Маша зажмурилась, вытаскивая из бастовавшей памяти следующее «интеллигентское» словечко. На этот раз она нашла его довольно быстро. Радостно улыбнулась и выпалила:
—Та-ак эротично!
Петя крякнул от изумления: ничего подобного он о собственных веснушках не слышал.
Маша гордо подумала: «Ванька бы сказал — заводит. Или — потрясно. Или… Нет, не буду. Я, как интеллигентная девушка, и слов-то таких знать не должна.»
Нужно признать, решение стать интеллигентной девицей прилично осложняло Маше Епифанцевой жизнь. И если бы не редкостное упрямство, Маша давно бы на него наплевала.
Плюнуть и забыть мешали два фактора. Первый — новая подруга Ольга Зимина. Вернее, Лелька. Имени «Ольга» ее недавняя знакомая категорически не признавала.
Лелька оказалась живым олицетворением нехитрой Машиной мечты. Нежная, непредсказуемая, образованная, с богатейшим словарным запасом и неуемной фантазией, воспринимающая жизнь как интересную игру…
Мужчины терялись рядом с ней, самые грубые вдруг пытались вести себя по джентельменски — порой они слова-то этого не знали — вот только Лелька их не замечала. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не замечала.
О-о-о, если бы Маша могла хотя бы приблизиться к своему идеалу!
Машины губы дрогнули в едва заметной улыбке: Ванька, таракан рыжий, у нее бы по струнке ходил. Кофе в постель подавал бы. К ручке бы Машиной прикладывался. И лепетал бы робко: «Я не помешаю?» Или — «Машенька, не желаешь ли…» «Не разрешишь ли…» «Я таю от твоего взгляда…» «Я умру, если ты не…»
Забыл бы наконец свое мещанское «Машуня». И перестал бы распоряжаться ею, как рабыней. Ревновать, драться и орать непристойности.
Может, даже похудел бы? Снял бы дурацкие золотые коронки? Отучился бы сплевывать сквозь зубы? Перешел бы с плебейской водки на благородный коньяк?
Второй фактор — столь любимые Машей женские романы.
В них княгини, графини, баронессы, виконтессы, просто дамы и незамужние барышни потрясали бедную Машу своей утонченностью. Манерами, деликатностью, оторванностью от жизни наконец.
А как они говорили?! Нет, изъяснялись!
Маше никогда так не научиться.
Впрочем, она старалась. Зубрила наизусть длиннющие выражения, от которых у Ваньки, таракана рыжего, глазки ползли к переносице и перехватывало дыхание. А старые подруги бледнели от зависти и глупо шевелили губами, не в силах запомнить.
Да Маша может и сейчас… Запросто!
Кстати, заодно и проверит, как действует на мужчин по-настоящему интеллигентная речь. И аристократические манеры.
Маша покосилась на своего спутника и приняла «нужную» осанку. Именно так в любимых книгах обучали держаться благородных девиц. Выпрямила спину, развернула плечи, задрала подбородок, опустила ресницы и старательно засеменила.
Сейчас Маша вытрясет из рыжего задохлика всю правду! Он у нее и понять не успеет, на каком свете, как расколется.
Ишь, оцепенел, кролик ушастый. Глазками замерцал, копытцами забил, ну, погоди…
Маша жеманно облизнула пухлые губки, сделала шаг еще мельче — теперь они с Ягудиным вообще едва двигались — и ласково пропела:
—Петенька, друг сердешный, вы не расскажете мне, что происходит?
«Друг сердешный» сбился с шага и едва не упустил круглый Машенькин локоток. Поспешно извинился и косноязычно пообещал ответить на все вопросы.
Маша недовольно сдвинула тонкие брови. Она считала, что время задавать вопросы еще не пришло. Вот позже, когда этот слабовольный тип запутается в показаниях — другое дело.
Маша укоризненно сказала:
—Вы меня неправильно поняли. Я хочу услышать э-э… вашу трактовку событий!
Слегка вздернутый Машин носик непроизвольно задрался выше, так понравилась ей последняя фраза. Маша даже пожалела, что ее не слышит Лелька. Или хотя бы Ванька. То-то запрыгал бы, таракан рыжий!
Пока запрыгал не Ванька, муж единственный, а ее хилый спутник. Запнулся на ровном месте и едва не упал. Видимо, тоже не часто слышал такую изысканную речь.
