— Я буду через двадцать минут, Федот, не гони коней! — Рыкнул он в трубку, садясь в машину.

— «То ли леший нынче рьян, то ли воздух нынче пьян». Ты чего бесишься, Боров? — Задумчиво протянул друг.

— Отвали, а.

— Да, я, собственно, не ради лафы побазарить с тобой звоню. — Хмыкнул Федот. — У меня тут Лысый нарисовался. — Друг замолчал.

— И что? — Бруцкий ощутил какое-то пакостное жжение в желудке, будто самогонку вместо нормальной водки тяпнул. А ведь, вообще, еще не пил.

— Он про гроб интересуется. Не поможем ли мы организовать. — Федот замолчал.

Молчал и Вячеслав, не уверенный, что правильно понял.

— «Что молчишь, мил друг Федот, Как воды набрамши в рот?..»

— Заткнись, бл…! Про какой-такой гроб? — Он даже растерялся на секунду. — Если этот урод с ней что-то сделал… — С накатившим бешенством зарычал он.

— Уймись, Боров. Я, ведь, ни слова о твоей девке не сказал. — То ли Федот успел набраться, то ли здорово забавлялся над его реакцией.

— Она на меня работает! Я тебе уже объяснял! — Проорал он так, что будь на улице, в окрестных домах бы услышали.

— Ага, я понял. Потому и позвонил, что она… работает. И ты пристрелишь ее лучше. — Федот хмыкнул. — Я помню.

— Я тебя щас пристрелю! Приеду, и пристрелю. Ты мне внятно объяснить можешь? — Боруцкий понимал, что закипает. И что зря, понимал. А утихомирить себя не мог.

— Да, я сам не понял. — Наконец, определенно довольный собой, вздохнул Федот. — Проблемы какие-то у девчонки этой дома. Лысый тут ураганом пронесся, и обратно к ней пожал.

Еще раз выругавшись, Вячеслав нажал на отбой, ничего уже не объясняя Федоту, тот и так напридумывал себе невесть чего. И выехал с парковки. Правда, двинулся он совсем не к ночному клубу.

Когда он поднялся на ее этаж, двери квартиры Бусины были приоткрыты, а на лестничной площадке, определенно, только выйдя из этих самых дверей, стояла пожилая женщина в стареньком халате. Бабка утирала со щек слезы.

Борову что-то, стало совсем хреново.

И от того, что он не понимал, что делает здесь. И от того, что внутри притаился страх и беспокойство, которого там не должно было быть. Точно Семен его паленой водкой траванул, не иначе.

— Вы к кому? — Несмотря на слезы, бабка тут же осмотрела его подозрительным взглядом.

И замерла на пороге, не давая ему проходу.

Хотелось рыкнуть, что не ее собачье дело. Но он сдержался.

— Сюда. — С угрозой произнес он, кивнув на двери за ее спиной.

— А вы кто такой? — И даже плечи расправила, словно собой собралась от него двери прикрывать. — Я вас здесь, что-то не видела? Вы покойной кем приходитесь?

— Я к… Агнии. — Ему потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить ее настоящее имя. И Вячеслав очень надеялся, что он, как раз, не к покойной.

— Что вам от девочки надо? Вы кто? — Не отступалась тетка.

Смелая, зараза. Глупая. Но смелая. Он же ее одной рукой удавить может. И удавит ведь, если она не отступит. А она, наверняка, видит это в его лице, а все равно на дверях стоит.

— Я… — Он хрустнул пальцами. — Я знакомый ее родителей. Типа, присматриваю за ней.

Бабка вытянула губы. Он, похоже, не тянул на тех, с кем корешались родные Бусины. Ну и хер с ними всеми. Достало его. Он уже двинулся вперед, нависнув над бабкой, когда дверь открылась, и на пороге возник Лысый.

Ну, слава тебе Господи.

— Вячеслав Генрихович! — Заголосил пацан с явным облегчением, написанным на лице. — Хорошо, что вы пришли. Я не знаю, чегой мне делать-то!

И тут бабка, отчего-то, расслабилась.

— Так вы — Вячеслав Генрихович? — Даже обрадовалась она. — Крестный Агнии? Она рассказывала, и мне, и людям из соц. службы про вас, и что вы деньгами им с Марьей Ивановной помогаете. Я соседка их, Алина Дмитриевна, из сорок первой. — Бабка махнула в сторону двери, располагающейся слева.

Крестный. Инте-р-р-р-есно, мать его так! Ну и, ладно, в принципе, сейчас, не суть важно.

— Да. Крестный. — Кивнул он, так поняв, что упомянутая Марья Ивановна и была той покойницей, про которую его спрашивали вначале. Теперь бы определиться, кем она малявке приходится.

