Пока Саша занималась с огнетушителями, мы с Бобби сидели на кухне и заряжали оружие. Делали мы это, опустив руки ниже уровня стола – на тот случай, если обезьянья мафия незаметно подглядывает за нами через окна. Саша купила три запасные обоймы для «глока» и три скоростных патронозарядника для своего револьвера. Сейчас мы набивали их патронами.

– После того как вчера вечером я ушел от тебя, я посетил Рузвельта Фроста.

Бобби взглянул на меня исподлобья.

– И у них с Орсоном состоялась дружеская беседа?

– Рузвельт пытался разговорить Орсона, но тот не захотел. Но там еще была кошка, которую звали Мангоджерри.

– Ну конечно, – сухо ответил Бобби.

– Кошка сказала, что люди из Форт-Уиверна хотят, чтобы я бросил все это, не стоял у них на пути.

– Ты лично говорил с кошкой?

– Нет, ее слова передал мне Рузвельт.

– Тогда все ясно.

– По словам кошки, они собираются сделать мне серьезное предупреждение. Если я не перестану совать нос в их дела, они намерены убивать моих друзей – одного за другим, покуда я не перестану им мешать.

– Значит, они намерены убить меня только для того, чтобы сделать тебе предупреждение?

– Так решили они, а не я.

– А почему бы им не начать прямо с тебя? К чему весь этот символизм?

– Рузвельт говорит, что они меня почитают.

– Кто ж тебя не почитает!

Даже обезьяны не заставили его полностью отказаться от привычного скепсиса по поводу очеловечивания животных. Однако сарказм его явно поубавился.

– А сразу же после того, как я покинул «Ностромо», я получил именно то предупреждение, о котором говорила кошка.

Я рассказал Бобби про шефа полиции Стивенсона, и он спросил:

– Стивенсон собирался убить Орсона?

Орсон, находившийся на боевом посту возле коробок с пиццей, заскулил, подтверждая правдивость моих слов.

– Значит, ты застрелил шерифа.

– Он был шефом полиции.

– Ты убил шерифа, – настаивал Бобби.

В свое время он был горячим поклонником произведений Эрика Клэптона, так что я понимал, почему подобная формулировка была ему больше по душе.

– Ладно, пусть будет по-твоему. Я застрелил шерифа, но я не тронул его заместителя.

– Ты опасный тип. Теперь я с тебя глаз не спущу.

Бобби закончил с зарядниками и сунул их в кожаный футляр, приобретенный Сашей специально для этой цели.

– Экая у тебя рубашка! – сказал я.

На Бобби была надета необычная гавайская рубаха с длинными рукавами и тропическим буйством оранжевых, красных и зеленых оттенков.

– «Швейная компания Камехамеха». Примерно пятидесятый год.

В кухню вошла Саша и включила духовку одной из двух стоявших здесь плит, чтобы разогреть пиццу.

– А потом я поджег патрульную машину, чтобы замести следы, – продолжал я свой рассказ.

– С чем пицца? – обратился Бобби к Саше.

– Одна – с пепперони, а другая – с ветчиной и луком.

– Бобби носит рубашки с чужого плеча, – сообщил я Саше. – Сэконд-хенд.

– Антик, – поправил он меня.

– В общем, после того как я взорвал полицейскую машину, я отправился к Святой Бернадетте и влез в дом священника.

– Проникновение со взломом?

– Нет, через незапертое окно.

– Ага, значит, просто незаконное проникновение, – констатировал он.

Закончив снаряжать запасные обоймы для «глока», я задумчиво проговорил:

– Поношенная рубашка и антикварная рубашка – не все ли равно? По-моему, одно и то же?

– Поношенная стоит дешево, а антикварная – дорого, – пояснила Саша.

– Это произведение искусства, – сообщил Бобби, протягивая Саше футляр с зарядниками. – Держи. Это для твоей артиллерии.

Саша взяла футляр с боеприпасами и пристегнула его к поясу.

– Сестра отца Тома работала с моей мамой, – сказал я.

– Сумасшедшие ученые, взорвавшие мир? – спросил Бобби.

– Взрывчатка тут ни при чем. Но теперь она тоже заражена.

– Заражена. – Бобби скорчил гримасу. – Ты уверен, что мы должны все это выслушивать?

