— Бусина, слышь, давай, ешь. Че, Лысый зря, че ли, мотался в город? Хоть булку съешь, — он подтолкнул в ее сторону пару сладких булок на тарелке.
Девчонка, встрепенувшаяся, когда он ее окликнул, опять уткнулась взглядом в свой чай. Кивнула и без всякого желания отломила пальцами кусочек. Курам на смех, блин. Этими крошками и воробья не накормишь, а она делает вид, что жует. Федот подозревал, что Боров не обрадуется, если его «Бусинка» хоть пару грамм потеряет в весе. Он помнил, с какой маниакальной настойчивостью друг следил за тем, чтоб девчонка всегда была накормлена. У Федота же с этим полный абзац — за сегодня она еще ничего толком не съела. Может, стоило отпустить ее в консерваторию? Развеялась бы девка. Боров насчет этого никаких конкретных указаний не оставил, и Федот решил перебдеть. Да и лень ему было торчать там, охраняя Бусину. В городе мелькать с ней, снова-таки. Это Лысый к ним был слабо привязан благодаря тому, что не особо в делах светился. Боров его сразу как приставил к малышке, так парень и таскался за ней. А морда Федота рядом с девчонкой на фоне сегодняшней ночной встречи могла бы и заинтересовать кого-то.
Он, кстати, был уверен, что это его решение приведет к скандалу. Но Бусина только выслушала его заявление, что пока лучше пересидеть, кивком выразила свое согласие и пошла в комнату, которую выбрала прошлым вечером. Честно говоря, Федот некоторое время недоумевал. Ну ладно раньше она сидела тихо, но теперь, уже полностью зная, что Боров и себя, и всех вокруг в бараний рог скрутит ради любого ее желания — Федот ожидал, что Бусина не преминет использовать свой статус и положение. Собственно, он ждал истерики начиная с того момента, как приехал вчера за ней под консерваторию. Причем, мог допустит, что скандалить она может по поводу любой мелочи: ужин не тот, дом не обжит, в глушь заехали, комнат мало, чтоб выбрать… Да мало ли причин, при желании, может найти девчонка, привыкшая, что такой мужик, как Боров, готов ей что угодно на блюдечке с золотой каемочкой принести? Че Федот не помнил, как Славка одернул его, когда он решил пошутить над ее глупым желанием научиться в бильярд играть? На кой ляд, спрашивается? «Бусинка попросила». И все, дискуссия закрыта, а за насмешки и шутки можно еще и в морду получить, он это по глазам Борова прекрасно видел. Вот и готов был к тому, что эти два дня ему придется капитально сдерживаться, чтобы не размазать девку по стенке.
А в итоге единственным их «трением» оказался вопрос хозяев дома. Умора, учитывая то, что дом был куплен и оформлен исключительно на Бусину. Да еще проблема уговорить ее поесть. При этом им с Лысым девчонка постоянно предлагала что-то разогреть или нарезать, или сварить даже. Пока сам Федот, растерявшись от такого мельтешения на нее не прикрикнул, чтоб Бусина села и успокоилась. Сесть-то она села, а вот успокоилась ли? Вряд ли.
— С ним ничего не случится?
Он сначала даже не понял, то ли это продолжение его размышлений, то ли Бусина и правда что-то прошептала. Девчонка низко склонилась над своей чашкой и по маленькому глоточку отпивала чай. Видно отреагировав на его внимание, она коротко глянула из-под бровей и снова опустила взгляд вниз.
— Все нормально будет? — повторила девчонка, принявшись ковырять пальцем краску на подоконнике, у которого они сидели, за неимением элементарной мебели.
Несколько табуреток Лысый сегодня купил, но стол, ясное дело, не тащил. Так что из того, на чем можно сидеть, в доме имелась еще только одна кровать, в комнате, которую они малявке выделили. Да диван в гостиной, на котором они с Лысым спали по очереди, пока второй стоял на стреме.
Нормально? И чего ей сказать? Нормально. Должно быть нормально. Если никому ничего в голову не ударит, Косячу тому же. Если все мозгами решать будут, а не за пушки хвататься, когда тех самых мозгов не хватает. Все должно было быть нормально по идее. Только и другого варианта никто из них не исключал. Потому Боров и поперся в Киев, не доверяя местным адвокатам и нотариусам, которых легче-легкого было бы прижать местным браткам. А Славка меньше всего хотел, чтобы в случае чего кто-то раньше времени узнал, кому именно он большую часть всего, что имел, переписал. Чтобы малявке больше не пришлось побираться и думать о деньгах.
