— Ты не можешь… — запротестовала она, обретя дар речи. — Я не нужна тебе в Италии. Что за нелепая идея?
— Я уже обсудил этот вопрос со своей страховой компанией и с мистером Дакстером. Они тоже считают, что наш контракт должен быть выполнен до конца, — твердо сказал Лучано. — Хочу предупредить вас, мисс Митчел, — он снова перешел на официальный тон, — что, если вы нарушите его условия, я взыщу с мистера Дакстера и с его агентства все, что они получили от моих страхователей, до последнего цента. И, кроме того, устрою так, что вас как телохранителя больше никто и никогда не возьмет на работу.
Саманта была в шоке. Она смотрела в спокойные, ничего не выражающие голубые глаза итальянца, которого она сейчас люто ненавидела, и мрачно думала о том, что ее загнали в угол.
Саманта пристегнула ремни, устроилась поудобнее в широком кресле и стала ждать взлета. Ее одолевали грустные мысли.
За что Господь послал мне такие испытания? Жизнь моя пошла кувырком после того, как Мэтт Дакстер уговорил меня взяться за эту работу. Точнее, подумала Саманта, жизнь моя сейчас напоминает катание на американских горках. Я то взлетаю на небеса от счастья, то низвергаюсь в пропасть от отчаяния… Стоп, надо взбодриться и постараться извлечь максимум приятного из этой ситуации. Должен же блеснуть луч солнца на затянутом тучами небе!
Последние два дня ее окружал сплошной мрак. С той минуты, как Лучано объявил, что она сопровождает его в Италию, он обрушил на Саманту всю свою ледяную ярость и пылающий гнев. По ночам она плакала в подушку, а днем, не выспавшаяся и раздражительная, вообще плохо соображала, что с ней происходит.
Саманта, не без оснований считавшая себя разумным, трезвомыслящим человеком, впервые столкнулась с таким ураганом глубоких противоречивых чувств, которые выводили ее из равновесия и полностью дестабилизировали ее устойчивый внутренний мир.
Неужели все это происходит с ней оттого, что она, несмотря на свое внутреннее сопротивление, всерьез влюбилась в Лучано? Если это так, то она пропала! Влюбиться, считала Саманта, это все равно что попасть в ад или в тюрьму. Ей было бы легче справиться с ситуацией, если бы Лучано не получал удовольствия от ее страданий.
Саманта покосилась на склонившегося над ворохом бумаг Лучано — он сидел у противоположного борта небольшого частного самолета, на котором они летели. При других обстоятельствах она восхищалась бы его способностью концентрировать все свое внимание на работе и разрешать сложные, запутанные деловые вопросы в любых условиях, но сейчас Саманта была не склонна отдавать должное его феноменальной работоспособности. С какой стати делать ему комплименты, если он использует работу для того, чтобы избегать обсуждения вопроса о моей непонятной поездке в Геную? — рассуждала она.
Ее также выводили из себя резкие перепады в поведении Лучано. Когда он прекращал работу, то становился чрезвычайно любезным и предупредительным. И, кроме того, он в отличие от нее сохранял самообладание, что тоже изрядно злило Саманту. Лучано ни разу не дал ей повода выплеснуть на него всю ее боль и гнев.
Он был спокоен, сдержан и будто не замечал ее поджатых губ и едва сдерживаемой ярости. Иногда его голубые глаза насмешливо блестели или искрились смехом, и от этого Саманта также готова была лезть на стену.
Когда они приехали в аэропорт «Даллас» в Вашингтоне, Саманта уже настроила себя положительно на поездку в Италию. Эта страна славилась своими модельерами, и она решила воспользоваться представившейся возможностью хотя бы частично обновить свой гардероб.
Эта мысль согревала ей душу, когда они, пройдя необходимые формальности, направлялись к самолету, который Лучано зафрахтовал специально для этой поездки.
Он объяснил Саманте, что ему осточертело летать на регулярных рейсах, когда подчас торчишь в аэропорту больше времени, чем длится сам полет. Поэтому он хочет попробовать воспользоваться частным самолетом. Если эксперимент окажется удачным, он, возможно, приобретет лайнер для своей компании.
Саманта не спорила — кто не хочет летать с комфортом, вместо того чтобы томиться в переполненных рейсовых или чартерных лайнерах, как сельди в бочке? Но только лишь когда они поднялись в воздух, она поняла, насколько обманчивым было поведение Лучано на земле.
