Вдруг взгляд ее привлекло некое движение около памятника. Лидия Петровна прикипела глазами к изваянию. А из-за постамента вышел, а точнее сказать, выскользнул маленький плохо одетый человек и воровато осмотрелся. Взгляд его скользнул по верхним этажам дома Блиновой, и Лидия Петровна вдруг поймала себя на том, что ей хорошо видны маленькие черные глазки человека. В этих глазах отражался белый свет фонарей. Незнакомец вынул из кармана отвратительного пальто очки с толстыми стеклами, нацепил их на глаза, от чего сделался намного гаже и противнее, чем после своего появления; его глаза сделались огромными, как у Ихтиандра, и посмотрел (Лидия Петровна почему-то была в этом уверена) на НЕЕ! Кровь вдруг несмотря на повышенное давление отлила от лица инженера. А незнакомец, не сводя с нее своего взгляда, снял очки и ПОДМИГНУЛ! ей правым глазом.
Больше Лидия Петровна ничего не видела,— ее немедленно покинуло сознание.
И только спустя двое суток она была обнаружена своим сыном, сидящей в неестественной позе на диване с вытаращенными глазами и искаженным ужасом лицом. Врачи констатируют смерть от кровоизлияния в мозг.
* * *
—Ну вот ты мне скажи, какого черта ты врешь?!— орал на широкоплечего парня младший лейтенант, теребя импортную авторучку худыми мозолистыми пальцами.
—Я не вру…— жалобно отвечал допрашиваемый, расстраиваясь оттого, что ему не верят.— Это правда.
—Я что, мальчик пятилетний по-твоему? Ты хочешь, чтобы я поверил в эту сверхъестественную чепуху? Ты сыну моему это расскажи; он поверит. Он любит сказки. А я— нет!
Парень стоял, ссутулившись и смотря из-под бровей на грозного лейтенанта. Он и сам-то ни за что не поверил бы, если б не видел все своими собственными глазами. Но факт был налицо: во время драки вмешался какой-то рыжий со светящимися глазами. Многие, только завидев его, тут же разбежались. А кто не сделал этого, тот остался лежать без сознания. Вот ему и еще троим не повезло. Парень видел, как рыжий кидал какие-то появлявшиеся невесть откуда светящиеся неоновым светом шары в убегающих, и как эти самые шары разрывались над головами и разбрасывали голубые брызги света. Тот, над головой которого этот шар взрывался, падал без сознания. Всё окончилось за каких-нибудь тридцать секунд. И вот теперь Илья (так звали парня) никак не мог втолковать непонятливому милиционеру, что сказанное им— чистейшая правда.
—Они и в самом деле разбрызгивались?— спросил подозрительно ласково лейтенант, брызгая в лицо парню слюной и обдавая его табачным запахом и перегаром.
—Да,— удивляясь перемене тона, среагировал Илья.
—Голубыми брызгами?— неверующий мент всё никак не оставлял своего подкупающего тона.
—Голубыми. Можно закурить?— попросил вдруг Илья, мало надеясь получить что-нибудь сверх крика и обвинения во лжи.
—И что это по-твоему могло быть?— не обращая внимания на просьбу, продолжал лейтенант.
—Не знаю.
—Не знаешь?!— взревел лейтенант. И Илья решил, что он опять будет орать на него, но тот отрывисто бросил: —Отлично.— И поднял трубку телефона внутренней связи.
—Товарищ майор,— говорил лейтенант в трубку,— он несет полную чушь про какие-то шары и рыжего… Да… Рыжий… Вы думаете… Но я же… Конечно, никакой силы… Но как же я могу верить?..— Он долго молчал. Потом проговорил: —Да, слушаюсь.— И, положив трубку, добавил:
—Ну, вот что, с меня хватит. Пусть они сами разбираются.
Через минуту Илья был выдворен из комнаты допроса и отправлен в кабинет, именно кабинет, а не каморку с решетками на окнах. Хотя, по правде говоря, решетки там тоже были. Теперь за него принялись два высоких чина; один на плечах носил капитанские погоны, другой— звездочки майора. Эти не кричали на него, и вообще вели себя очень дружелюбно. Как и полагается людям, занимающим высокое положение.
—Что так рассердило Кошерника?— спросил капитан.
—Вы мне тоже не поверите,— заявил Илья.
—Ну, ну, не будем так категоричны,— сказал со своего места во главе длинного стола майор.— Капитан, покажите ему фоторобот. Возможно— это он.
Капитан звякнул дверью сейфа и бросил листок перед парнем со словами:
—Этот?
—Да!— крикнул Илья, вне себя от непонятной ему радости.