Маша покосилась на него более милостиво и перевела:
—Я имею в виду эту неделю в доме Борщевской. И ряд неприятностей, случившийся э-э… с Тамарой.
Маша мысленно поздравила себя. Она едва по инерции не назвала Томку «серой мышью»! Дурная привычка, от которой нужно срочно избавляться. Лелька, например, никогда не позволит себе унизить другого. Это… это не…
Маша так и не смогла подобрать нужного слова, хотя оно и вертелось где-то рядом, на краю сознания. Помрачнела и уже совсем не ласково посмотрела на спутника.
Петя откашлялся и пробормотал:
—Да, вашей подруге не слишком повезло…
—Она не моя подруга! — оскорблено воскликнула Маша. — Моя подруга — Лелька. А Тамара — просто ее младшая сестра.
—Да-да, я так и понял.
—Вот и рассказывайте!
—Но…
—Без «но»!
Петя тяжело вздохнул. Маша ободряюще улыбнулась. Ягудин нерешительно начал:
—Понимаете, в ванной Софи раньше была прикреплена полка. На ней стояла лампа, обычная, настольная. Очень удобно, кстати, для тех, кто любит почитать, лежа в воде. Вот Тамаре и захотелось…
Петя замялся. Маша потянула его к ближайшему скверу. Там стояли скамейки.
Не вести же ей расследование на ходу!
Села Маша так, чтобы Петя обязательно заметил, какие у нее длинные и стройные ножки. И одобрительно кивнула, когда взгляд Ягудина послушно приклеился к ее коленям. Не зря она выбрала короткую шелковую юбочку!
Маша одобряла здоровые инстинкты. У мужчин, само собой. Они облегчали ей жизнь.
Однако новый знакомый слишком увлекся. Его уши снова запылали, а редкие волосы на висках повлажнели от внезапно выступившего пота. Маше пришлось осторожно похлопать его по руке и поторопить:
—Так что же Тамаре захотелось?
Петя гулко сглотнул, с трудом поднял глаза на Машино лицо и продолжил:
—Захотелось принять ванну. С книжкой. Даже… даже с тремя!
Последнее сообщение неожиданно заинтересовало Машу. Она с любопытством спросила:
—И какие книги она потащила с собой? Конечно, женские романы?
Ягудин растерянно заморгал. Маша хмыкнула: сейчас он еще больше походил на кролика. Короткие рыжие ресницы, голубые глазки, торчащие уши и крупные зубы.
—П-почему — женские романы?
—А что же?
—Ну… Я все не помню, если честно. Но я потом помогал просушить…
—Ах, Петенька, вы испытываете мое терпение!
«Петенька» покраснел. Маша с досадой бросила:
—Вы, право, слишком медлительны!
Она мысленно поаплодировала себе: до сих пор не вышла из образа.
Петя виновато сказал:
—Я просто пытаюсь вспомнить. Это ведь давно случилось…
—Давно?!
—Относительно.
Удивительные Машины глаза потемнели, и Петя невольно восхитился: такого пронзительного зеленого цвета он не видел даже в природе. Разве что первая трава сразу после дождя примерно такого оттенка. Или мягкие иглы лиственницы ранней весной.
Ягудин помотал головой — ну и бред — и поспешно воскликнул:
—Одна из книг — «Мастер и Маргарита»!
«Ага,— удовлетворенно подумала Маша,— все-таки женский роман. Про Маргариту. Надо бы самой найти и прочесть. Так и знала, что Томка ими увлекается.»
—Вторая, кажется, стихи Цветаевой, если я ничего не путаю. А третья… Что-то из классики. Гоголь, может быть. Или Чехов?
Стихи неведомой Цветаевой вкупе с классикой заставили Машу раздраженно поморщиться: эта мышь серая, оказывается, не так уж проста! Что ж до сих пор не замужем?
Ягудин пожал плечами.
—Не знаю толком, что там произошло. Наверное, полочка давно держалась на честном слове. Во всяком случае, трех книг она не выдержала. Упала в воду. Вместе с лампой. И книгами.
Маша ахнула. Петя осторожно дотронулся до Машиных пальцев.
—Тамаре очень повезло. Она не успела залезть в ванну. Поэтому отделалась легким испугом. Как и мы все.
—Все — это кто?
—Все — это все. Включая ребенка и собаку. Мы подбежали к ванной, когда выключился свет.
—А почему именно к ванной? Вы что, знали куда бежать?
