Внутренний голос подсказывал, что ей остаётся только отступить, и чем скорее, тем лучше. Хрупкие, только что родившиеся отношения с этим необыкновенным человеком обречены на гибель, слишком много причин тому, начиная с его чувства вины и кончая ее бесплодием.

Но было уже поздно. Слишком поздно, потому что за последние два дня Эллис незаметно для себя перешла невидимую грань, за которой уже нет возврата назад. И дело не только в том, что она впервые отдалась мужчине, То, что случилось между нею и Нейлом, явилось лишь внешним проявлением перемен, произошедших в душе Эллис. Ей было поздно отступать.

И чувствуя, что боль становится невыносимой, Эллис решила просто воспользоваться ситуацией.

Шагнув вперед, она взяла Нейла за руку.

— Пойдем. — И мягко потянула его к выходу. — Пойдем со мной...

— Эллис...

— Я знаю, — коротко ответила она. — Я знаю. Это всего лишь одна ночь в твоей жизни. Ну, может быть, две-три ночи. И больше ничего. Я все знаю. Все хорошо, Нейл. Все будет хорошо, обещаю...

Морфи знал, что совершает огромную ошибку, когда покорно плелся вслед за ней в спальню. Ради нее и ради себя он должен был уйти к себе наверх. Но Эллис шептала, что все понимает, что ее это ни капельки не беспокоит и что никакого вреда не будет от того, что они немножко побудут вместе.

Как сладкоголосая сирена, она завораживала и влекла его к своей цели.

И как мужчина, он мог только повиноваться.

— До меня дошли кое-какие новости, сукин ты сын, — грохотал в трубке голос шерифа Робинсона. — Может быть, ты не откажешь в любезности и потрудишься объяснить, что, черт возьми, происходит?

Нейл откинулся на спинку кожаного кресла в кабинете Эллис и посмотрел в окно. В сером небе ветер кружил вихри снежинок. Буран продолжался, и утро не принесло надежды на скорое прекращение снегопада.

— Я собирался позвонить тебе вчера вечером, но не сумел. Ты у себя в кабинете, Фрэнк?

— Хотел бы я добраться туда! Нет, сынок, я дома, заперся в мастерской на три замка и безумно надеюсь, что Элен с девчонками не засекут меня здесь. Итак, мне звонили из Берли. Некто лейтенант Джексон из местного департамента полиции поинтересовался, действительно ли ты состоишь у меня на службе. Он сообщил о каком-то давнем дельце, которое ты потребовал выудить из архива. Я подтвердил наличие следователя по имени Нейл Морфи, а также твое требование выслать досье по почте, а не каким-либо другим способом.

— Спасибо, Фрэнк.

— Не за что. Итак, что происходит?

Секунду Нейл колебался, ему очень не хотелось говорить об Эллис, но иного выхода не было.

— Не знаю, слышал ли ты о том, что случилось с мисс Эллис десять лет назад, когда она училась в Берли?

— Естественно. Судья рассказал мне об этом, но что-то не припомню, чтобы я проговорился хоть одной живой душе в округе. Откуда ты знаешь?

— От нее самой.

— Но я был уверен, что она ничего не помнит.

— Она начала вспоминать, сказала совсем немного, но этого оказалось достаточно, чтобы она до смерти перепугалась.

— Не могу осудить ее за это, — тяжело вздохнул шериф. — Но зачем тебе понадобилось досье?

Морфи снова заколебался.

— Понимаешь, — проговорил он наконец, — я не склонен считать все происшествия вокруг мисс Эллис сродни детским шуткам. Я убедился в этом вчера, когда увидел пентаграмму.

— Я тоже, — перебил его Фрэнк. — Говори о том, чего я не знаю.

— Прошлой ночью Эллис рассказала мне, что мерзавец, который напал на нее тогда, вырезал ей пентаграмму на животе.

Шериф выругался.

— Но это, может быть, и не связано.

— Не думаю. Есть еще одна вещь, о которой ты обязан знать. На прошлой неделе Эллис получила по почте фотографию. Увидев ее, она пришла в ужас. Это показалось мне странным, и я отослал снимок своему другу на Восток. Так вот, вчера он сказал, что на фото запечатлена грубая копия кинжала, которым в средние века пользовались турецкие хашшашины.

