— Можешь наполнить эту штуку землей, — сказал Уди, — поставить ее на стеклянную тарелку и посадить кактус, который я тебе дам.
Азария, в свою очередь, нашел и вручил Уди брусок для точки ножей и кос. А Иони наткнулся на большой обломок жернова, который пришлось оставить пока на месте, с тем чтобы вернуться сюда еще раз, когда подсохнут дороги, и вывезти его на тракторе с прицепом. Развалины Шейх-Дахра спустя семнадцать лет после гибели деревни все еще хранили приметы жизни и, как заброшенный фруктовый сад, одаривали ими тех, кто готов был принимать эти дары. Но Азарию вдруг охватил испуг, и он вцепился в рубашку Уди.
— Осторожно, — зашептал он, — здесь опасно, здесь кто-то есть. Пахнет дымом…
После короткой паузы Иони сказал тихо:
— Он прав. Откуда-то тянет дымом. Мне кажется, из мечети.
— Будьте поосторожнее, — предостерег Азария, — это может быть мой сосед Болонези. Я видел, как он утром уходил один…
— Помолчи секунду!
— …Или какой-нибудь путник, любитель природы, археолог… Или кто-то вроде отшельника…
— Помолчи, говорят тебе! Дай послушать.
Но только голоса кибуца приносил ветер из дальней дали. Утратив по дороге всю свою напоенную светом радость, голоса эти долетали сюда странными и печальными: казалось, где-то в кладбищенской роще копают могилу. Ритмичное постукивание, приглушенное блеяние, невнятный лязг металла, хриплое тарахтенье движка…
— Ладно, — произнес Уди каким-то утробным голосом. — Будьте настороже. Невозможно определить, кто тут шастает Мы ведь без оружия. А он может быть опасен.
— Кто?
— А тот… О котором нас предупреждали, сбежавший из тюрьмы неделю назад. Тот, что кого-то задушил…
— Болонези?
— А теперь хватит болтать. Иони, послушай… Вместо того чтобы, поджав хвост, смыться отсюда, может, возьмем его?
— Оставь, — проворчал Иони. — Перестань играть в «полицейских и воров» или что-то в этом роде. Давайте возьмем девушек и отправимся по домам. На сегодня с нас достаточно.
— Погоди минуту. В чем дело? Учти, что нас двое или даже трое, а он один. Если действовать с умом, его можно захватить запросто. Главное, сохранить эффект внезапности. Готов поспорить, что эта дрянь дрыхнет среди развалин мечети.
— Я предлагаю…
— Ты ничего не предлагаешь. Ты сейчас успокоишься, или я отправлю тебя к девочкам. Иони, вперед?
— Пусть будет так. — Иони передернул плечами, словно уступая капризному ребенку, топающему ногами.
Азария тут же присоединился:
— Я берусь первым ворваться внутрь.
— Никто никуда не бежит, — спокойно скомандовал Уди. — У нас нет оружия. А у него, возможно, есть. Но наше преимущество в том, что он нас не ждет и к тому же не знает, сколько нас. Возможно, он вовсе не спит. Азария, слушай хорошенько: ты останешься здесь. Не двинешься с места. Подними обеими руками здоровенный камень, вот этот, и стой в засаде за стеной. Не рыпайся, не шуми. Если он попытается убежать, дашь ему пройти мимо и хорошенько ударишь сзади. По голове. Пока все понятно?
— Пока все замечательно.
— Иони, спустись с собакой и перекрой ему спуск с той стороны. Но без шума. Я сам подкрадусь к входу и, спрятавшись, рыкну на него. И он, послушный мальчик, выйдет с поднятыми руками. А вы будьте внимательны: как только я закричу, продемонстрируйте мощь наших сил: начните шуметь, пусть и собака залает, как будто нас тут, по меньшей мере, две роты.
— Великолепно! — вполголоса восхитился Азария.
— А теперь так. Если он прорывается, используя оружие, то всем залечь и дать ему смыться без проблем. Но если он здесь с пустыми руками, я его сбиваю с ног, а вы бегом ко мне. Готовы? Вперед.
Мы люди-братья! — клокотала в душе Азарии безумная радость. У нас одно сердце и одна душа. И если через мгновение мы упьемся собственной кровью, пусть, пусть! Прекрасна, ах как прекрасна любовь на высотах твоих, это и есть жизнь: если погибнем, так погибнем!