– Да. Правда, это довольно сложно. Генетика.

– Заумные штуки. Скукота.

– Только не в данной ситуации.

Далеко в океане яркий пульсирующий зигзаг молнии разорвал черное небо, а вслед за этим до нашего слуха докатился низкий рокот грома.

Саша купила еще и кожаный патронташ для охотников на уток и любителей стрелять по тарелочкам.

Бобби принялся засовывать ружейные патроны в предназначенные для них отверстия.

– Отец Том тоже заражен, – сказал я, засовывая запасную обойму в нагрудный карман рубашки.

– А ты заражен? – поинтересовался Бобби.

– Возможно. Мама была заражена. И отец тоже.

– Каким образом передается эта хреновина?

– Через физиологические жидкости, – ответил я, ставя еще две обоймы на стол позади толстых красных свечей, чтобы они были не видны из окон. – А может, и другими путями.

Бобби испытующе посмотрел на Сашу, которая выкладывала обе пиццы на противни. Она пожала плечами.

– Если Крис заражен, значит, и я тоже.

– Мы целый год держались за руки, – поддакнул я.

– Если боишься есть с нами, можешь взять себе персональную пиццу, – заметила Саша.

– Да нет. Чересчур хлопотно. Валяйте заражайте меня.

Я закрыл коробку с боеприпасами и поставил ее на пол. «Глок» по-прежнему находился в кармане куртки, которая висела на спинке стула.

Саша продолжала возиться с ужином, я же посмотрел на пса и сказал:

– А вот Орсон наверняка не заражен. Он может быть просто носителем или что-то в этом роде.

Перекатывая через костяшки пальцев ружейный патрон наподобие фокусника, играющего с монетой, Бобби спросил:

– И когда же у больного начинается понос?

– Это нельзя назвать болезнью в обычном смысле, – покачал я головой. – Скорее неким процессом.

В небе снова блеснула молния. Зрелище было прекрасным и слишком коротким, чтобы причинить ущерб моим глазам.

– Процесс, – недоуменно повторил Бобби.

– Человек не болеет. Он… ну, просто меняется.

Засунув противни с пиццей в духовку, Саша осведомилась у Бобби:

– И кто же носил эту рубашку до тебя?

– В пятидесятые годы? Откуда же мне знать!

– А динозавры тогда жили? – поинтересовался я.

– Были, но не очень много.

– Из чего она сделана? – не унималась Саша.

– Искусственный шелк.

– Она отлично сохранилась.

– Рубашки вроде этой не занашивают, – торжественно заявил Бобби. – Их берегут. Перед ними благоговеют.

Подойдя к холодильнику, я достал по бутылке «Короны» для каждого из нас, за исключением Орсона. Конечно, от одной бутылки пива пес не опьянеет, но нынче ночью ему понадобится абсолютно ясная голова. А вот нам, двуногим, было необходимо выпить, чтобы успокоить нервы и придать себе чуть больше смелости.

В тот момент, когда я стоял возле мойки, открывая бутылки с пивом, небо снова прорезала молния, и в этой короткой вспышке я увидел три согнувшиеся фигуры, перебегавшие от одной дюны к другой.

– Они пришли, – сказал я, подходя с бутылками к столу.

– Им всегда поначалу нужно время, чтобы набраться наглости, – откликнулся Бобби.

– Надеюсь, они дадут нам возможность поужинать.

– А то я просто умираю от голода, – пожаловалась Саша.

– Ну ладно, так каковы же симптомы этой «неболезни»? Или как ты его называешь – процесса? – спросил Бобби. – Во что мы в итоге превратимся – в сучковатые обрубки, поросшие мхом?

– У некоторых происходит психологическая деградация, как случилось со Стивенсоном, – начал объяснять я. – Другие меняются физически – в большей или меньшей степени. Вот, собственно, и все, что мне известно. Но, похоже, в каждом отдельном случае это проявляется по-разному. Возможно, некоторые люди вообще не меняются, по крайней мере внешне, а другие превращаются во что-то совершенно иное.

Саша восхищенно прикоснулась пальцем к рукаву рубашки Бобби.

– Знаешь, что это за рисунок? – похвастался он. – Фрагмент настенного панно Юджина Сэвиджа «Пир на острове».