Боруцкий на секунду замер. Словно застыв, вдруг испугавшись того, что может увидеть в ее глазах — осуждение или ненависть, из-за всего, что ей довелось вытерпеть по его вине. Однако, несмотря на весь свой страх, заставил тело двигаться дальше. Он должен ее вытащить несмотря ни на что. И ни в чем не посмеет упрекнуть, возненавидь Агния его. Но потом, потом, а сначала спасет.

Она умолкла, глядя на него своими огромными глазищами, казалось, вытягивающими из Вячеслава всю душу.

Музыканты, не поняв, что произошло, продолжали играть.

А Агния, опустив руку, похоже, забыв о том, что держит в той микрофон, зажмурилась, и тут же, вновь распахнула глаза. Впилась в него взглядом.

Вячеславу осталось преодолеть два шага.

Уже все обратили внимание, что что-то, явно неладно.

И тут его Бусинка поднялась, и неуверенно, на нетвердых ногах шагнула в его сторону.

— Вячек? — Он даже не услышал этого шепота, прочитал у жены по губам свое имя, полное неверия, непонимания, и дикой, безрассудной надежды, вдруг вспыхнувшей в глазах.

Вопреки тому, что знала, что вытерпела.

Губы Агнии задрожали, и она сделала еще шаг навстречу ему.

— Вячек? — Она часто-часто заморгала, словно собиралась заплакать.

Только он уже подошел впритык, и впервые за этот проклятый, адский год, обнял, на один миг стиснул жену, прижимая к себе. У них не было времени. Совсем. Он и так в край обнаглел.

— Только не плачь. — Прошептал он ей в ухо, без остановки развернув, и начав подталкивать Агнию в сторону выхода.

Ничего не понимающие слушатели расступались, освобождая им дорогу. Большинство, похоже, решили, что Агнии стало плохо, и он просто помогает выйти певице. Люди Шамалко еще не сориентировались, но уже засуетились у стен.

— Только не плачь, Бусинка. Сейчас выйдем, доберемся до вокзала. Ты должна собраться и держаться. А потом, потом все можно будет. Обещаю. — Прошептал ей Вячеслав.

И, не сдержавшись, на секунду прижался к ее лицу — лбом, щекой, губами, испытывая нечто, сродни ожогу от этого касания. Не физическое жжение, а горение внутри, в душе.

Она продолжала смотреть на него широко открытыми глазами, даже не моргала. Но и не спорила. Словно заводная кукла, послушно шла, торопливо переставляя ноги.

Агния была в шоке. Он это понимал, но и сделать пока ничего не мог. Однако когда Вячеслав прижался к ее губам своими, в коротком, ничтожно коротком поцелуе, Агния вздрогнула всем телом, так тесно сейчас прижатом к его. И вцепилась в его руку не то, что пальцами, ногтями, почти раздирая кожу. На здоровье, если это ей чем-то поможет.

Он выскочил в коридор, увлекая ее за собой.

Еще утром, впервые встретившись с Шамалко после всего на правах парламентария Соболева, Вячеслав поставил Виктору ультиматум, что заберёт жену. Тот не был согласен. Но оба понимали, что нынче Виктор заинтересован в сотрудничестве, считая, что имеет шанс заручиться поддержкой сильного игрока, которого Боруцкий представлял.

Шамалко обозлил этот ультиматум. Но Боров практически не сомневался, что сейчас, когда его люди сообщат Виктору о том, что происходит, он велит тем не лезть. К тому же, этот гад и так успел натворить вволю. Одни наркотики чего стоят. Ему, Боруцкому месть, пинок, что Шамалко все помнит. И вот, на, получи, против чего с ним, Виктором спорил…

— Не уходи. — Вдруг тихо, но так надрывно простонала Агния, спрятав лицо у него на плече. — Только не уходи. Даже, если это всего лишь моя галлюцинация, и они опять что-то подсыпали. Не хочу, чтобы ты уходил! — В конце она почти крикнула. Отчаянно, безнадежно.

— Тсс. Я не уйду. Только с тобой. — Попытался успокоить ее Вячеслав, уже спускаясь по ступеням, ведущим к выходу.

За их спинами начали раздаваться выкрики. Похоже, охрана, наконец-то, осознала, что все идет как-то неправильно.

— Я живой, Бусинка. Настоящий. — Он мельком глянул ей в лицо.

