Мать мертва.

Больше он ее на этом свете не увидит.

Никогда.

Холодный дождь припустил пуще прежнего, струи яростно хлестали Золта по спине. Жгучая скорбь сменилась ледяной ненавистью. Смерть матери – дело рук Фрэнка, и он должен заплатить за нее своей жизнью. Что толку лежать на раскисшей могиле и рыдать, как дитя? Не плакать надо, а мстить убийце. Золт поднялся, опустил сжатые в кулаки руки и застыл под дождем, чтобы студеные струи смыли с него грязь, очистили душу от скорби.

Он мысленно дал матери обет, что станет упорнее разыскивать убийцу и разделается с ним без всякой жалости. В следующий раз, когда он нападет на след Фрэнка, он уж его не упустит.

Устремив взгляд в дождливое, затянутое тучами небо, он пообещал матери, пребывающей теперь в раю:

– Я обязательно найду Фрэнка. Найду и убью. Непременно убью. Раскрою череп, искромсаю его поганый мозг и спущу в канализацию.

Ледяные струи словно проникали ему в душу, холод пробирал до костей. Золта била дрожь.

– А всякому, кто хоть пальцем пошевелит, чтобы ему помочь, руки отрежу. Кто посмотрит на него с сочувствием, тому выдеру глаза. Честное слово, выдеру. И вырву язык всякому мерзавцу, который скажет ему хоть одно приветливое слово.

Дождь хлынул с новой силой. Он прибил траву к земле, громко застучал по листьям стоявшего неподалеку дуба, зашелестел в миртовых зарослях. Капли били Золту в лицо. Он жмурился, но глаз не опускал.

– А если он завел друзей, им не жить. Я по его милости лишился тебя, так пусть теперь и он мыкается один. Выпью у них всю кровь и вышвырну, как ветошь.

Вот уже семь лет он снова и снова твердил эту клятву, и каждый раз с прежним жаром.

– Как ветошь! – повторил он, стиснув зубы.

Жажда мести не угасала с самого дня убийства. Да что там – ненависть к Фрэнку стала еще безудержнее и беспощаднее.

– Как ветошь!

Молния сверкающим лезвием рассекла пополам темное, словно покрытое кровоподтеками небо. На миг Золту почудилось, будто вовсе не тучи клубятся над головой, но судорожно подрагивает плоть какого-то богоподобного существа и сквозь длинную рваную рану, оставленную молнией, ему блеснула ослепительная тайна горнего мира.

Дождливую погоду в Калифорнии Клинт терпеть не мог. Дожди тут шли раз в год по обещанию, а последние лет десять случалась и настоящая засуха. Разве что зимой иногда разбушуется гроза. Поэтому от дождя до дождя калифорнийцы успевали забыть, как в таких условиях водить машину. Стоило сточным канавам переполниться – и на улицах то и дело возникали заторы. На шоссе и того хуже: сидишь в машине – и будто попал в автомобильную мойку, которой конца-краю не видно, а конвейер сломался.

В понедельник, когда сумрак непогоды постепенно начал рассеиваться, Клинт сел в "Шевроле" и отправился в Коста-Меса, в лаборатории Паломар. Они располагались в большом одноэтажном здании из бетонных блоков неподалеку от Бристол-авеню. Медицинское отделение лабораторий производило анализы не только крови и других органических веществ, но и промышленных составов и геологических пород.

Клинт оставил машину на стоянке у здания, взял с собой пластиковый пакет и, согнувшись под проливным дождем, зашлепал прямо по глубоким лужам. Когда он вошел в маленькую приемную, вода с него текла ручьями.

По ту сторону барьера у окошка для посетителей сидела симпатичная блондиночка в белом халате поверх фиолетового джемпера.

– Вы бы хоть зонтик захватили, – посочувствовала она.

Клинт кивнул, положил пакет на барьер и принялся развязывать тесемки.

– Или плащ, – добавила девица. Из внутреннего кармана куртки Клинт вынул удостоверение сотрудника агентства "Дакота и Дакота" и протянул девице.

– Счет направить по адресу этого агентства? – спросила она.

– Да.

– Вам уже случалось к нам обращаться?

– Да.

– Счет в банке есть?

– Да.

– Я, похоже, вас тут еще не встречала.

– Нет.

