– И пуговицы стильные, – сказала Саша, полностью проникшись осознанием прекрасного в виде старой рубахи, с которым ей посчастливилось соприкоснуться.
– Самые стильные, – согласился польщенный хозяин антикварного сокровища, потирая подушечкой большого пальца желто-коричневую пуговицу с продольными бороздками и улыбаясь гордой улыбкой одержимого коллекционера. – Полированный кокосовый орех.
Саша вынула из кухонного шкафа стопку бумажных салфеток и положила ее на стол.
Воздух был влажным. Поверхность океана надувалась подобно воздушному шару. Вот-вот должна была разразиться буря.
Сделав глоток ледяного пива, я сказал Бобби:
– Ладно, брат, прежде чем я начну рассказывать дальше, тебе кое-что продемонстрирует Орсон – Я подозвал пса и заговорил, обращаясь к нему:
– На диванах в гостиной лежат подушки. Одну из них Бобби подарил я. Принеси ему ее, пожалуйста.
Орсон выбежал из кухни.
– Что вы затеяли? – удивился Бобби.
Саша усмехнулась и сказала:
– Подожди, сам все увидишь.
«Чифс спешиал» 38-го калибра лежал на столе рядом ней. Она развернула бумажную салфетку и накрыла ею оружие.
Каждый год на Рождество мы с Бобби обменивались подарками. Поскольку у каждого из нас было все, что ему нужно, покупая друг другу подарки, мы руководствовались не их ценой или полезностью. Смысл заключался в том, чтобы купить самый безвкусный и нелепый предмет, который только можно найти на рождественских распродажах. С тех пор как нам исполнилось по двенадцать, это стало священной традицией. В спальне Бобби есть специальная полка, на которой он хранит мои подарки. Единственной вещью, которую он считает недостаточно безвкусной, чтобы занимать место на этой полке, является эта самая подаренная мной подушка.
Через минуту, держа подушку в зубах, на кухню вернулся Орсон. Бобби принял ее, изо всех сил пытаясь казаться равнодушным.
Прямоугольная подушка размером сорок на двадцать сантиметров была украшена вышивкой. Подобные вещицы изготовлялись и продавались в рамках кампании по сбору средств одного из популярных телевизионных проповедников. Обрамленные кокетливой рамочкой, на ней были вышиты слова: «ИИСУС ПОЕДАЕТ ГРЕШНИКОВ И ВЫПЛЕВЫВАЕТ СПАСЕННЫЕ ДУШИ».
– И ты считаешь, что это не безвкусица? – изумленно спросила Саша.
– Довольно безвкусно, согласен, – ответствовал Бобби, опоясавшись патронташем и даже не привстав для этого со стула. – Но недостаточно безвкусно.
– У нас, видите ли, чересчур высокие запросы, – подковырнул я.
На следующий год после этой подушки я подарил Бобби керамическую статуэтку Элвиса Пресли. Элвис был одет в один из своих великолепных концертных костюмов из белого шелка с блестками и сидел на толчке, на котором его застала смерть. Он молитвенно сложил руки, закатил глаза к небесам, а вокруг его головы был нимб.
В этом святочном соревновании Бобби явно проигрывает. Дело в том, что, руководствуясь каким-то неведомым мне принципом, в поисках подобных идиотских штучек он упорно ходит по магазинам подарков, я же лишен такой возможности, зато в моем распоряжении – десятки каталогов для заказов товаров по почте, а в них такого дерьма – хоть пруд пруди. Купи я все сразу, этим хламом запросто можно было бы заполнить все полки в библиотеке конгресса.
Повертев подушку в руках и покосившись на Орсона, Бобби проговорил:
– Неплохой фокус.
– Никаких фокусов, – сказал я. – Очевидно, в Уиверне проводилось много исследований. И одно из них было связано со стимулированием интеллекта людей и животных.
– Фуфло.
– Чистая правда.
– Безумие.
– Вот здесь ты прав.
Я велел Орсону отнести подушку туда, откуда он ее взял, а потом пойти в спальню, открыть раздвижные двери стенного шкафа и принести черный ботинок Бобби. Вообще-то мой друг признавал только шлепанцы, сандалии и кроссовки, но эта обувка не подходила для того, чтобы прийти в ней на похороны моей матери, и ему пришлось купить пару туфель.
Кухню наполнил ароматный запах пиццы, и пес тоскливо посмотрел на плиту.
