— Так вот, значит, полиция закрыла квартал, эвакуировала всех людей из их домов и попыталась вступить с Акулой Шарклом в переговоры. Но тот отключил телефон, и тогда они начали кричать в мегафон, но он не реагировал. Полицейские боятся штурмовать дом, потому что там заложники — сестра Шаркла и ее муж.

— Это разумно, — дрожа от холода и волнения, согласился отец Вайцежик.

— Разумно! Ясное дело, что разумно, — не без раздражения воскликнул Роджер Хастеруик, недовольный тем, что его перебивают. — Но слушайте, что было дальше. Значит, так: полицейские смекнули, что попусту теряют время, и решили вызвать на подмогу ребят из подразделения по борьбе с терроризмом, чтобы те хотя бы спасли заложников. Так вот, они обкурили дом газом, эти лихие парни из спецкоманды бросились штурмовать дом, но не тут-то было! Шаркл — малый не промах, потрудился на славу: понаставил повсюду ловушек, видно, работал не один день. Фараоны стали цепляться за проволочки, которые он везде натянул, и порасшибали себе лбы. А потом Шаркл открыл по ним огонь, потому что у него была точно такая же защитная маска, как у них. Этот чокнутый, оказывается, все предвидел и хорошенько подготовился. Как вам это нравится? Так вот, он укладывает одного, ранит другого, потом спускается в подвал и запирается там, и уже ничего с ним невозможно сделать, потому что дверь в подвал не обыкновенная, а стальная, и дверь со двора тоже стальная, вот ведь какая штука! И на окнах изнутри металлические ставни, и выходит натуральный пат, и ничего тут уже не придумаешь! Вы меня поняли?

Отец Стефан понял, что дело и в самом деле дрянь: два человека погибли, трое ранены.

— Тогда фараоны пошевелили мозгами и решили взять его на измор. Утром Шаркл не вытерпел, приоткрыл одну из металлических ставень и стал орать какую-то околесицу, совершенную чушь и несусветный бред, так что фараонам стало ясно, что он вот-вот выкинет еще какой-нибудь фортель, но тут он запирает снова окно — и после этого уже не высовывается. Я уверен, что он вскоре что-нибудь предпримет, потому что, во-первых, холодает, а во-вторых, мне становится скучно.

— Но что именно он кричал?

— Что? — переспросил Хастеруик.

— Я говорю, что за ерунду он нес сегодня утром, приоткрыв ставни? — повторил свой вопрос отец Вайцежик.

— А, вы все про это! Да так, понимаете, орал, что... — Но в этот момент Роджер заметил, что люди вокруг него поспешно разбегаются, видимо, услышав что-то, что он пропустил, заболтавшись с бестолковым незнакомцем. Бросив отца Стефана, он вцепился в локоть прыщавого субъекта в охотничьей шляпе с опущенными полями.

— Что случилось? Что происходит?

— Да тут у одного парня в тачке приемник берет полицейскую волну, — пытаясь высвободить руку, отвечал человек в шляпе, — и он сказал, что эта спецкоманда вроде бы намерена покончить с этим Шарклом. — Он наконец вырвал из цепких пальцев Роджера свою руку и попытался скрыться в толпе, но Хастеруик устремился за ним, не желая упускать самый интересный момент.

Отец Вайцежик тоже в растерянности огляделся по сторонам: толпа на глазах редела, оставались лишь самые стойкие любители острых ощущений и полицейские, следившие за тем, чтобы никто из посторонних не приближался к окруженному дому. В воздухе пахло смертью. Отец Вайцежик чувствовал ее приближение. Он не мог оставаться равнодушным наблюдателем. Нужно было как-то предотвратить убийство, но ничего не приходило ему в голову. Его парализовал ужас. До этого момента он видел лишь положительные последствия разворачивающегося чуда. Чудесные исцеления и другие феномены вызывали у него лишь радость и ожидание новых проявлений божественной силы. Но теперь он наблюдал темную сторону этого таинственного явления и был до глубины души потрясен увиденным.

Наконец отец Стефан стряхнул оцепенение и бросился следом за Роджером Хастеруиком, расталкивая кровожадных зевак, столпившихся вокруг прогулочного автобуса — голубого «Шевроле» с надписью «Калифорнийское побережье» на боку. Владелец — здоровенный бородатый парень, сидевший за рулем, — открыл обе двери и включил на полную громкость приемник, настроенный на полицейскую волну, чтобы всем было слышно.

