Теперь Тоэм чувствовал, как подступают слезы. Рыба мало что для него значил. Рыба был отщепенцем, одиночкой. Для Сиэ конец стал благодеянием — это создание призывало смерть. Но Ханк... Ему хотелось ворваться в город и перерезать глотку каждому попавшемуся на глаза солдату. Он кипел яростью, палил из самых главных орудий. И плакал. Сквозь гнев и ненависть все-таки пробивалась нежность.

Кровь безостановочно стекала с губ Ханка.

— Ханк, Господи, кто он такой?

— Это не тот мальчик, — слабо вымолвил Ханк.

— А кто?

— Мутик...

— Но он действовал против нас!

Ханк закашлял, хрипя и выплевывая красные клочья.

— Тоэм, представляешь себе мутика, родившегося без тела? Нет, я не в бреду. Другие подтвердят. Родившегося без тела, одно только сознание, чистая сущность, не заключенная в оболочку плоти.

— Я не понимаю.

— Белоглазые похожи друг на друга, они всегда одинаковые. Это живая фабрика грез, психоделик-наркотик. Они создают себе псевдоплоть, тело, которое мы видим, пользуясь грубой силой мужских желаний. Похоть, похоже, сильнейшая из основных мужских эмоций. Кое в ком она так сильна, что белоглазый способен сотворить из нее тело, извлечь из этих помыслов силу и соткать для субстанции оболочку. Когда-то мужчины стремились добыть пропитание, и это больше всего занимало их мысли, но теперь никто уже не голодает. Некогда чувство самосохранения было главным, но теперь и оно ослабело. Умершего часто можно оживить. Смерть не всегда необратима. Потом это была любовь к семье. Но в большинстве людей она умерла давным-давно, когда современный мир поставил на первое место эгоистическую любовь к себе. И теперь это похоть. Белоглазые — реальные творения похоти. Когда рождается один из них, мужчины стекаются к лону, чтобы дать ему плоть в обмен на правдоподобные грезы.

Он снова закашлялся кровью. Закрыл глаза и какое-то время легко дышал. "Джамбо" продолжал бомбить стены.

— Мальчик облекается в их желания. Но форма всегда.., всегда одинаковая.

Тоэм оглядел окружающих. Мейна плакала. Возможно, и Корги тоже — желтизна обрела совсем другой оттенок, которого Тоэм еще ни разу не видел в радарной ткани. Возможно, то были слезы.

— Как плохо.., все вышло.., с Тарлини, — сказал Ханк. — Ужасно плохо, Тоэм.

А потом умер — и "встретил конец свой, как истый мужчина, когда-либо живший на свете". Тоэм узнал в этой фразе строчку каких-то стихов, вычитанных в книжках из запасов Тригги Гопа. Он отдернул руку от залитого кровью подбородка и встал.

— Нам надо идти, — сказал вдруг Корги, отворачиваясь от останков Ханка. — А то они вызовут тяжелую артиллерию.

Тоэм велел "Джамбо" следовать за ним.

Они тащились через пустыню, испытывая страшную усталость в каждой правильно и не правильно сложенной косточке.

— Он тут, — объявил наконец Корги, чуточку просветлев.

— Старик, — уважительно пояснил шепотом Бейб.

Тоэм увидел средь темных теней деревьев тень побольше, напоминающую корабль. Люк распахнулся. Они вошли внутрь.

— Добро пожаловать, — сказал Старик. Тоэм охнул.

— Боже милостивый, Тригги Гоп!

— А кто ж еще? — поплыл из стены голос. — Будь я проклят!

— Не думаю. А остальные?

— Мертвы, — бесстрастно и со всей поспешностью доложил Корги. Казалось, ему не хочется распространяться об этом.

На минуту установилось молчание, потом Тригги заговорил.

— Бывает. Так было с другими из наших рядов и будет случаться впредь. Но мы должны помнить о цели. Фактически нам всем может выпасть шанс умереть за нее. Ромагины разведали через свою шпионскую сеть, что большое число мутиков неведомыми путями проникли в миры Федерации. Они не установили, что неизвестное транспортное средство — это я. Подозрения, однако, возникли. Они не спускают глаз с Колумбиада, где сосредоточены самые крупные наши силы. В любой момент могут атаковать и попытаться убить наших побольше, прежде чем мы сможем сделать свой ход.