— Хорошо. Девочке сейчас так помощь нужна. Я позвонила в ритуальную службу. Но вы же сами знаете, это теперь таких денег стоит. — Бабка со вздохом покачала головой. — Бедная девочка. Какой кошмар. Только родителей потеряла. А теперь вот… — Она снова начала плакать и утирать слезы.

Оттеснив бабку, он прошел в коридор, заметив удивление на морде Лысого. Ну, елки-палки!

— А вы, это. Вячеслав Генрихович, — прикрыв двери за бабкой, но, не запирая те на замок, как и велела традиция, пацан поплелся за ним хвостом. — Чего ж сразу мне не сказали, что она крестница ваша? Я б ее ни в жисть не тронул! И глаз бы с нее не спускал, ни днем, ни ночью. Вот, зуб даю, Вячеслав Генрихович. Падлой буду!

Очень хотелось врезать Лысому.

Вот он, просто, можно сказать, об этом и мечтал, крестным Бусины стать. Особенно по ночам, когда со стояком просыпался. Но сейчас, так, даже лучше, наверное. Меньше будут думать, с какой-такой радости, он к какой-то шмакодявке примчался.

Потому, вместо того, чтоб ударить Лысого, Боруцкий осмотрелся. В квартире было темно. Свет горел только за одной дверью, где, похоже, находилась кухня.

— Лысый, а ты мне кто, чтоб я тебе, как на чистосердечном, во всем признавался? — Боруцкий зыркнул на пацана через плечо.

Тот стушевался.

— Кто помер-то? — Поинтересовался он.

— Бабка ее, ну эта, чокнутая. — Лысый шмыгнул носом. — Там она. — Он кивнул головой в сторону какой-то двери в темном коридоре.

— А Бусина где? — Продолжая осматриваться, уточнил Вячеслав.

— На кухне, Вячеслав Генрихович. Она, того, приторможенная какая-то. — Понизив голос, прошипел парень.

Если ее бабка померла, то это и неудивительно. Кто угодно с катушек слетит, потеряв за полгода всех родных. Тем более пятнадцатилетняя девчонка.

Как был, в туфлях и пальто, Боруцкий пошел в сторону кухни. Хорошо, хоть ковров на полу не наблюдалось.

Девчонка даже не удивилась его приходу. Подняла голову, глянула пустыми глазами, и снова уронила лицо на ладони, как сидела до этого. Будто и не узнала. И огонька того, с которым она всегда ему в глаза смотрела, упертого и любопытного — не было.

Во рту, почему-то, стало противно горько и кисло.

— Видите? — Снова зашипел рядом Лысый.

Он видел.

— Эй, Бусина. — Боруцкий подошел и наклонился, потормошив ее за плечо. — Давай, не кисни. Я понимаю, что, капец, как тяжело, но сейчас разберемся. Организуем все. Слышишь?

Она не отреагировала.

— Так. — Боруцкий выпрямился.

Можно было, конечно, дать девчонке пару оплеух, чтоб в чувство привести. Но как-то, не хотелось пока. Оглянувшись, он подошел к шкафчикам, висевшим на стене, похлопал дверцами, рассматривая содержимое. Разочарованно цокнул языком.

— Слышь, Лысый. — Кликнул он пацана, так и мнущегося в дверях. — Сгоняй за водкой. Тут магазин недалеко, за поворотом. Только нормальной, какой-то возьми.

Пацан кивнул и мигом исчез.

А Боруцкий, еще раз глянул на светлую макушку девчонки и достал мобилку.

— Федот? Слушай, у нас же гробовщики есть свои, вроде?

— Че, все-таки гроб кому-то нужен? — Хмыкнул друг.

— Бабка у нее того. Сам понимаешь. — Тихо ответил Боров, продолжая буравить взглядом склоненную на стол голову Бусины.

— Я сейчас позвоню, подгоню кого-то, адрес дашь?

Боруцкий продиктовал.

— Тебе там помощь не нужна? — После некоторой паузы поинтересовался Федот, к счастью, без своих любимых цитат.

— Разгребусь, думаю.

— Ну, смотри. — Друг отключился.

«Смотри». Так он это и делает — стоит и смотрит. Только толку от этого, что-то, никакого нет. И где это Лысого носит, спрашивается? Тут до магазина три минут бегом.

Боруцкий вздохнул, снял пальто, бросив на ближайшую табуретку. Вытянул пистолет. Подумал, и отложил тот подальше от Бусины. Мало ли, чего ей в таком состоянии может в голову стукнуть? Скрестил руки на груди и принялся ждать Лысого.