— Но...

— Само по себе это, естественно, ни о чем не говорит, я понимаю. Но какого черта кто-то стал бы тратить силы и время на подделку подобной вещицы? И зачем посылать это Эллис?

Фрэнк задумчиво вздохнул.

— Чтобы напугать ее, — угрюмо выдавил он наконец. — Так же, как кроликом и пентаграммой.

— Этого-то я и боюсь. Я попросил одного старого знакомого порыться в центральной картотеке: кто знает, может быть, найдутся следы преступлений, похожих на совершенное против мисс Эллис. Кроме того, я затребовал информацию обо всех жителях округа, имеющих криминальное прошлое. Ну и, естественно, пока я не хочу спускать глаз с самой мисс Эллис.

В трубке повисла тишина, как будто Фрэнк взвешивал каждое услышанное слово.

— Я с тобой, — наконец заверил он. — Хорошенько присматривай за ней. Я могу раздобыть для тебя какие-нибудь сведения?

— Ты знаешь, возможно, что нет никакой связи между подонком, выслеживающим Эллис, и уничтожением скота Сэма, но я не могу отмахнуться и от такого предположения. Обезглавленный кролик наводит меня на эти мысли. Но в любом случае, связаны эти события или нет, было бы нелишне получить всю информацию о вертолетах и их пилотах в этом районе. Впрочем, интуиция подсказывает, что до понедельника я все равно ничего не узнаю, разве что ты сотворишь чудо.

— Я знаю шефа полиции этого округа. Давай-ка подумаем, сумею ли я заставить его пошевелиться. Что конкретно тебя интересует?

— Пилоты с криминальным прошлым. И, естественно, с определенным. Плуты и пройдохи ведь тоже бывают весьма опасны, Фрэнк. Нужно только знать, за что зацепиться...

— А как мисс Эллис отнеслась ко всему этому?

— Если не считать ночных кошмаров, она держится молодцом.

— Передай ей, что, если что-то понадобится, пусть только даст знать.

— Хорошо, Фрэнк.

Повесив трубку, Нейл продолжил созерцание ненастного зимнего дня за окном. Он чувствовал знакомую тяжесть в затылке. Это ощущение еще никогда не обманывало его. Оно означало, что события стремительно приближаются к развязке. Это было своего рода предупреждение, что нужно тщательно взвешивать каждый шаг и быть предельно осторожным, потому что вот-вот должно произойти нечто страшное.

Нейл не мог сказать наверняка, действительно ли чувствует, как преследователь приближается к своей жертве, или же просто события вчерашнего дня заставили его думать об этом.

Слишком многое произошло. Он был просто идиотом, когда дал волю своим желаниям, и трижды идиотом, когда думал, что сможет легко отступить назад, сказав Эллис, что у них нет будущего. Он сбросил ее со счетов. А теперь, проживи он хоть сто лет, все равно не забудет, как сегодня утром она взяла его за руку и увлекла в спальню, словно в мире нет ничего более естественного, чем предлагать себя мужчине, который не собирается дать тебе ничего взамен. Как будто она поняла, что и не хотела ничего, только дать ему то, в чем он нуждался.

Разве тут можно устоять?

Нейл чувствовал укоры совести, но они были слишком слабы, чтобы удержать его. Работа секретного агента притупила его чувства и эмоции, но в тот момент он действительно не хотел обманывать Эллис или пользоваться ее слабостью. Только не тогда. Только не после того как он признался, что ему нечего предложить ей.

Он был даже немного сердит на нее за то, что она так быстро отдалась ему. Ведь она заслуживает значительно большего... Он готов был предположить, что задурил ей голову, если бы не знал, что это невозможно.

Эллис — взрослая женщина, напомнил себе Нейл. Зрелая тридцатилетняя женщина, если не старше. Она имела полное право поступить так, как поступила. Вот и все. Какое имеют значение его переживания! Конец дискуссии.

Поскольку делать ему было решительно нечего, по крайней мере до тех пор, пока не начнет поступать необходимая информация, Морфи поднялся и направился на кухню, где Эллис хлопотала над рождественским угощением.

Она радостно улыбнулась ему, давая понять, что счастлива его видеть, но ведь Нейл не заслужил ни этой улыбки, ни этой радости!