А Иони одними губами, почти беззвучно, пробормотал:
— Пусть так. И довольно. Какая разница…
Издалека, со склона холма, донесся до Анат и Римоны протяжный недобрый крик, разорвавший медово-сладостную тишину. Ни живой души не оказалось в развалинах мечети. Внутри было прохладно, темно и сыро. Только горячая зола, дымящиеся сырые хворостины, несколько свежих сигаретных окурков да кислый запах мочи — вот и все, что они нашли там. Уди обследовал все вокруг и обнаружил еще кучку испражнений, усыпанную зелеными мухами. Был, да сплыл. Еще мгновение — и рассеиваются чары смерти, какая-то пустота, пробравшись в душу, наполняет ее скукой. Ничего и никого. Был, да сплыл. Все спокойно. Смутная тоска вновь овладела Ионатаном, он положил руку на плечо Азарии и задумчиво промолвил:
— Вот и всё, — и добавил: — голубчик.
Но Уди Шнеур стал торопить спутников: надо вернуться домой и немедленно поставить в известность Эйтана Р., ответственного за безопасность кибуца, рассказать ему обо всем, что обнаружилось в деревне Шейх-Дахр.
Тем не менее они не забыли прихватить с собой грибы, свои находки и даже маленькую черепаху, которую нашел и с некоторыми усилиями пленил Азария Гитлин. От полноты чувств он назвал ее Маленький Ионатан, хотя и не произнес этого вслух.
Эйтан Р. позвонил в полицию, полиция связалась с районным штабом самообороны и подразделением пограничных войск, и начался субботний переполох. До наступления вечера силы безопасности прочесали деревню, ее окрестности, фруктовые плантации кибуца Гранот и все три близлежащих ущелья. Из-за топкой грязи дело двигалось медленно, и до темноты не обнаружилось ничего нового. Не было существенной пользы и от собак-ищеек. Эйтан предложил вести поиски и ночью, используя осветительные ракеты. По предложению Уди был удвоен караул и задействован прожектор на водонапорной башне. Перед тем как опустились сумерки, зашел разговор о легком самолетике, который тщательно обследует местность с воздуха.
— Это я, — сказал Азария, — напал на след. Помните, я вас предупреждал с самого начала, как только мы отправились в путь.
— Мы запросто могли бы схватить его, если бы нам чуть-чуть повезло, — заметил Уди.
— Ладно. Кончили, — бросил Ионатан.
А Римона сказала:
— Сейчас вы устали. Сейчас будем отдыхать.
В три часа пополудни, еще до того как прибыли первые зеленые армейские джипы, все участники прогулки сидели в квартире Анат и Уди за чашкой кофе. Ораторствовал главным образом Уди: анализировал свой план, стремительные этапы его реализации — по мнению Уди, все длилось не более сорока секунд, — выдвигал различные предположения о том, что могло бы произойти. Римона вся ушла в себя, словно пыталась не разглядеть нить поступков и действий, а расшифровать нечто иное, и, возможно, поэтому слушала невнимательно. Сосредоточенная, молчаливая, она сидела на циновке, поджав под себя ноги, касавшиеся Ионатана, а плечом оперлась на Азарию, который пытался незаметно для всех приноровить свое дыхание к тому замедленному ритму, в котором дышала Симона.
Анат подавала угощение.
В снарядных гильзах стояли букеты огромных колючек; пробитая пулями шкура шакала украшала стену; на разных полочках и подставках замерли арабские сосуды для варки кофе, финжаны,большие и маленькие, плоские и пузатенькие, сработанные из меди кованой и меди тянутой; старинный кальян возвышался на кофейном столике. А из опрокинутой солдатской каски тянулся по стене разросшийся вьюнок, прозванный в здешних местах «блуждающим евреем». На внутренней стороне двери скрестились кривые турецкие сабли. Пулеметная лента свисала с потолка, соединенная с люстрой — три лампочки внутри трех корпусов ручных гранат. Мебель в комнате была плетеная: низкие табуретки, скамеечки, циновки. Столом служил снарядный ящик, на котором покоился медный поднос, испещренный вязью арабских букв. Кофе, подававшийся в черных фарфоровых чашечках, источал терпкий аромат кардамона.
Уди намеревался выйти, чтобы принять участие в облаве, которая как раз сейчас начиналась во всей округе. Он предвидел трудности и сомневался в успехе. Если они напали на след сбежавшего арестанта, он уже наверняка добрался до главной автомагистрали и поймал попутку до Хайфы. А если это были террористы, они, вне всякого сомнения, пересекли границу еще до того, как занялась заря, и вернулись в свои черные норы, уверенные, что этот недотепа Эшкол их не достанет, и сейчас сидят и смеются над нами своим черным смехом. Затем он заговорил о прибылях, полученных в прошлом году с хлопковых плантаций, и о молочно-товарной ферме, от которой одни только убытки, а из-за старика Сточника ее не дают ликвидировать. Может, у него, у Азарии, есть в запасе какая-нибудь русская поговорка насчет этого балагана? Нет?
