И хотя он незнаком со своими жертвами, в данном случае он не знает даже их имен, сопереживание бывает таким мучительным, что он плачет. Сегодня ночью, однако, он полностью контролирует свои эмоции. Не желая так быстро разрывать установившуюся между ними связь, он нежно гладит левую щеку женщины, не запачканную кровью и все еще теплую. Обогнув кровать, он подходит к мертвому мужчине и потихоньку сжимает его плечо, как бы говоря: «Прощай, старина, прощай».

Ему интересно, кем они были и почему должны были умереть.

Прощайте!

Он спускается вниз, меряя шагами таинственный зеленый дом с зелеными тенями и сверкающими зелеными предметами. В коридоре он останавливается, отворачивает глушитель и прячет все в кобуру.

Он осторожно снимает очки. Без темных линз он с некой таинственной планеты, где ненадолго сроднился с другими человеческими существами, попадает в наш мир, в котором старается быть своим, но так и остается одиноким чужаком.

Покидая дом, киллер не запирает, а просто закрывает за собой дверь. Он не стирает отпечатки своих пальцев с медных ручек. Его не беспокоят такие мелочи.

В галерее свистит холодный ветер.

Ветер гонит по дороге сухие шелестящие листья.

Деревья-стражи, похоже, заснули на своем посту. Киллер уверен, что никто не следит за ним из этих пустых черных окон домов, тянущихся вдоль улицы. Замолкло даже вопросительное уханье совы.

Все еще под впечатлением своих переживаний, он теперь уже не напевает свою мелодию.

Он едет в мотель, ощущая на себе всю тяжесть гнетущей его изоляции. Он чувствует себя изолированным от всех. Парией. Степным волком.

В своем номере он снимает с плеча кобуру и кладет ее на столик рядом с кроватью. Пистолет все еще лежит в кожаном кармане кобуры. Какое-то время он смотрит на оружие.

В ванной комнате он достает из несессера ножницы, садится на крышку унитаза и кропотливо уничтожает две фальшивые кредитные карточки, которыми он пользовался, находясь на задании. Утром он покинет Канзас-Сити уже под другим именем, а по дороге в аэропорт на расстоянии в несколько миль раскидает кусочки этих карточек.

Он возвращается к прикроватному столику.

Смотрит на пистолет.

Закончив работу, он должен был уничтожить оружие, разобрав его на множество мелких кусочков. Он также должен был разбросать эти кусочки на большом расстоянии. Скажем, ствол бросить в водосток, половину рамы – в ручей, другую половину – еще куда-нибудь, пока от пистолета ничего не останется. Это была обычная процедура, поэтому он недоумевал, почему же он проигнорировал ее на этот раз.

Он чувствует за собой небольшой грешок за то, что отошел от обычной процедуры, но не думает выйти из мотеля для того, чтобы уничтожить оружие. Более того, кроме чувства вины, в нем зреют бунтарские настроения.

Он раздевается и ложится в постель. Выключает настольную лампу и лежит, рассматривая тени на потолке.

Спать ему не хочется. Его ум не знает покоя, а мысли перескакивают с одного предмета на другой с такой быстротой, что его гиперактивное ментальное состояние моментально переходит в физическое волнение. Он начинает метаться, хвататься за простыни, поправлять одеяла, подушки.

А по шоссе без отдыха мчатся тяжелые рейсовые грузовики. Пение шин, ворчание моторов, шум брызг из-под колес сливаются в один монотонный звук, который обычно успокаивает. Он часто засыпал под эту музыку большой дороги.

Сегодня вечером, однако, с ним происходит что-то странное. По непонятным ему причинам этот знакомый звук напоминает не колыбельную, а песню сирен. И он ничего не может с этим поделать.

Он встает и подходит к окну, не включая свет. Перед ним открывается заросший склон холма с простирающимся над ним монолитом неба.

Он смотрит на транспорт, идущий на запад.

Обычно эта картина навевала на него грусть, но сейчас дорожная кантата манит его своими загадочными обещаниями. Он не понимает их, но чувствует, что ему придется подчиниться этому зову и пуститься в путь.

Киллер одевается и собирает вещи.

