бой на кулаках с пиратом, который прорвался к нему через толпу отступающих товарищей. Все тот же вопрос, заданный в третий раз, снова потонул в многочисленных воплях. Тогда гость наконец разгневался, потерял терпение и двинулся вперед, сокрушая каждого, кто оказывался в пределах досягаемости.
— Где ваша королева? — прорычал он. — Я ищу Слепую Риди!
— Будь она здесь, сукин сын, тебе давно бы уже яйца оторвали! — с ненавистью взвыл какой-то пират. — И ты давился бы ими, сукин…
— Ее нет? Тогда я приду позже, — сказал незнакомец, хотя почти никто его не слышал. — Путь свободен, до свидания. Скажите своей королеве… или лучше ничего ей не говорите.
Повернувшись, он бегом спустился на набережную и исчез так же, как и появился, — неизвестно куда и когда.
На помощь приятелям смогла прибежать лишь девушка с голым задом. Но в любом случае к тому времени в переулке остались одни трупы.
Той же ночью и в том же самом городе, но совсем в другой его части двое стояли у окна в богатом доме, глядя на падающий снег. Мало какие прежние обычаи сохранились в Дране, но Старый район, настоящий город в городе, все еще неплохо охранялся. Помнивший времена независимого королевства Гарры, окруженный собственной стеной, уже кое-где полностью разрушенной, он являлся особенным местом. В его пределах размещались резиденции городских властей, здания Имперского трибунала, небольшие казармы, являвшиеся домом не для простых солдат, но для верных служак Гаррийской гвардии, а кроме того, самые богатые каменные здания, лучшие конторы и торговые склады — словом, все, что определяет значение города. За исключением порта.
Один из смотревших в окно, лысеющий, с короткой стрижкой, носил тщательно подстриженные усы и бороду с проседью; растительность на лице скрывала небольшое уродство, а именно искривленные губы, слегка приподнимавшиеся с одной стороны, словно в издевательской усмешке. Среднего роста и упитанности, жилистый и крепкий, человек этот выглядел лет на пятьдесят, хотя на самом деле ему было около восьмидесяти. Он не ощущал своего возраста; существа, принятые правящей миром силой, очень быстро теряли молодость — но зато необычно медленно старели, в течение долгих десятилетий пользуясь радостями того, что принято называть средним возрастом. Человека этого звали Готах, а из-за искривленных губ его иногда называли Глупым или Безумным. Повсюду его считали самым знаменитым из живущих на этом свете историков-философов Шерни.
Рядом с ним стоял старик — сгорбленный, маленький, седенький, он походил на доброго дедушку из детской сказки. Через открытое окно веяло холодом, и старичок поправлял круглую шапочку, какую мог бы носить мелкий торговец, то и дело потирал руки, подносил их ко рту и согревал дыханием, многозначительно поглядывая на своего товарища, который, однако, не замечал его немых просьб. Окно оставалось открытым.
В маленькой седой голове старичка все еще действовал проницательный разум одного из величайших ученых мира. Почтенный Йольмен был математиком Шерни — не столь ценимым и блестящим, но сто крат более трудолюбивым, чем надменный, ленивый, самовлюбленный Мольдорн, растрачивавший впустую самый выдающийся талант в истории.
Мудрецов Шерни считали необычными существами, а в некоторых краях Шерера — вообще легендарными. К этим краям принадлежала Гарра, большой остров на Просторах, удаленный на сотни миль от Громбеларда, родины и мастерской посланников. Именно там они постигали законы, что правили висящей над миром силой; за пределами Ромого-Коор — Безымянного края — их видели очень редко, а в Морской провинции — почти никогда. Говорили, будто всего их насчитывалось пятьдесят.
И это была неправда — на самом деле их всего одиннадцать. Давно миновал золотой век мудрецов-посланников, когда исследователей Шерни ждали бесчисленные захватывающие открытия. Висящую над миром силу полностью изучили, посчитали все характеристики Полос… Исследование созидательной силы стало теперь утомительной, монотонной работой, добавлением очередных камешков знаний к уже возведенной пирамиде, и мало у кого обнаруживалось желание посвятить жизнь столь нудному и неблагодарному труду. Легендарная академия мудрецов Шерни действительно существовала много веков назад, но была закрыта из-за отсутствия желающих.