– Не переживай, ты свою долю получишь, – успокоил я его. – А теперь делай, что ведено.
– Подожди, – окликнул Орсона Бобби, когда тот направился к выходу из кухни. Пес остановился и обернулся к нему. – Принеси не просто ботинок. Принеси левый ботинок.
Насмешливо фыркнув, словно посчитав это усложнение задания слишком незначительным, Орсон выбежал из кухни и отправился выполнять приказ.
Небо над Тихим океаном разверзлось, и изломанная лестница молний соединила поверхность воды с облаками, будто возвещая о том, что архангелы собрались спуститься с небес. От последовавшей за вспышками канонады грома зазвенели стекла и задрожали стены коттеджа.
На нашем побережье с его умеренным климатом грозы не часто сопровождаются подобной небесной пиротехникой. Но сегодняшняя ночь во всем обещала быть из ряда вон выходящей.
Я поставил на стол баночку с красным молотым перцем, одноразовые картонные тарелки и пластмассовые разделочные доски, на которые Саша выложила обе пиццы.
– Мангоджерри, – пробормотал Бобби.
– Это имя из книги стихов о кошках, – пояснил я.
– Чересчур претенциозно, – поморщился Бобби.
– А по-моему, очень забавно, – не согласилась с ним Саша.
– Пушистик – вот имя для кошки, – не сдавался Бобби.
Поднялся ветер, завертел флюгер на крыше, засвистел в стрехах. Мне почудилось, что в отдалении раздались безумные крики наших врагов.
Бобби опустил руку вниз и поправил ружье, стоявшее под столом рядом с его стулом.
– Пушок или Мурзик, – сказал он. – Вот нормальные кошачьи имена.
С помощью ножа и вилки Саша отрезала кусочек от пиццы с пепперони и отложила его в сторонку, чтобы он остывал. Это была порция Орсона Тут же прибежал он сам, держа в зубах черный ботинок, и положил его на колени Бобби. Ботинок был на левую ногу.
Бобби встал, подошел к мусорному ведру и бросил ботинок туда.
– Не сочти, что я брезгую твоими слюнями или считаю, что ты изжевал туфлю, – обратился он к Орсону. – Просто я больше никогда в жизни не собираюсь надевать ботинки.
Я вспомнил квитанцию на покупку «глока» из оружейного магазина Тора, которую прошлой ночью обнаружил на своей постели вместе с оружием. Тогда она показалась мне влажной и с какими-то странными отметинами. Так вот что это было. Слюна и отметины от зубов. Значит, это Орсон принес пистолет моего отца и положил туда, где я наверняка нашел бы его.
Бобби вернулся к столу, сел и уставился на собаку.
– Ну, что скажешь? – осведомился я.
– По поводу чего?
– Сам знаешь.
– Я обязательно должен это сказать?
– Да.
Бобби вздохнул.
– У меня такое чувство, будто мне в черепушку засунули здоровенный шланг, высосали мозги и спустили их в толчок.
– Он потрясен тобой, – перевел я фразу Бобби для Орсона.
Саша помахивала кистью руки над кусочком пиццы, предназначенным для Орсона. Она боялась, что горячий сыр прилипнет к небу собаки и обожжет его.
Убедившись, что угощение остыло, она положила его в картонную тарелку и поставила ее на пол.
Орсон принялся радостно молотить хвостом по ножке стула, рядом с которым сидел, доказывая тем самым, что высокий интеллект необязательно сочетается с умением вести себя за столом.
– Барсик, – произнес Бобби. – Простое хорошее имя. Вполне кошачье. Барсик.
Мы ели пиццу, запивая ее холодным пивом, а я тем временем в тусклом свете свечей одну за другой читал исписанные рукой отца желтые страницы, вырванные из блокнота. Это был подробный рассказ о работах, которые велись в Форт-Уиверне, о том, как непредсказуемо стали разворачиваться события, обернувшиеся в итоге катастрофой, о том, насколько глубоко была вовлечена во все это моя мать. Отец не был ученым и всего лишь по-дилетантски пересказывал то, что узнал от мамы, но все равно в этих оставленных для меня записках содержалось огромное количество информации.
– Маленький мальчик-разносчик, – пробормотал я. – Именно так ответил прошлой ночью Льюис Стивенсон, когда я спросил, что заставило его так неузнаваемо измениться. Маленький мальчик-разносчик, который останется в живых. Он имел в виду ретровирус.