—Не кричите так, а то, чего доброго, кто-нибудь услышит.— Майор сунул сигарету в рот и щелкнул зажигалкой.
—Вы не дадите мне закурить?— попросил парень, изнывая от желания затянуться.
—Берите,— все еще обращаясь на «вы» сказал майор, протянув пачку и зажигалку капитану, чтобы тот ее передал Илье.
—Это,— майор указал на напарника,— капитан Иннокентий Алексеевич. А меня зовут— Леонид Васильевич. Я обещаю вам помочь в вашей беде. Что там на нем?— обратился он к Просвиркину. Тот ответил:
—Пьяный дебош в общественном месте.
—Если вы, ничего не скрывая, расскажете всё! о том, как попали на вокзал и особенно подробно, как этот рыжий расправился с вами, я обещаю, что ваше дурное поведение на этот раз сойдет с рук.— Майор встал.— Обещаете?
Илья узрел здесь выгоду, которую сулит подобное положение, и в его мозгу пронеслось, что не будь он сегодня на вокзале, ему бы дорого обошлась та сумасшедшая попойка, произошедшая месяц назад на дискотеке.
—Да, конечно,— согласился он.
—Но учти,— предупредил Леонид Васильевич, вдруг переходя на «ты»,— если я еще раз услышу о тебе в связи с каким-нибудь делом, то ты получишь по полной программе и даже сверх того. Понятно?
—Понятно,— сказал грустно парень, ощутив неожиданно весь идиотизм своих поступков, которые он раньше воспринимал как доказательство собственной смелости. Он вдруг дал себе слово больше ни во что не ввязываться и упрекнул себя в том, что из-за своего дурацкого желания показать себя чуть ли не причинил матери большую боль. О его похождениях от милиции было известно только отцу,— по правде сказать, человеку мягкому и боящемуся всяких криков и вообще шума. Одно хочу заметить, дорогой читатель: Илья сдержал слово, данное себе.
—Ну, мы вас слушаем,— произнес Сидоренко, нажимая на клавишу записи магнитофона, сокрытого под столом.
Спустя час, когда Илья ушел домой, Сидоренко вынул кассету и, закрывая сейф, задумчиво сказал:
—Знаете, капитан, мне кажется, что шайка этого рыжего вершит какое-то подобие правосудия.
—Ну да, конечно, — отреагировал Просвиркин, — истина требовала, чтобы меня саданули сковородкой по голове! Правосудие, мать его, восторжествовало!
—Да нет,— Майор опять закурил.— Смотрите: Семечкин выпровожен из дома в психушку, Шмакова встретилась со своей дочерью, Островский, убит таким варварским способом, как мы узнали, ввиду своей давней ошибки, этот мальчик, зарезанный в общежитии, избил соперника, и, я подозреваю, что смерть Степашиных тоже на их совести, так как прокурор опознал одного из них.
—И что же теперь?— возмутился сидевший, вытянув уставшие ноги, Просвиркин.— Им следует поклониться в ноги и всучить по медали? Вы это имели в виду, Леонид Васильевич?
—Вы знаете, что я имел в виду. Конечно, они нарушили закон, но попробуйте их поймать. Мы-то еще верим в эти их чудовищные фокусы. Знаете ли, если это дело закончится, я собираюсь исповедаться.
Просвиркин вдруг истерически засмеялся и, едва владея собой в припадке смеха, сказал:
—Я вас сведу со своей женой! Честное слово, сведу!
Леонид Васильевич только хотел осведомиться о причине внезапного веселья, посетившего Просвиркина, как в дверь вошел сержант и доложил:
—На Кировской площади происходит какая-то битва с пальбой. По всему выходит, что это леонардова шайка. Машина ждет.— И вышел.
—Ну вот, Иннокентий Алексеевич,— сказал Сидоренко, надевая пальто,— нам, кажется, дается шанс закончить это дело сегодня ночью.
—Надеюсь,— буркнул облаченный в кожаный плащ Просвиркин.
Через минуту милицейский «караван», будя сиренами население города, катил по направлению к Кировской площади, чтобы быть свидетелем погрома, который город будет еще долго помнить. Забегая вперед, дорогой читатель, сообщу, что милиция прибудет к месту происшествия как раз «под занавес». Так уж получается, что представителям правопорядка выпадает, как правило, честь собрать жертвы и подсчитать материальный ущерб, выраженный на этот раз не такой уж и малой цифрой. Хочется добавить, что причина, по которой назвали Кировскую площадь именно этим звучным именем, исчезла сегодня ночью, оставив после себя кучу камней... Однако, эта тема следующей главы.