– Что, прямо сейчас?
– А когда? Давай, не тяни!..
– Нет, Светик, на рабочем месте – и о таких интимных материях?!. – Оксана наигранно‑капризно скривила губы, взглянула на часы. – Слушай, а время‑то уже обеденное, айда в пиццерию, а? Там и поговорим спокойно...
– Пойдем, – встала из‑за стола Света.
По соседству с турагентством была неплохая пиццерия, в которой частенько обедали Света и ее сотрудники. Там их хорошо знали и почитали за постоянных клиентов. Устроившись в своем любимом укромном уголке в глубине зала, девушки сделали заказ – его принесли едва ли не сразу.
– Ну и кто же он, неужели сказочный принц? – с иронией спросила Света, вспомнив их недавний спор.
– Круче, Светка! Гораздо круче! – засмеялась Оксана. – Он, ты только представь себе, журналист из Штатов! Каково, а?!
– А что он собой представляет? – поинтересовалась Света. – Богатый? Холостой? Молодой? Красивый?..
– Значит, так, – начала свой рассказ Оксана. – Зовут его Пол Стюарт. Насколько он богат, точно не знаю, но уж явно не нищий! Мужчинка он в самом соку – лет сорока или около того. Разведен. Ростом – чуть повыше меня, брюнет с эффектной легкой проседью. Выглядит обалденно! Знаешь, этот особенный западный лоск...
– И как же тебе удалось его подцепить?
– Ты обхохочешься, Светка. – Оксана выдержала небольшую паузу и выпалила: – Я сделала вид, что подвернула ногу!
Света и в самом деле засмеялась:
– Да, пора, пожалуй, мне на этот способ знакомства патент брать... Где ж ты его, бедолагу?..
– В пятницу, помнишь, я осталась документы для банка готовить? Ну и, ясен пень, засиделась допоздна. Иду домой часов в девять, смотрю, здесь, у метро, стоят два видных мужичка и по‑английски треплются. И тут меня словно бес под ребро ткнул! Чем, думаю, я хуже Светки? Ну и... возле них – хрясть! Я давай стонать, а он меня – под локоток, дескать, кэн ай хэлп ю? На руки к нему, как некоторые, я, конечно, не полезла, а в остальном – почти то же самое. Он меня в свою тачку усадил, до дома довез, познакомились, кофе попили, ну и так далее... На следующий день, в субботу...
Света с аппетитом ела сочную пиццу и рассеянно слушала, как Оксана взахлеб описывает свои приключения. И тут, казалось бы, вне всякой связи с происходящим ей в голову пришла неожиданная мысль: а чем, собственно, питается Андрей, что он ест? Свете даже стало немножко совестно оттого, что этот простой и естественный вопрос не возник у нее раньше. Ведь ремонт – тяжелый физический труд, он требует полноценного питания, вряд ли таковым можно считать их вечерние чаепития!
Света делала вид, что внимательно слушает подругу, кивала ей, где надо – смеялась, где надо – удивлялась, а сама тем временем пыталась вспомнить хоть какие‑нибудь следы того, что он ел в ее отсутствие. Кажется, ей попадались на глаза пустые молочные пакеты, консервные банки и что‑то еще – обертки какие‑то, что ли... А деньги? Есть ли у него, вообще, деньги, чтобы покупать еду?..
Обеденный перерыв пролетел незаметно, и, возвращаясь в офис, Света вдруг спросила возбужденную Оксану:
– Ксюш, ты не знаешь, как готовится борщ?
– Красный? – растерянно уточнила та.
– Красный.
– Ну... туда свеклу кладут и, кажется, морковку... А зачем тебе?
– Так... – пожала плечами Света.
«Нет, тут Ксюха мне явно не помощница. Придется ехать к маме, уж она‑то в таких делах дока...» – думала Света, сидя в своем кабинете. Надо было звонить матери, но именно этого ей совсем не хотелось – и у Светы были на то причины.
История эта началась давным‑давно, когда после развода со Светиным отцом мама вторично вышла замуж. Свете тогда было только двенадцать, и она очень болезненно переживала расставание родителей. Новый брак матери ей показался чересчур поспешным и, более того, предательским по отношению к ней, ее дочери. Света, очень привязанная к отцу, с первого взгляда невзлюбила своего отчима и встретила его появление в штыки. Свою неприязнь к нему она не скрывала и непроизвольно переносила ее на мать и на появившегося вскоре сводного брата.
