— Посмотри, они опять начали пить, — говорит Сэм, протягивая Бену четвертый бурбон.

Он имеет в виду посетителей, но Бен отодвигает стакан от края стойки. Он желает сливовицы, но у Голди этого нет. Он вспоминает Рим, ему хочется попробовать ликер из артишоков и укропа, удивительный на вкус, хочется малины, шнапса со вкусом маленьких желтых слив.

— Ну? — спрашивает Сэм. Он проявляет такое сочувствие, что Бену кажется, что все его проблемы не столь уж велики. На нем старое пальто, шея замотана шарфом. Сэм считает Бена элегантным. Ему тоже хотелось бы обладать такими аристократическими манерами; ему хотелось бы знать, как этого можно достичь. Сэм честен и правилен, и всегда остается молодым.

— Я никогда не видел тебя здесь так поздно, — говорит Сэм.

— Сюда противно добираться, — говорит Бен. Он знает, что такое шторм и наводнение, грязевой поток и землетрясение, но ядовитые испарения на улицах зимой все еще пугают его.

— Тебе нужно привыкнуть к подземке, — говорит ему Сэм.

— Никогда, — возражает ему Бен. — Жизнь слишком коротка.

Сэм подходит к нему через несколько минут.

— Пойдем, — говорит он. — Будет лучше, если ты расскажешь о своих проблемах.

Бен молча уставился на свой стакан.

— Как скажешь, — проговорил он, глядя на дно стакана.

— Думаю, тебе лучше перестать пить, — говорит Сэм.

— Невозможно перестать делать то, к чему ты привык.

— Это не так, — качает головой Сэм. — Я пробовал наркотики и завязал. Привык жить с Сашей и ушел. Воровал машины, перестал. Человек способен совершенствоваться.

— Ты так думаешь? — спрашивает Бен.

— У меня не было выбора. Жизнь может быть хорошей, но для этого ты должен сам постараться сделать ее такой.

— Я старше тебя, — говорит Бен, — и все это ерунда. Позволь мне сказать тебе, что ты не прав.

— Чепуха, — возражает Сэм.

— Разве ты сейчас счастливее, чем был в двадцать лет?

— Черт возьми, конечно. Когда мне было двадцать, я был в исправительной колонии.

— А теперь ты счастлив, подавая напитки? — спрашивает Бен.

— Это нечестно, — возражает Сэм. — Кто ты такой, чтобы судить? Когда могу и хочу, я работаю над книгой.

— И ты счастлив? — снова спрашивает Бен.

— Нет, мне еще много хочется, но я разумный взрослый человек, и не могу быть счастлив. Но я, по крайней мере, не сумасшедший.

— Она сумасшедшая, — говорит Бен.

— Она? — спрашивает Сэм, радуясь, что наконец начинается исповедь, к которой Бена подтолкнуло его сочувствие. — Да?

— Флоренс, — говорит Бен.

— Я понял, — отвечает Сэм.

— Я не могу этого объяснить. Она очень замкнута.

— Когда она стала такой? — допытывается Сэм тихим голосом.

— Она всегда была такой, — поясняет Бен. — Именно это мне в ней и нравилось.

— Если ты ее выбрал именно поэтому, — рассуждает Сэм, — то может быть, меняешься ты сам? Ты не думал об этом?

Бен озадачен.

— Нет, — говорит он.

— Жизнь — это постоянные изменения.

— Нет, — опять возражает Бен. — Лишь до определенного момента, потом все останавливается.

— Ты не прав, — возражает Сэм. — Может быть, тебе нужно чего-нибудь новенькое. Ты просто еще не осознал этого. Если ты изменишь свою точку зрения лишь слегка, то ты увидишь…

— Так случилось, что я люблю свое прошлое, — говорит Бен. — Оно было чудесным.

— Ты не можешь быть привязан к чему-то так долго. Если ты любишь кого-то, дай волю чувствам.

 — Это глупейшая мысль, какую я когда-либо слышал. Что это значит?

— Если ваши с Флоренс отношения стали плохими, может быть, их прервать, вот что я имею в виду, — говорит Сэм.

Бен задумался.

— Может быть, тебе стоит встретиться с кем-нибудь, — предлагает Сэм, наливая себе пиво.

— С кем-нибудь, что это значит? Найти другую женщину, завести роман?

— Нет, просто встретиться с кем-нибудь, чтобы поговорить.

— С другой женщиной, чтобы потрепаться, но не спать?

