— Кофе горячий, — не оборачиваясь, бросил Нейл, не зная, что еще можно сказать.

Он нарочно не повернулся, надеясь, что Эллис поймет его намек.

— У тебя болит спина?

Тревога и сочувствие, прозвучавшее в этих словах, полоснули его по сердцу. Проклятье! Он не заслужил ее заботы! И уж, конечно, не сумеет расплатиться за ее нежность!

— Не больше, чем обычно.

Она неуверенно шагнула на кухню, не зная, что же теперь ей делать. Она надеялась, что наступающее утро внесет простоту и теплоту в их отношения... А может быть, они снова занялись бы любовью... Но она допускала возможность и самого худшего, и неопределенность переросла в уверенность, когда Нейл, не говоря ни слова, вылез из постели.

Вопрос лишь в том, должна ли она принять это как должное и молча смириться с неизбежным или же ей следует опередить его и сказать, что всегда знала, что у них нет будущего... Но ведь это может ранить его.

Оглядываясь на события прошедшей ночи, Эллис ясно видела, каких огромных усилий стоило Нейлу сдаться и решиться на это. Ведь она видела, как он стоял возле ее постели, борясь с желанием. Помнила, что он давал ей возможность отступить. Чувствовала силу его внутреннего сопротивления.

Нейл не хотел заниматься с ней любовью. Но ему это оказалось почему-то необходимым. А потом, когда он стал так нежен, он дал ей то, что, по его мнению, должен был дать в благодарность.

Удивительно яркая ночь сияла за окнами, кружащиеся снежинки превратили фонари в светло-золотые светильники в мерцающих ореолах. Холодное сияние лилось в окна кухни... Эллис сходила в кабинет за кружкой и налила себе кофе. Неужели она сможет вести себя так, как будто между ними ничего не произошло?

Но Нейл первым нарушил молчание.

— У всего этого нет будущего, Эллис.

— Я знаю.

Да, она знала. Всегда с болезненной ясностью знала, что никогда не будет нужна надолго ни одному мужчине. Знала это вот уже десять лет... Но Нейл, кажется, не слушал ее.

— Я не могу... — Он остановился, не в силах подобрать слова.

Эллис выдвинула стул и села, глядя в спину Морфи. Она страдала и за себя и за него, страдала так глубоко и безысходно, что сама удивлялась силе этого чувства. Неужели она способна на такие переживания?

Мы оба осуждены на муки, думала она. Осуждены по воле обстоятельств, не по своей воле... Так что же плохого в том, что мы пытались подарить друг другу хоть немного тепла?

Несколько минут прошли в томительном молчании. Только звон льдинок о стекло, только жалобные стенания ветра, мечущегося вокруг старого дома. Наконец Нейл предпринял еще одну попытку.

— У меня нет будущего, которое я мог бы предложить тебе, Эллис.

Она знала и это и никогда не смела надеяться...

— Я и не просила...

Он резко перебил ее:

— Я давно порвал все связи с небом, если, впрочем, когда-то имел их.

Смутившись, Эллис попробовала разобраться в том, что услышала.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал. Я приговорен к аду.

— Нейл, о чем ты?

— Ты знаешь, что такое ад, Эллис? — голос его звучал спокойно и ровно, несмотря на наполнявшее его напряжение. — Это бесконечная, бездонная ледяная бездна. Предельная пустота сердца и души. Ничто, которое когда-то заполняли люди, которых ты любил.

Эллис прерывисто перевела дыхание, начиная понимать.

— Расскажи мне, — робко попросила она.

Он откинул голову назад и закрыл глаза, руки его сжались в кулаки. Я должен сказать ей, в отчаянии подумал он. Ради нас обоих. Должен поведать ей все, пока не стало слишком поздно. Потому что я уже почти готов принять то, что она предлагает мне.

— Это случилось накануне Рождества, — начал Нейл, и голос его был так тих и слаб, что он сам едва слышал себя. — Мы с женой только что закончили наряжать елку.

Жена?! Сердце Эллис болезненно сжалось.

— Мы одели ребятишек в комбинезоны...

Дети?! О Боже! Ей хотелось убежать, спрятаться. Она уже не хотела ничего слышать! Больше ничего!