Вначале Саманта не прислушивалась к тому, что сообщал им пилот о высоте и скорости движения самолета. Но когда он, включив в очередной раз связь с салоном, пояснил, что из-за попутного ветра они прибудут в Венецию на тридцать минут раньше запланированного времени, Саманта была буквально сражена этой новостью.
— Венеция? — недоуменно переспросила она, повернувшись к Лучано, который убирал бумаги в кейс. — Я думала, мы летим в Геную?
Лучано насмешливо поднял бровь и спокойно осведомился:
— Почему, интересно, я должен лететь в Геную? Не понимаю, с чего ты это взяла.
— Но ты… но ты говорил…
Он покачал головой.
— Я сказал тебе, что возвращаюсь в Италию. А насчет Генуи, помнится, ничего не говорил.
Саманта замолчала, быстро перебирая в памяти его слова относительно отъезда из Америки. А действительно, Лучано ни разу не произнес слово «Генуя». Я просто логическим путем пришла к выводу, что он возвращается в свой офис. И эта скотина даже не соизволила исправить мое ошибочное предположение! Что происходит, черт возьми?!
— Ладно, Генуи не будет, — мрачно констатировала Саманта. — Но почему Венеция? У тебя что, там бизнес?
— Нет, — невозмутимо ответил Лучано. — Я хочу побывать в старом родительском доме. Ну и, конечно, навестить маму.
То, что Лучано внезапно прервал визит в США и срочно вылетел в Италию, чтобы уладить свои дела, было вполне объяснимо. Но спешно менять свои планы только ради того, чтобы повидаться с престарелой матерью, — это казалось Саманте в высшей степени странным.
Однако Лучано объяснил, что его мать, вдовствующая уже много лет, в последнее время чувствовала себя неважно, и его это очень беспокоит. Он хочет убедиться, что у нее нет серьезного заболевания, а потом уже вернуться к своим делам в Генуе.
Его доводы звучали вполне логично, и Саманта успокоилась. Кроме того, она слышала, что многие итальянские мужчины, даже когда заводят собственные семьи, остаются сильно привязаны к своим матерям. Ей, правда, было трудно представить Лучано в роли нежно любящего сына.
Но что я вообще знаю о нем? — подумала Саманта, бросив на Лучано короткий взгляд. Его поведение не укладывается ни в какие рамки. То он сдержан, невозмутим и сосредоточен, то вдруг взрывается, как Везувий, и выплескивает на тебя свою раскаленную ярость и скверное настроение. Может, это и есть так называемый латинский темперамент?
Наконец самолет произвел посадку в венецианском аэропорту «Марко Поло». Когда они вышли на площадь, Саманта чуть не задохнулась от жары. Мерзавец, даже об этом меня не предупредил! — возмущенно подумала она, с трудом волоча ноги за носильщиком.
Их уже ждал водитель с длинной черной спортивной машиной с открытым верхом.
— Спасибо, Паоло, — сказал Лучано, принимая от водителя ключи. — Сейчас я хочу вернуться в Геную, — добавил он, забираясь на водительское место.
Саманта давно привыкла к экстравагантности своих богатых и известных клиентов, поэтому ее не удивило, что шофер Лучано пригнал машину из Генуи специально для того, чтобы его босс смог вернуться в свой город, сидя за рулем собственного автомобиля.
— Ну так что?! — рявкнул Лучано, грубо ворвавшись в ее мысли. — Ты едешь или нет?!
— У меня есть выбор? — со злой иронией спросила Саманта, но ее слова, — возможно, к счастью, — заглушил рев мощного мотора «феррари».
Сидя в открытой машине под палящим солнцем, она похвалила себя за то, что не забыла прихватить темные очки. Саманта также была рада, что Лучано сам сел за руль своего великолепного авто, а не заставил ее вести машину по незнакомым итальянским дорогам.
Саманта пристегнула ремень в тот момент, когда Лучано отпустил сцепление. Вовремя! — похвалила она себя, потому что «феррари», казалось, прямо с места взмыл в воздух и с оглушительным ревом выкатился со стоянки аэропорта. Саманта зажмурилась и вжалась спиной в сиденье, молясь, чтобы доехать до Генуи целой и невредимой. Не говоря о том, что она уже умирала от жажды.