Сэм становится нетерпеливым.

— Поговори с доктором.

— Но со мной все в порядке, — говорит Бен.

— Она тянет тебя назад.

— Но я никуда не стремлюсь.

— Возможно, стремился бы… — с видом знатока говорит Сэм.

— Найти жену получше и, как все, карабкаться вверх по лестнице. В этом для меня слишком много Калифорнии. Я оставил дом, чтобы избавиться от этого. Я не…

— Ты ведешь себя так, будто что-то ей должен, — перебивает его Сэм. — Это как долг чести, не так ли?

Он старается спровоцировать Бена. Если бы люди чувствовали меньшую ответственность за других и большую за себя! Каждую неделю Сэм посещает группу, где именно об этом и идет речь — о личной ответственности.

— Послушай, послушай, — говорит он, — я уверен, что она сумеет о себе позаботиться. Она существовала до того, как встретилась с тобой, и будет существовать и дальше. Когда с тобой расстанется.

— Не спорю, — соглашается Бен. — Я на двенадцать лет старше ее.

— Ты должен побеспокоиться о себе, — говорит Сэм. С тех пор, как они стали друзьями, ему ужасно хочется, чтобы Бен был похож на него, ну, хотя бы немного.

Флоренс снится сон. Семейный пикник на опушке леса. У матери светлые волосы, у отца — темные, это счастливая улыбающаяся пара, будто сошедшая с этикетки. Два маленьких мальчика в полосатых рубашках и шортах бегают вокруг расстеленной на траве клетчатой скатерти. Один из них открывает корзинку и начинает распаковывать сандвичи, завернутые в вощеную бумагу. Два динозавра выходят из леса, привлеченные запахом сандвичей. Они выше деревьев, больше домов. Быстро двигаясь на своих громадных лапах, они добираются до скатерти. Родители скрылись в лесу. Динозавры, покончив с сандвичами, съедают детей…

Она с криком проснулась, потянулась к Бену, но его рядом нет. Свет проникает в комнату через плотные шторы, и от этого комната кажется бело-голубой… У Флоренс в голове рождаются всевозможные вопросы, на которые у нее нет ответа.

Через несколько дней раздается звонок от Джекоба, в пять утра. Флоренс снимает трубку.

— Привет, дорогая! — слышит она. Рядом с ней вздрагивает Бен.

— Папа, — говорит она и садится по-турецки на кровати — старая привычка.

В это время отопление еще не работает, в комнате прохладно. Флоренс хочет перейти в кухню, к другому аппарату, но это означает попросить Бена подержать трубку, а потом ее повесить, — слишком много для спящего человека. Вместо этого она не говорит, а шепчет.

— Ты что, спишь? — спрашивает Джекоб.

— Нет, — отвечает она.

— Я могу позвонить позже, — предлагает Джекоб.

— Нет, нет, все в порядке, — лжет она. — Что-нибудь случилось? — Она вспоминает о каталогах в кладовке, которые лежат там несколько месяцев, а она клялась распространить их.

— Ничего, — говорит он. — Как ты? Как Бен?

— Может быть, ты все-таки позвонишь позже? — предлагает она. — Еще рано.

— О Господи! Я думал, что у вас сейчас вечер, перепутал время.

— Все в порядке, папа. Что ты хотел сказать?

— Мне просто хотелось поговорить с тобой. Звонила Сильви. Она хотела знать, как тебя найти.

Сильви?! Какое-то мгновение Флоренс не могла сообразить, о ком идет речь.

— Кто? — переспрашивает она.

— Сильви Амбелик. Дочь Сюзи, твоя подруга.

— Сильви… — произносит Флоренс.

Голос Джекоба доходил до нее волнами.

— Она переезжает в Нью-Йорк. Я дал ей твой номер.

— Лучше бы ты этого не делал, — говорит Флоренс.

— Вы с Беном должны пригласить ее пообедать. Я говорил ей, что ты великолепно готовишь, но она мне не поверила.

— Лучше бы ты этого не делал! — снова говорит Флоренс, уже громче.

Бен ворчит, хватает подушку и накрывает ею голову.

— Ну что же делать? Это же папа.

И еще раз в телефонную трубку:

— Я не хочу ее видеть.

— Ну, поступай как знаешь. Я перезвоню позже. Иди спи. — Голос Джекоба, такой короткий, пропадает. Флоренс кладет трубку. Она была неласкова с ним и причинила ему боль.