Через минуту план полиции в общих чертах стал ясен: бойцы из специального подразделения по борьбе с террористами уже подбирались к дому, обойдя его с другой стороны, намереваясь с помощью пластиковых зарядов сорвать стальную дверь с петель. Одновременно вторая группа должна была подорвать другую дверь в погреб и вместе с первой ворваться внутрь, захватив Кэлвина Шаркла врасплох. Этот замысел был чрезвычайно опасен как для штурмующих, так и для заложников, но власти решили, что дальнейшее промедление чревато еще большей опасностью.

Прислушиваясь к голосам переговаривающихся по рации полицейских, отец Вайцежик вдруг понял, что обязан предотвратить штурм, потому что он мог вылиться в трудновообразимую бойню. Он должен добиться, чтобы его пропустили в дом, и поговорить с Кэлвином Шарклом, и сделать это сейчас же, немедленно. Да-да, немедленно! Он отвернулся от «Шевроле» и быстро пошел назад к дому Шаркла, от которого удалился уже приблизительно на квартал, оттесненный разгоряченной толпой. Отец Вайцежик еще не знал, что скажет Шарклу, может быть, нечто вроде «ты не одинок, Кэлвин», — в общем, он что-нибудь придумает.

Его резкий маневр не остался незамеченным обступившей «Шевроле» толпой: все решили, что он что-то услышал или увидел возле баррикады, и побежали за ним, создавая на подступах к переулку О'Беннон-лейн еще большую сумятицу. Особенно усердствовала молодежь: крича и пихаясь, молодые зеваки выбегали с тротуара на улицу, мешая проезду транспорта и пугая водителей своим непредсказуемым поведением. Те, в свою очередь, жали на тормоза и клаксоны, машины начали сталкиваться, ударяясь бамперами, кто-то больно толкнул священника в спину, он упал и расшиб себе колени и ладони об асфальт. Никто не нагнулся над ним и не протянул руку, он сам вскочил и побежал дальше, хватая широко раскрытым ртом холодный воздух, насыщенный животным безумием и жаждой крови. Отцу Стефану стало страшно при виде этой потерявшей всякое человеческое достоинство толпы сограждан, сердце его готово было выскочить из груди, и он подумал, что все происходящее очень похоже на изощренное адское наказание — это бегство в обезумевшей толпе куда-то в неизвестность.

Когда ему наконец удалось пробиться к баррикаде, там уже было полно народу. Они жались к барьерам и полицейским машинам, изо всех сил стараясь увидеть, что происходит возле дома Шаркла, к которому их не пропускали. Со всех сторон отца Стефана толкали и пинали, мешая пробраться к полицейским и добиться, чтобы его пропустили как священника. Он пытался взывать к совести и разуму сдавивших его людей, но его никто не слушал, кто-то сшиб с его головы шапочку, но и это не остановило его, он упорно проталкивался вперед, пока наконец не очутился возле металлического барьера.

Полицейские сердито приказывали толпе отступить назад, грозили арестом, размахивали дубинками и выразительно опускали щитки своих касок. Отец Вайцежик готов уже был пойти на любую ложь, лишь бы уговорить полицию повременить с атакой, убедить, что он не просто священник, а духовник Шаркла и знает, как уговорить его сдаться властям. Он, конечно же, на самом деле не знал, как это сделать, но надеялся выиграть время и что-нибудь придумать. Наконец ему удалось привлечь к себе внимание одного из офицеров, и тот строго приказал ему сделать шаг назад. Отец Стефан сказал, что он священник, но полицейский его не слушал, и тогда он распахнул на себе пальто и стянул с себя шарф, показывая свой твердый круглый воротничок.

— Я священник! — повторил он, но толпа внезапно подалась вперед, прижав отца Стефана к барьеру, барьер упал, и полицейский стал сердито отпихивать напирающих назад, не желая ни с кем вступать в разговоры.

В следующее мгновение воздух сотрясли два приглушенных взрыва, один следом за другим, и вся толпа разом ахнула: все поняли, что начался штурм дома. И тотчас же последовал третий взрыв, сильный и разрушительный, от которого задрожал тротуар, затряслись ноги, застучали зубы и заложило уши. Дом Шаркла взлетел на воздух, рассыпавшись на кусочки, и все вокруг словно разлетелось, разбившись на мириады осколков, и день погас. Толпа вновь издала общий вздох изумления и в ужасе подалась назад, внезапно осознав, что смерть — не только забавное зрелище, но и вполне реальная угроза для каждого из них.