Марти был решительно настроен не потакать этому всеобщему заболеванию, но его бессовестно провели. Теперь у общественного мнения сложится о нем стереотип как о загадочном и ужасном авторе столь же ужасных и кровавых детективов, занятом описанием темной стороны жизни, такой же неприветливый и чудаковатый, как и любой персонаж его романов.

Рано или поздно встревоженный гражданин, полностью потеряв ощущение реальности, прибудет к его дому в какой-нибудь старой колымаге, борта которой расписаны лозунгами, обвиняющими его в убийстве Джона Леннона, Джона Кеннеди, Рика Нельсона и еще Бог знает кого, хотя он был ребенком, когда Ли Харви Освальд нажал на курок. Нечто подобное произошло со Стивеном Кингом, не так ли? И Салман Рушди наверняка пережил несколько столь же тревожных лет.

Раздосадованный столь эксцентричным имиджем, созданным журналом, красный от смущения, Марти принялся разглядывать стоянку, чтобы убедиться, что никто не видит его читающим статью о себе самом. Кое-кто суетился возле своих машин, не обращая на него внимания.

Внезапно безоблачное небо заволокли тучи, а ветер завертел сухие листья в миниатюрном торнадо.

Он прочитал статью, прерывая чтение вздохами и ворчанием. Несмотря на несколько незначительных ошибок, авторы статьи, в основном, придерживались фактов. Но тон ее был сродни фотографиям. Ох, уж этот старый страшила Мартин Стиллуотер! До чего же он суров и угрюм! За каждой безобидной улыбкой видит свирепую ухмылку преступника. И работает он в тускло освещенном, почти темном кабинете, утверждая, что делает это только для того, чтобы уменьшить свечение экрана компьютера.

Его отказ фотографировать Шарлотту и Эмили, продиктованный желанием оградить их личную жизнь и защитить их от нападок одноклассников, был истолкован как страх перед похитителями детей, скрывающимися за каждым кустом. Ведь несколько лет тому назад он написал роман о киднепинге.

Пейдж, "симпатичная и рассудительная, как героини Мартина Стиллуотера", представала в статье "психологом, работа которого требует проникновения в сокровеннейшие уголки души – своих пациентов", будто вместо того, чтобы помогать детям, страдающим от разводов родителей или смерти любимого человека, она анализирует с психологической точки зрения поведение закоренелых преступников, совершивших групповое убийство века.

– Старое пугало Пейдж Стиллуотер, – громко произнес он. – Понятное дело, разве она вышла бы замуж за меня, если бы к тому времени уже не была маленькой колдуньей?

Затем он попытался убедить себя, что все утрирует.

Закрывая журнал, он подумал: "Слава Богу, я не позволил девочкам участвовать в этом. Они, может быть, и выпутались бы из этой ситуации, но выглядели бы как дети в "Семье Адамсов…"

Он опять сказал себе, что его реакция слишком эмоциональна, но настроение его не улучшилось.

Он чувствовал себя так, будто в его жизнь – кто-то нагло ворвался, принизил его значимость и достоинство. И даже то, что он говорит вслух, сам с собой, подтверждало, к его досаде, его новую репутацию забавного чудака.

Марти повернул в замке ключ зажигания. Машина завелась.

Выезжая со стоянки на многолюдную улицу, Марти был обеспокоен тем, что его жизнь не просто сделала временный крен к худшему, начиная с того приступа амнезии в субботу. Статья в журнале явилась еще одним указателем на этой темной дороге, и он чувствовал, что ему понадобится немало времени, прежде чем с грубого асфальта он съедет на гладкую магистраль, с которой он сбился.

Он вздрогнул, увидев, что на машину налетел вихрь листьев. Сухая листва зашелестела по крыше и капоту, напоминая когти зверя, решившего проникнуть внутрь.

Киллера мучает голод. Он не спал с ночи пятницы, проехал в ненастье на огромной скорости полстраны, провел полтора эмоционально насыщенных часа в доме Стиллуотеров, представ перед своей судьбой. Но теперь запасы его энергии иссякают. У него дрожат колени, и его качает.

