Да и вообще власти Центра уже нет фактически нигде на пространстве бывшего Союза, в той же России. Силовое подавление независимости, объявленной в Прибалтике, вызовет негативную реакцию и в других республиках: а, вы так с нами обращаетесь – так нате же вам! Прямое президентское правление фактически потребовалось бы вводить по всей стране, о чем, разумеется, не приходилось и мечтать. Не было на это сил.
Наконец, Горбачеву было ясно и другое. Если он очертя голову будет продолжать силовой нажим на «сепаратистов» в Прибалтике, он как политик фактически совершит самоубийство. Вся затеянная им политика перестройки, провозглашенные лозунги нового мышления, весь обретенный им международный авторитет, авторитет человека, покончившего с «холодной войной», освободившего Восточную Европу, позволившего объединиться Германии, – все полетит коту под хвост. На это, конечно, он пойти не мог.
В дальнейшем все его усилия по спасению СССР будут ограничиваться более скромной установкой: отпустить в вольное плавание то, что удержать уже невозможно, и сохранить в рамках Союза то, что еще можно сохранить.
Впрочем, впереди была еще одна попытка силой спасти всю советскую империю целиком, попытка, предпринятая близкими Горбачеву людьми. Вместо спасения эта авантюра принесла империи окончательную и бесповоротную гибель.
Катастрофа все ближе
«Привилегированные условия снабжения столичных городов, в первую очередь Москвы режим всегда рассматривал как важнейший фактор, позволяющий сохранить контроль за политической ситуацией в стране. При всей деинтеллектуализации (неплохой термин! − О.М.) советского руководства, то, что революция в России, проложившая большевикам дорогу к власти, началась с продовольственных беспорядков в столице, они знали. К началу 1991 года и в Москве ситуация на потребительском рынке становится катастрофической.
Председатель исполкома Моссовета Ю. Лужков − премьер-министру СССР В.Павлову (26 февраля 1991 года):
«Все, чем располагает московская торговля по непродовольственным товарам, − это 5, 1 миллиарда рублей, или 42 процента к прошлому году… На этот год планируется уменьшение импортных поставок на 75 процентов. Но и этот объем разнарядками пока не подтвержден… В сложившейся ситуации с товарным наполнением отсутствует возможность организации даже нормированного (то есть по талонам. − О.М.) снабжения населения…»
В нестоличных крупных городах положение на потребительском рынке еще сложнее. Президиум Нижегородского областного совета народных депутатов пишет Горбачеву (декабрь 1990 года):
«Уважаемый Михаил Сергеевич! В г. Нижнем Новгороде до крайности усугубилась обстановка с обеспечением населения продовольствием. Выделенные фонды не позволяют обеспечить основными продуктами даже приближенно к санитарным нормам такие категории жителей, как дети, беременные и кормящие женщины. В государственной торговле, кроме нормируемых товаров, продовольствие практически отсутствует. При этом образовалась большая задолженность города перед населением по отовариванию выданных талонов на мясо, сахарный песок, животное и растительное масло и пр.»
-------------------------
ПОСЛЕ ПРИБАЛТИКИ. СХВАТКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Ставка на силу и ответная реакция
Максимальное обострение отношений между Горбачевым и Ельциным пришлось на зиму и раннюю весну 1991 года. Как уже говорилось, начиная с предшествующей осени Горбачев, по-видимому, все более стал склоняться к мысли, что остановить распад Союза – по крайней мере, предпринять такую попытку – можно лишь при помощи силы. Это вызвало ответную острую реакцию Ельцина и других республиканских лидеров. Но прежде всего Ельцина, который, конечно, чувствовал себя лидером среди лидеров.
События в Вильнюсе активизировали все эти процессы. Движение к распаду Союза ускорилось. Возросло и напряжение между Горбачевым и Ельциным. Стремительный вояж Ельцина в Прибалтику сразу же после ночных вильнюсских событий 13 января, все его дальнейшие выступления и действия во время самой острой трехнедельной фазы балтийского кризиса были прямым, демонстративным вызовом союзному Центру, Горбачеву.
Особенно возмутили президента заявления Ельцина о том, что четыре самые крупный союзные республики − Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан − собираются в ближайшее время подписать четырехсторонний договор в обход Центра, о том, что каждая республик должна обзавестись своей армией… .
Это уже была весьма определенная заявка, довольно точно предвосхищавшая дальнейшие события, которые ожидали «Союз нерушимый».
Ельцин − против референдума
16 января Верховный Совет СССР, в соответствии с решением декабрьского Съезда нардепов, принял постановление – провести общесоюзный референдум 17 марта. На референдум выносился вопрос, который, как полагал Горбачев, в случае положительного ответа большинства, помог бы притормозить нарастающие центробежные устремления республик. Вопрос был составлен довольно ловко:
«Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?»
Всякому разумному человеку было ясно: формулировка вопроса такова, что отрицательно ответить на него трудно. Ну кто же, в самом деле, против «обновленного» Союза, в котором «в полной мере» будет всё гарантировано? Если бы еще разъяснялось, что подразумевается под словом «обновленный» и каким образом будут обеспечены гарантии…
Ельцин был не в восторге от этой идеи. Считал, что референдум нужен Горбачеву для укрепления его власти.
Позднее Горбачев так вспоминал о тогдашней позиции председателя российского Верховного Совета:
«…Ельцин был против того референдума, хотя потом говорил: я же голосовал за сохранение Союза. Неизвестно, за что он голосовал на избирательном участке. Это он теперь говорит нам, что за сохранение Союза. А вот когда решался вопрос еще только о проведении референдума (имеется в виде – решался на IV Съезде народных депутатов в декабре 1990-го. − О.М.), то я видел, как его бесила сама постановка этой проблемы… А это была моя инициатива − проведение референдума. Я считал, что без народа нельзя такие вопросы решать.
Так вот, шло голосование, нажимаю кнопку, конечно, «за» проведение референдума. Перед Ельциным − такой же пульт голосования. Он кряхтел, бурчал. Говорю ему: нажимай, нажимай «за», Борис Николаевич. Ты что, против Союза? За десять или двадцать секунд до конца голосования он нажимает «за», снимает наушники и бросает их со злостью на стол…»
Полагаю, если бы Горбачева не было рядом, вряд ли Ельцин проголосовал бы «за». А так в самом деле приходится голосовать, чтобы в дальнейшем у Горбачева не было лишнего повода упрекать его в стремлении развалить Союз.
«Всему виной − негодная политика Центра»
Ельцин постоянно балансировал между критикой Горбачева и заявлениями, что он за Союз. Горбачев – это еще не Союз. Союз вполне может существовать и без Горбачева. Более того, как полагал Ельцин, именно Горбачев своими метаниями, своими топорными действиями наносит вред целостности Союза, отталкивает от него республики и в конечном итоге ведет к его распаду.
В конце первой декады февраля Ельцин побывал в Калининградской области. На встрече с местным «активом» его спросили, долго ли еще будет длиться «война законов» между Россией и Центром. Против ожиданий Ельцин ответил примирительно: мы, дескать, действуем в рамках своих функций, в соответствии с постановлениями Съезда народных депутатов; да, принимаемые нами законы «иногда несколько отличаются от союзных»…
