Он вернулся.

Он был страшен. Ничего человеческого в нём больше не осталось. Семьдесят килограммов перерождённой плоти и сто семьдесят лошадиных сил дикой ярости. Он даже двигался по-звериному, на четырёх конечностях. И двигался с такой скоростью, что казалось, бестий здесь как минимум две.

Выставив вперёд ружейный ствол, я прижался спиной к стене барака. Мурка молча скалилась рядом. Упырь тенью метнулся вверх, на миг прилип к потолку, а когда я выстрелил, оттолкнулся и полетел на нас. Это было почти красиво. Гигантская тварь с широко растопыренными лапами и разинутой пастью, несущаяся по воздуху со скоростью атакующего орла. Рассматривать такое зрелище в убогом мерцании горняцкого фонаря? Кощунство.

Локтем и ногой я ударил назад.

Гвозди я предусмотрительно вытащил ещё перед началом операции. Доски, которыми было заколочено окно, держались только на честном слове. Щит-ставня вывалился наружу. В барак хлынул утренний свет солнца.

Мы с Муркой прыснули в разные стороны. Вспыхнувший синеватым огнём упырь с пронзительным визгом вылетел в окно и упал на растрескавшийся асфальт тротуара.

Горел он недолго. Зато чадно, с треском и обилием искр.

Наружу мы вышли, как воспитанные господа, через дверь.

Добравшись до машины, я прежде всего разоружился и сбросил амуницию: шлем с фонарём, респиратор, японские доспехи для кэндо, сапоги. Потом напоил Мурку, умылся под переносным рукомойником и напился сам. И лишь после этого достал мобильник и позвонил. Ответили сразу.

— Александр Романович, — сказал я, — это Колун.

Идиотский псевдоним, по-настоящему идиотский. Но если судить о собственной физиономии объективно, то довольно точный. Не говоря уж о фамилии. Фамилия у меня Раскольник. Угадайте с двух попыток имя. Впрочем, достаточно и одной.

— Здравствуйте, Колун. Чем порадуете?

— Дело сделано, — сказал я. — Было семь штук, полный прайд. «Сержант», баба-«маркитантка» и пять «солдат» разного возраста. Все испарились. Высылайте уборщиков.

— Вы в порядке?

— В полном.

— Отлично. Гарантируете, что все чисто?

— На все сто.

— Принято. Уборщики выезжают. Благодарим, Родион. И погладьте за нас Мурку.

— Весь свет желает, чтоб меня всё-таки сожрали. Не упыри, так напарница, — сказал я. — Сами погладите при случае. Если руки не жалко.

Александр Романович довольно заржал и отсоединился.

— Пора мотать отсюда, — объявил я Мурке, побросал вещички в машину и сел за руль.

Росомаха устроилась по соседству, выставила башку в боковое окно. Требовать от неё пристегнуть ремень безопасности — совершенно бесперспективное занятие. Знаю по опыту.

Сладкая парочка — я и Мурка — картина ещё та. Крупный мужик с лицом, зверское выражение которого не способна облагородить даже шкиперская бородка, плюс росомаха. Считается, что приручить или выдрессировать росомаху невозможно в принципе. Это самый коварный, злобный и независимый хищник на свете, хуже гиен и ягуаров. Так оно и есть. Мурка — коварная, злая, не приручаемая. Да я никогда и не делал попыток приручить её или выдрессировать. Все гораздо проще. Или сложней, как посмотреть.

Мы дружим, сотрудничаем, мы целиком и полностью равны.

Началось все до банальности просто: я нашёл в лесу тяжело раненную росомаху. Другой бы бросил подыхать или добил, а я решил дать ей шанс. Сильное животное, по-своему красивое; редкое. Пусть со скверной репутацией, но ведь и моя собственная — не из тех, что ставят в пример подрастающему поколению. К тому же росомаха пострадала в явно неравной схватке. Кроме огнестрельной раны, на теле имелись множественные следы от зубов. Я решил, что погрызла её охотничья собака.