— Что решаем? — спросил Корги. — Я предвижу девяностопроцентную вероятность их нападения. Все нахмурились.

— Нехорошо, — вздохнул Тригги.

— Но, — продолжал Корги, — как ни странно, вероятность успеха составляет всего тридцать пять процентов.

— Ты уверен? — переспросил Тригги.

— Абсолютно.

Все попадали на лежанки. Присутствовали тут также десять нормальных, сочувствующих мутикам жителей столицы — десять из трех миллионов, которые что-то реально делали против творившейся на их глазах несправедливости.

— Совершим переброску через четыре часа, — объявил Тригги.

Послышались взволнованные вздохи и бормотание.

— А мы готовы? — спросила Мейна.

— Да, милая детка. Вы — последняя эвакуирующаяся колония. Поскольку идея о перемещении всей вселенной, которую предложил Ханк, ваша, вы будете моим оперативным штабом.

Все заулыбались.

— Теперь прошу всех пристегнуться ремнями. Тоэм, иди в главный отсек, подключись к гипноучителю. В твое отсутствие я приготовил запись полномасштабного курса, охватывающего все от "а" до "я". Он даст словарный запас и рассчитан на восприятие всеми органами чувств. Этот курс все тебе объяснит. Он поднялся.

— Надеюсь.

— Обязательно. Я уверен. Работа проделана великолепно — не сочти, будто хвастаюсь.

Пока остальные пристегивались, Тоэм вышел и отыскал гипноучитель. И успел застегнуть ремни перед стартом.

Записи оказались очень хорошими.

Он шагал над вселенными, разглядывал сверху каждую. Не задаваясь вопросом, где расположена точка наблюдения, просто следил за показом, устроенным исключительно с целью гипновнушения. Он понял, что каждая вселенная (а были их неисчислимые триллионы) — вещь необъятная и бесконечная, и все-таки каждая отделяется от других стенкой, вполне определенным барьером, который и окрестили Порогом. Каждую вселенную отделял от соседей один слой молекул. Фактически этот слой состоял из одной молекулы, растягивающейся во всех направлениях до бесконечности, но нигде не пересекающейся с какой-либо другой молекулой скорлупы.

Он понял, что мутики обладают способностью выявлять эту область, наблюдать ее в естественном виде, точно так же, как он сейчас видел. Они могли определить местонахождение своей собственной вселенной в сей бесконечной процессии. Силой разума мутики могли воздействовать на молекулу скорлупы, растянуть и пробить ее, проделав выход в соседнюю вселенную. Силой мысленных полей они могли охватить свою вселенную, сдвинуть с места и подтолкнуть к выходу. Усердно сосредоточившись, они могли не охватывать миры ромагинов и сетессинов, оставив их позади.

Однако вселенная мутиков не должна была слиться с соседней вселенной, прорвавшись через молекулу скорлупы на другую сторону. Соседняя вселенная ударится о молекулу скорлупы с противоположного конца и выскочит прямо в третью вселенную. Третья почти одновременно налетит на четвертую, четвертая на пятую, пятая на шестую. Это положит начало бесконечной цепи. Процесс естественной переброски вселенных никогда не закончится. Никаких негативных последствий не предвидится, поскольку процесс идет вовсе не по замыкающемуся со временем на себя кругу.

Мутики хотят охватить свою вселенную целиком, за исключением воинствующих миров, и протолкнуть таким образом через выход девяносто девять и девять десятых процента. Прорехи на месте мирных миров в старой вселенной останутся пустовать (но тут еще есть кое-какие неясности), равно как и в новой останутся дыры на месте воюющих. Весьма смахивает на операцию по удалению раковой опухоли, когда кусочки злокачественной ткани — миры в данном случае — вырезаются и выбрасываются. Что станется с ромагинами и сетессинами в огромной пустой вселенной, никого не волнует. Жестоко? Возможно, но разве не стоит всего этого благо нейтральных народов, втянутых в восьмивековую войну?

Все это было поведано Тоэму не словами, а мысленными образами, умозрительными концепциями, которые он впитывал каждым органом чувств.