Мать и отчим, люди мягкие и деликатные, не считали возможным хоть в малой степени давить на девочку, считали, что время примирит ее с новой семьей и постепенно все образуется само собой. Лишь иногда, уже теряя надежду найти общий язык, от отчаяния, мать пыталась откровенно поговорить с дочерью. Но Света, тогда еще подросток, сразу же замыкалась, ощетинивалась с детской непримиримостью, изредка даже дерзила. И мать отступилась. Они словно оказались на разных берегах реки, а переправу наводить не хотели. Света – из‑за неприязни и мстительного упрямства, а мать с отчимом – из‑за опасения травмировать неокрепшую психику девочки.
Уже гораздо позднее, повзрослев, Света, конечно, поняла, что отчим – совсем неплохой человек, что мама, в общем‑то, поступила разумно, поменяв непутевого и ветреного Светиного папашу на положительного и надежного Сергея Борисовича, и что, в конце концов, мстить родной матери за ее простое желание быть счастливой глупо и недостойно. Но злополучная река отчуждения к тому времени уже давно и прочно стояла в своих берегах – они так и не смогли стать по‑настоящему родными людьми.
Предоставленная самой себе, Света рано почувствовала самостоятельность и от отсутствия полноценного эмоционального контакта с семьей особенно не страдала. Именно так ее давно воспринимали мать с отчимом – как человека взрослого, самодостаточного, не нуждающегося ни в опеке, ни в докучливом внимании. И, хотя Света понимала некую ущербность таких взаимоотношений, менять что‑то в сложившемся статус‑кво было, по ее мнению, поздно, да уже никому и не нужно.
Она, впрочем, довольно регулярно созванивалась с матерью, иногда приезжала в гости, но каждый такой контакт давался ей с некоторым усилием уже не из‑за неприязни, конечно, а из‑за ощущения неловкости и стыда за свое прошлое поведение. Света не знала, что и мать ее тоже до сих пор чувствует себя виноватой и все еще надеется когда‑нибудь снова стать для дочери подлинной мамой – родной, любимой и необходимой...
Вздохнув, Света набрала знакомый номер. Мать, как обычно, сдержанно обрадовалась ее звонку и охотно поделилась домашними новостями. Узнав, что Сергей Борисович в командировке, Света попросила разрешения заехать вечером в гости.
– Конечно, Светочка, зачем ты спрашиваешь? Мы всегда тебе рады...
– Хорошо, мам. Тогда часов в шесть, ладно?
– Ладно, ждем.
Специально для дочери Ольга Васильевна напекла ее любимых блинчиков с творогом. Света уплетала их за обе щеки – уж в чем в чем, а в стряпне ее мать была мастером непревзойденным! Потом они пили чай, беседа текла вяло, Света все не могла определиться, под каким соусом ей подать свою просьбу. Наконец, разозлившись на себя за это, решила рассказать все как есть. Или почти как есть.
– Мам, а я ремонт затеяла...
– Ремонт? А где же ты тогда живешь? – забеспокоилась мать.
– Нет, я не во всей квартире, только кухня и ванная. Наняла мастера. Он сам‑то не москвич, из Владимирской области, живет пока у меня...
– Светочка, а он... Он порядочный человек? Где ты его нашла? – спросила, тревожась за дочь, Ольга Васильевна.
– Мама, не волнуйся, пожалуйста! Он порядочный человек, и мне его рекомендовали мои друзья. Дело не в этом. Понимаешь, он работает с утра до ночи, устает, естественно, а питается кое‑как... Сидит на сухомятке, полуголодный... Жалко мне его. Знаешь, возникло у меня какое‑то странное желание – что‑нибудь ему приготовить... Борщ, допустим... или котлеты... – Света смущенно взглянула на мать. – Глупое, конечно, желание... Я сама себе удивляюсь...
– В этом, дочка, нет ничего ни странного, ни глупого, ни удивительного, – улыбнулась Ольга Васильевна. – Это совершенно естественное и здоровое желание женщины выполнить свой долг.
– Но мы с ним ни о чем таком не договаривались!
– Я о другом долге... генетическом, что ли... Так ведь было всегда: мужчина трудится, женщина его кормит... Закон жизни! И что же все‑таки ты хочешь ему приготовить?