— Младшему было всего два месяца, — бесстрастно продолжал он. — И еще две девочки. Саманте четыре года, а Келли только два... Ну и Крис. Моя жена тряслась над ним, как наседка. Она с самого начала хотела мальчика... Я-то сам больше любил девчонок. Джейн, моя жена, всегда говорила, что маленькие плутовки могут добиться от меня всего, чего угодно — так сильно я был привязан к их крошечным пальчикам. Пожалуй, так оно и было...

— Нейл...

Что она могла сказать? Что могла сделать, чтобы остановить приближавшуюся катастрофу? Ничего. Как зверь, пойманный светом автомобильных фар, она молча ждала удара...

— Мы... — Он откашлялся. — Мы собирались завезти ребятишек к друзьям и поехать за покупками. Как раз загрузили все в машину, когда я вспомнил, что оставил одну из сумок возле двери. Я вернулся в дом... — Нейл мучительно глотнул воздух. — Я был на полпути, когда в машине взорвалась бомба.

Эллис закрыла глаза... Господи, если бы только можно было избавить их обоих от такого страдания!

— Осколок попал мне в спину, — продолжал Нейл. Голос его потерял всякое выражение. — Я упал лицом в снег. И не мог пошевелиться; Сзади ревел огонь, я знал, что должен... но был парализован... Что-то горящее упало мне на куртку, она вспыхнула. Я ничего не мог сделать, чтобы спасти свою семью... Потом мне сказали, что все равно это было невозможно. Они погибли мгновенно — Голос его сорвался.

Наступила тишина.

— А крики? — спросила Эллис, осмелившись вздохнуть... Она помнила, что однажды он что-то говорил о криках.

— Мои, — ответил он. — Соседу, удалось снегом сбить пламя у меня на спине. Потом мне сказали, что я кричал три дня не переставая... Сам я не помню почти ничего. — Он перевел дыхание. — Я помню, что смотрел на черные изуродованные остатки машины, когда меня уносили. Помню, — голос его снова сорвался, — что уже тогда знал, что моя жизнь кончена.

Эллис рванулась к нему, обняла сзади, прижалась крепче, зная только одно — достаточно. Никто на свете не должен один переносить такую боль. Никто не должен страдать без утешения.

— Эллис, я сказал тебе...

— Все правильно, Нейл. Ты сказал мне. Я выслушала. Не думай, что мне все равно, что это оставило меня равнодушной!

Она прижалась щекой к его спине, чувствуя грубую поверхность шрамов, судорожно вздохнула, пытаясь проглотить ком в горле, сморгнула слезы бессилия с ресниц...

— Ты выследил человека, который... который взорвал твою машину? Кто это был?

— Знаешь, Эллис, вот это действительно заслуживает внимания. Мою машину взорвал брат одного из боссов наркомафии, которого я помог отправить за решетку.

— А почему это так важно? — Эллис поразил горький сарказм, звучащий в его голосе.

— Только потому, что я несу прямую ответственность за гибель моей жены и троих детей.

Эллис перестала дышать. Горечь этих слов не оставляла никаких сомнений в том, что Нейл действительно уверен в том, что говорит. Только сейчас Эллис начала понимать всю глубину трагедии.

— Но... но почему, Нейл?

— Это же просто. Они погибли из-за моей работы. Тут не может быть никакого другого объяснения. Если бы я был автослесарем или плотником, они бы... они... — Он не мог продолжать. Еще одно слово, и он снова заплачет. Он и так уже достаточно плакал.

— О нет, нет, — испуганным шепотом вскрикнула Эллис. Он не должен так считать! Не должен!

— Поверь мне, Рыжик, я достаточно думал обо всем этом. Я представлял себе опасность. Надо быть совершенным идиотом, чтобы полагать, что бандиты отомстят только мне одному. А ведь я знал, что есть люди, готовые на все, лишь бы достать меня. Вот так, Эллис. Я погубил свою семью. И был бы последним подонком, если бы посмел поставить кого-нибудь на ее место. Будь я проклят, если захочу еще раз пройти через это.

Эллис не стала спорить, не стала доказывать, что в кошмаре, выпавшем на его долю, не виноват никто, кроме преступника. Ее собственная жизнь была лучшим доказательством этой мудрости. И еще она прекрасно понимала, что Нейл Морфи не поверит ей. Он чувствовал вину за гибель своей жены и троих детей, и никакие, пусть даже самые убедительные, доводы не смогут избавить его от этого груза.