От потери крови будущая Мурка настолько ослабела, что не могла даже огрызнуться, когда я наскоро её бинтовал. Только приподнимала губу и еле слышно шипела. Наверное, ей казалось, что она скалится и грозно рычит. Закончив перевязку, я отвёз её домой, где знакомый ветеринар залатал её уже всерьёз. Собственно, он только извлёк картечины, наложил швы да обматерил меня за идею выходить зверюгу, которая непременно перегрызёт мне глотку, если выживет. Впрочем, он был уверен, что росомаха не выживет.

Она выжила. И, едва набравшись сил, сполна отплатила мне за милосердие и уход.

Тогда моя карьера истребителя упырей только начиналась. Был я хорош. Разъезжал на мотоцикле «Урал», в кожаном плаще, порыжевшем от времени, высоких шнурованных ботинках и танкистском шлеме. Волосы у меня были до лопаток, на боку казацкая шашка, а за поясом — двуствольный обрез. Ещё имелся топорик, закреплённый на правом бедре. С таким-то именем да без топора?

Меня не принимали в расчёт ни патриархи самих кровососов, ни те большие люди,которые следят за поголовьем «ночного племени». Обе стороны считали, что в самое ближайшее время Родю либо прикончат, либо инфицируют, покусав. Таких ухарей, решивших, что их святое предназначение — истреблять нежить, появляется ежегодно приличное количество. Причины у всех различные. Для кого месть, для кого идея, для кого желание экстремальных развлечений. Для многих — деньги. Сам я как раз из последних. С небольшой, бодрящей примесью идейности.

Будучи восторженным идиотом (тогда преобладало желание поразвлечься «на грани»), я натворил глупостей. Выбил прайд не полностью. И без того семейка была куцая, всего четыре члена, так я ещё умудрился проморгать маркитантку и «сержанта». Обитали упыри в единственной избёнке заброшенной деревни. Питались коровьей кровью: недалеко располагалась животноводческая ферма. Скотовод меня и нанял за какие-то смешные деньги.

В логово я вошёл в полдень, предварительно сорвав с окон ставни и выломав дверь. Без особого труда пристрелил двоих новобранцев, решил, что больше никого нету, и подпалил избу. Дом сгорел быстро, заодно с дворовыми постройками, на которые перекинулся пожар. А две твари в погребе уцелели. Бока им подкоптило, но это только добавило им злости. Они дождались ночи и, руководствуясь нюхом, помчались мстить. Войти в дом незваными упыри не могут, тут известное поверье справедливо… только вот спал я по летнему времени в гамаке, на свежем воздухе.

Разбудил меня громогласный вой и рык — это прикончившая обоих мстителей Мурка торжествовала победу. Впрочем, имени у неё тогда ещё не было.

Она осталась жить со мной. И охотиться. У неё с кровососами собственные счёты. Те рваные раны на боку были именно от вурдалачьих зубов — это я понял позже. Что же касается картечи… Патриархи почти никогда не пользуются на промысле клыками и когтями. Зато огнестрельным оружием — постоянно.

А кровь крупного лесного хищника является для них настоящим деликатесом.

Возле пересечения просёлка и шоссе я должен был встретить колонну уборщиков и показать им дорогу на объект, растолковать, что там да как. Одна из традиций, которую я не совсем понимаю. Можно подумать, уборщики спустились в наши края с облачка и без сопровождающего немедленно забредут в какое-нибудь болото. Однако так принято. А неписаные законы следует соблюдать, это притягивает удачу.

Доехал и стал ждать, наслаждаясь мягким сентябрьским теплом. Мурка, неприхотливое создание, перебралась на заднее сиденье и успела задремать.

Наконец показалась колонна. Впереди милицейский «бобик» с включённой мигалкой, за ним две пожарные машины. «Газель» с разнорабочими, два тягача: на платформах — гусеничный бульдозер и стенобитная машина с чугунным шаром. Потом колёсный экскаватор и самосвал. Замыкал колонну ещё один «бобик».

Я помахал рукой. Колонна стала.

— Здорово, орлы! — поприветствовал я вышедших ментов.

Один из парней мне уже встречался несколько раз. Сержант Ильясов — ему я пожал руку. Другой был совершенно незнаком. Молоденький старший лейтенант со строгим, но по-юношески румяным лицом. Румянец сводил на нет всю старательно изображаемую лейтенантом суровость. Наверное, он об этом не догадывался, иначе давно перестал бы хмурить бровки и сжимать губы в ниточку.