Агния не поверила. Он видел это в ее большущих серо-зеленых глазах, все уверенней наполняющихся слезами. Но она, все равно, послушно, торопливо шла за ним, ничего больше не спрашивая.

— Не плачь, Бусинка, пожалуйста. — Вячеслав скривился, ощущая реальную боль, словно его пнули в живот. — Только не плачь.

— Не плачу. — С покорностью кивнула она, лишь усилив это болезненное ощущение, раздирающее его изнутри похлеще кислоты.

Они оказались на улице, в темноте, освещенной фонарями только у самого входа в здание. Вячеслав резко махнул рукой, второй удерживая Агнию, ощущая, что жена начинает оседать, почти падая на землю. Подхватив на себя весь вес ее тела, он нырнул внутрь подкатившего автомобиля.

— На вокзал! — Рыкнул он водителю, поняв, что Агния отключается.

Что ж, его внезапное появление, точно, оказалось слишком большим испытанием для ее психики. Но она все равно держалась. По правде сказать, давя ее сознание своими приказами после такого появления, он и не рассчитывал, что она сама доберется до выхода. Его Бусинка — невероятная женщина. Единственная, которая всегда умудрялась сбивать его с толку. Единственная, которая была жизненно необходима ему.

Благодаря тому, что ночью дороги становились куда свободней, до вокзала машина доехала быстро. Бросив водителю сотню, Вячеслав вывел Бусинку из машины, поддерживая, крепко обхватив одной рукой за талию. Второй он сжимал рукоять пистолета в кармане. Несмотря на почти твердую уверенность в стратегии поведения Шамалко в этой ситуации, он не собирался расслабляться. Не сейчас. Один раз его и дома достали, что уж про столицу говорить.

Агния послушно делала то, к чему он ее подталкивал. И не в обмороке, вроде, при сознании. И в тоже время, Вячеслав ясно видел, что его жена в какой-то прострации, и сама мало понимает, что происходит, и куда они идут. Единственное, что его Бусинка делало более-менее осознанно, это едва ли не каждые пять секунд вскидывала голову, рассматривая его лицо. Будто, и правда, боялась, что он галлюцинация и может раствориться в воздухе в любую минуту. Только в туманных глазах, все равно, не было веры в правдивость того, что она видела. И еще, она продолжала держаться за него, дико крепко.

Наверное, они странно выглядели — он в смокинге, и его Бусинка в вечернем платье, при полном параде. Никакого багажа, да и на встречающих похожи мало. Однако, даже косо поглядывая на них через толстое стекло окошка, кассир быстро продала билеты. «На проходящий, стоянка в их городе — три минуты, и мест нет, только спальный», словно извиняясь, тараторила женщина.

Но Боруцкий только пожал плечами — какая разница? Выберутся, успеют, и что спальный — только лучше, что ж ему, Бусинку в таком состоянии еще в купе, полное народу тащить? Ага, счас. Главное, что этот поезд отправлялся через пять минут.

Они едва успели зайти в вагон, как состав тронулся. Проводница, уже определенно собирающаяся спать, без вопросов провела их к купе.

Его телефон зазвонил, когда они остановились у двери. Звонил Соболев.

Усадив Бусинку на один из топчанов, он велел проводнице принести горячего чая. Посмотрел на жену, игнорируя продолжающийся вызов. Мягко разжал ее пальцы, все еще сжимающие его руку. Поцеловал напряженную ладошку. Поднялся. И только потом нажал на прием. Но никуда не вышел, оставаясь все время в пределах прямой видимости Агнии.

— Да.

— Что ты там вытворил, что мне Шамалко ядом через трубку плюется? — С интересом и некоторой усмешкой, поинтересовался Соболев.

— Город на уши не ставил. — Тихо огрызнулся Боруцкий, намекая на недавний переполох, устроенный Константином, когда тот искал обидчика жены. — План, конечно, придется переиграть. Но…Я забрал свою жену. Все. — Он глянул через плечо на Агнию. Она ни на сантиметр не сдвинулась с места, куда он ее посадил. Только напряженно смотрела на него, и так сжимала руки, что кожа кистей побелела. — И, Соболь, не знаю, что у тебя за зуб на него — но Шамалко… — Он еще понизил голос. — Эта сука моя. Я лично убью его.