— Нормально. — Он поднялся и потянулся за сигаретами. Хоть и помнил просьбу Борова не особо шмалить при девчонке. — Все с ним будет нормально.
— Честно? — еще тише, чем до этого, пробормотала малышка.
Ему че? Расписку ей дать? Или она его за базарную цыганку держит?
— Мы все для этого сделали, — резко бросил он и пошел во двор, подальше от этой малявки и всех ее вопросов.
— Мы тебе точно больше не нужны?
Вячеслав повернулся к Костылю, который вместе с Лешим стояли у машины и смотрели на него. Глубоко вдохнул прохладный ночной воздух. Снова глянул на пацанов, которых брал сегодня с собой вместо Федота, и покачал головой:
— Свободны, парни.
Те попрощались, разошлись по своим машинам. Боров проследил, как они уехали. А потом привалился к боку своего авто, закурил и уставился в темное небо, где сквозь облака где-нигде просматривались звезды.
Три часа ночи. Три часа. Блин.
Он вдруг выплюнул сигарету, жадно вдохнул и присел на корточки, с силой обхватив голову ладонями и прижав затылок пальцами.
Бл…! Обошлось. Не без того, что Косяч все-таки взбрыкнул. Не без того, что стволы достали, но ведь смог уладить! Смог утрясти! Сумел надавить, уболтать и прижать так, что все сыграли по его правилам и ушли довольные. И он, главное, был доволен.
Все. Теперь он не Боров. Теперь он — Боруцкий Вячеслав Генрихович. Депутат горсовета. И плевать, что выборы в местную власть только через три месяца. У него мандат уже гарантирован. И деньги уплачены.
Нет, конечно, самые козырные направления он оставил за собой, это все они с Мелешко еще раньше решили и утрясли. Да и свои «предприятия» Боров за собой оставил. Но в остальном… Че ему: своих магазинов, ночных клубов, заправок да ресторана не хватит? Да выше головы, если вместе с наркотой. Долбаться-не передолбаться. А остальным пусть теперь другие занимаются. Все.
Кровь бушевала внутри, подгоняемая адреналином, еще не успокоившись после «встречи».
Три часа ночи.
Вячеслав снова выпрямился и достал сигарету пальцами, которые подрагивали от напряжения последних трех часов. Все. Уладил. Можно ехать домой.
Другой, наверное, сейчас добрался бы до квартиры и завалился бы спать, без задних ног, учитывая то, что и предыдущую ночь почти не спал. Ну, или ушел бы в разгул, чтоб снять этот передоз адреналина внутри. А он хотел домой, к своей малышке. Может и тяпнет водки, чтоб немного попустило, но только после того, как ее обнимет.
Блин, Вячеслав так привык, что она рядом. Всю прошлую ночь вскидывался, нащупывая пистолет, от того, что чего-то не хватало, привычного уже и необходимого. Инстинкт срабатывал, прогоняя сон, ощущая отсутствие части себя. Самой родной и любимой части. Девочки его.
Отъехав от клуба, куда они с парнями приехали после встречи, он выехал на проспект. К дому, что он купил для Бусинки, можно было доехать минут за сорок. Это если машину пожалеть и ехать хорошей дорогой. Ему сейчас было плевать на машину, потому Вячеслав свернул к району комбинатов. Там, если знать проезд, держать приличную скорость и срезать через отвалы, а потом по проселочным — можно было добраться минут за пятнадцать.
Уже поворачивая в проезд, когда до дома оставалось метров двести, он набрал Федота, чтобы тот открыл ворота. Не хотелось будить Бусинку, а она наверняка спала в начале четвертого утра-то. У него аж шею ломило и плечи свело. И не от усталости после этих двух напряженных суток, а так сильно он ее хотел увидеть. Просто глянуть. Будить не будет, пусть поспит. Вячеслав надеялся, что хоть она-то в прошлую ночь не вскакивала каждые десять минут, а отдыхала. Потому как перед отъездом он своей Бусинке никакого продыху не дал. И понимал, что в конец выматывает, а расслабиться не мог. Его девочка ему настолько нужна была. Реально. И за прошедшие два дня он это еще четче понял. Странные конечно, выдались дни. Вроде напряга столько, и четкое понимание, по какому лезвию идешь. Шаг один не туда, и все, накроют тебя, пристрелят и на свалку отвезут. А в такой ситуации, как оказалось, все, кроме самого простого и до дикости очевидного и нужного на задний план отодвигается. Все вторичным становится, кроме понимания, ради чего ты на такой рожон прешь.