На улице пустынно. На стоянке безлюдно, только машины стоят с утра в ожидании путешествий. В нише ближайшего автомата, где продают всякую мелочь, слышится звон монет, щелканье и треск сатуратора с газированной водой. Киллеру кажется, что он один во всей вселенной.

Через несколько минут он уже мчится по Семидесятому шоссе в направлении Топики. Рядом на сиденье лежит пистолет, прикрытый полотенцем из мотеля.

Что-то зовет на запад от Канзас-Сити. Он не знает, что это, но чувствует, что его неумолимо притягивает запад, как магнит притягивает железо.

Как ни странно, но киллера это нисколько не беспокоит, и он подчиняется своему желанию. Ведь до сих пор он ездил повсюду, не ведая цели своей поездки, пока не достигал места своего назначения. Он убивал людей, не зная, зачем они должны умереть и кто заказал убийство. Так было, сколько он себя помнил.

Он был уверен, однако, что от него не ждут такого скоропалительного отъезда из Канзас-Сити. Предполагалось, что он переночует в мотеле, а утром отправится… в Сиэтл.

В Сиэтле его, вероятно, ждут указания начальства, которое киллер не мог припомнить. Но он так и не узнает, что могло произойти с ним в Сиэтле, так как этот город вычеркнут из его маршрута.

Ему было интересно знать, когда его боссы, как бы их ни звали и что бы они из себя ни представляли, поймут, что он предал их. Когда они начнут искать его и как они его найдут, если он уже не действует по их программе?

В два часа ночи машин на трассе немного, в основном это грузовой транспорт, и он обгоняет эти машины, вспоминая фильм о Дороти и ее собачке Тото. О том, как налетевший смерч подхватил их и они оказались в каком-то незнакомом месте.

Позади остался Канзас-Сити штата Миссури и Канзас-Сити штата Канзас. Вдруг киллер сознает, что шепчет: «Мне необходимо, мне необходимо».

На этот раз он чувствует, что откровение уже близко. И очень скоро он даст точное название своему желанию.

«Мне необходимо… быть… мне необходимо быть… мне необходимо быть…»

Когда он проехал предместья и темные прерии, он заволновался. Он находился на грани проникновения в тайну, которая перевернет его жизнь.

«Мне необходимо быть… быть… мне необходимо быть кем-то».

В ту же минуту до него доходит смысл произнесенных им слов. Произнося слова «быть кем-то», он имел в виду совсем не то, что мог подразумевать любой другой мужчина; он имел в виду не то, что ему необходимо стать знаменитым и богатым. Он просто хотел быть кем-нибудь. Кем-то, у кого есть настоящее имя. Просто Джо, как говорили в фильмах сороковых годов. Кем-то, кто более осязаем, чем призрак.

По мере продвижения вперед притяжение неизвестной путеводной звезды, влекущей его на запад, становится все сильнее. Он слегка наклоняется вперед, сгорбившись над рулем и пристально глядя в ночь.

За горизонтом, в городе, который он пока не видит, его ждет настоящая жизнь. Место, которое он сможет назвать своим домом. Семья. Друзья. Где можно не стыдиться своего прошлого. Где-то ведь должны быть его домашние тапочки. Жить, имея впереди цель. И будущее, в котором он будет принят, как свой. В котором он не будет парией.

Рассекая ночь, машина мчится на запад.

В половине первого ночи, отправляясь спать, Марти Стиллуотер остановился у детской комнаты, приоткрыл дверь и неслышно переступил порог. При свете настольной лампы в виде Микки Мауса он мог видеть, как мирно спят его дочери.

Он любил иногда наблюдать за их сном, просто для того, чтобы убедиться, что они настоящие. Он уже получил свою долю счастья, благополучия и любви. Даже больше того. Не потому ли теперь многие его молитвы не доходили до бога? Не могла ли теперь вмешаться судьба, чтобы восстановить баланс?

В древнегреческой мифологии Судьба была олицетворена тремя сестрами: Клото, которая пряла нить жизни, Лаке, которая измеряла длину этой нити, и Антропос, младшей, но самой могущественной, которая обрезала нить по своему усмотрению.