На кухне он делает набег на холодильник, складывая еду на дубовый обеденный стол. Он берет несколько пластинок швейцарского сыра, полбатона хлеба, несколько соленых огурцов, большой кусок бекона. Он ест беспорядочно смешивая все это, не потрудившись сделать бутерброды или поджарить бекон. Ест быстро и жадно, не обращая внимания на хорошие манеры, пропихивая все это большими глотками холодного пива и обливая пеной подбородок. Он хочет так много успеть, прежде чем вернутся домой жена и девочки. Он не знает, когда точно их ждать. Сало жуется с трудом, и поэтому он периодически зачерпывает майонез из банки с широким горлом, а потом слизывает его со своих пальцев, чтобы увлажнить рот и проглотите очередную порцию еды. Он заканчивает трапезу, съедая два больших куска шоколадного торта, запивая их пивом "Корона", затем поспешно убирает мусор бумажными полотенцами и моет над раковиной руки.

Теперь он в порядке.

С фотографией в руках он возвращается на второй этаж, переступая через две ступеньки. Он направляется в спальню взрослых и включает там оба ночника.

Какое-то время он смотрит на двуспальную кровать, взволнованный перспективой заниматься здесь любовью о Пейдж. Когда делаешь это с той, которая тебе по-настоящему нравится, это называется "заниматься любовью".

А она ему действительно нравится.

Она должна ему нравиться.

В конце концов, она ведь его жена.

Он знает, что у нее красивое лицо с полными губами, правильным овалом и веселыми смеющимися глазами. Но он не может сказать многого о ее фигуре, ведь на фотографии она не видна. Он представляет себе ее полную грудь, плоский живот, длинные ноги красивой формы, и в нем нарастает желание быть с ней, иметь ее.

Он подходит к туалетному столику, открывает ящики, пока не находит ее нижнее белье. Он гладит рукой коротенькую нижнюю юбку, шелковистые чашки бюстгальтера. Достав из ящика шелковые трусики, он погружает в них лицо, часто и глубоко дыша и повторяя шепотом ее имя.

Заниматься любовью в корне отличается от потного секса, который он практиковал с девчонками, подцепленными в барах. Это всегда заканчивалось тем, что он чувствовал себя опустошенным, озлобленным, отчужденным, так как его безумное желание настоящей близости оставалось неудовлетворенным. Несбывшиеся желания рождают гнев, гнев ведет к ненависти, ненависть порождает насилие, а насилие иногда успокаивает. Но эта схема неприменима к ним с Пейдж, так как он принадлежит ей, как никому другому. Она сумеет удовлетворить его желание. Они достигнут такого единения, какое он раньше даже представить себе не мог, сольются в блаженстве в единое целое, достигнут духовного и физического совершенства. Все это он видел в бесчисленных фильмах. Тела купаются в золотом свете, экстаз, ощущение неописуемого счастья, возможного только тогда, когда существует любовь. После всего ему не нужно будет убивать ее, ведь их сердца будут биться в унисон, как одно большое сердце, все его желания будут полностью удовлетворены и не будет необходимости убивать вообще кого бы то ни было.

Перспектива романа с Пейдж захватывает дух.

– Я сделаю тебя счастливой, Пейдж, – обещает он ее портрету.

Вспомнив, что не купался с субботы, и желая быть чистым для Пейдж, он кладет ее шелковые трусики назад, в стопку белья, закрывает ящик столика и направляется в ванную комнату принимать душ.

Там он снимает с себя одежду, взятую у седовласого пенсионера Джека в Оклахоме, в воскресенье, двадцать четыре часа тому назад. Скомкав каждый предмет в компактный шар, он запихивает одежду в специальную корзину для грязного белья.

Он входит в просторную кабину душа. Вода в меру горяча. Намыливается. И вскоре клубы пара вокруг него наполняются пахучим цветочным ароматом.

Обсушив тело желтым полотенцем, он ищет в шкафчике принадлежности мужского туалета. Находит шариковый дезодорант, расческу, которой зачесывает мокрые волосы назад. Бреется электрической бритвой, одеколонится и чистит зубы.