– Меня зовут Лайза. Я здесь всего неделю. Что-то не припомню, чтобы к нам захаживали частные сыщики.

Между тем Клинт достал из пластикового пакета еще три пакетика и разложил их рядком.

– Звать-то как? – Девица наклонила голову набок и игриво улыбнулась.

– Клинт.

– Так вот, Клинт, будешь ходить в такую погоду без плаща и зонтика – заболеешь и умрешь, хоть на вид ты малый крепкий.

– Сперва вот эта рубашка. – Клинт сунул в окошко один пакет. – Надо сделать анализ крови на ткани. Причем установить не только группу крови, а все до точки. Подробное генетическое исследование. Возьмите образцы с четырех разных участков: может, тут кровь не одного человека. Если это так, нам нужен анализ крови каждого.

Лайза угрюмо взглянула на Клинта, перевела взгляд на пакет с рубашкой и принялась заполнять бланк заказа.

– То же самое проделайте вот с этим. – Клинт протянул второй пакет. В нем лежал сложенный лист почтовой бумаги с несколькими каплями крови из пальца Полларда, который Джулия уколола прокаленной на спичке иглой.

– Выясните, совпадает ли эта кровь с кровью на рубашке, – продолжал Клинт.

В третьем пакете был черный песок.

– Это биологическое вещество? – спросила Лайза.

– Не знаю. Кажется, песок.

– Если биологическое, тогда надо отправлять в медицинское отделение, а если нет – то в промышленную лабораторию.

– Отправьте понемножку и туда и сюда. И поскорее.

– Дороже обойдется.

– Неважно.

Девица заполнила третий бланк и заметила:

– На Гавайях есть пляжи с черным песком. Не бывал?

– Нет.

– Один называется Кайму. Этот песок – он вроде как вулканический. Любишь загорать на пляже?

– Да.

Лайза, не дописав, подняла глаза и широко улыбнулась. У нее были пухлые губы и белоснежные зубки.

– А я прямо обожаю. Наденешь бикини и жаришься на солнышке. Красота! Ну и что с того, что загорать вредно для здоровья? Жизнь и так коротка, верно? Вот я и хочу прожить ее красиво. А побалдеешь на солнышке – и такая на тебя нападет-, нет, не то чтобы лень. Лень – это когда у тебя никаких сил, а тут наоборот: откуда только силы берутся. Но ленивые силы. Знаешь, как ходят львицы: твердо, но с развальцей. Вот и я от солнца прямо как львица.

Клинт молчал.

– Как бы это объяснить? А, вот что: наверно, меня от солнца на мужиков тянет. Этак разморит на красивом пляжике – и чихать хотела на предрассудки.

Клинт смотрел на нее молча.

Заполнив наконец бланки, Лайза прикрепила бланк к каждому пакету, а копии протянула Клинту.

– Слушай, Клинт, мы же с тобой современные люди, а? – сказала она.

Клинт все не понимал, куда она клонит.

– К чему нам эти китайские церемонии? Сейчас ведь как: понравился девушке парень – нечего ждать, пока он раскачается, надо брать дело в свои руки.

"Вот оно что!" – сообразил Клинт.

Откинувшись назад – наверно, для того, чтобы Клинт получше разглядел ее пышную грудь под белым халатом, – она с улыбкой предложила:

– Сходим куда-нибудь, а? В ресторан, в кино?

– Нет.

Улыбка стала натянутой.

– Ну извините, – фыркнула девица.

Клинт сложил копии бланков и сунул во внутренний карман, где лежало его удостоверение.

Лайза испепеляла его взглядом. "Обиделась, – догадался Клинт. – Как бы ее утешить?" И туг его осенило.

– Я "голубой", – выпалил он.

Девица зажмурилась и потрясла головой, словно приходя в себя от удара. Потом, как солнечный луч, пробившийся сквозь тучи, на ее лице снова заиграла улыбка.

– А я-то думаю: перед такой конфеткой – и устоять. Вы уж извините.

– Ладно, чего там. Против природы не попрешь, так ведь?

Клинт опять вышел под дождь. На улице похолодало. Небо смахивало на пепелище, к которому слишком поздно приехали пожарные: только влажная зола да мокрые головешки.

Был тот же дождливый понедельник. Спускалась ночь. Выглянув в окно больничной палаты, Бобби Дакота сообщил: