Лермонтов написал в 1839 году:
И божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
За гранью дружеских штыков.
Если бы поэт мог узнать, что спустя полтораста лет, в апреле 1989-го, русские штыки, когда-то защитившие Грузию от неприятеля, превратятся в солдатские саперные лопатки, которые обрушатся на головы грузин…
Первоначальным толчком для этих событий стал грузино-абхазский конфликт: абхазы, вдохновленные вольностями, привнесенными горбачевской перестройкой, все более настойчиво требовали выхода из Грузии. 18 марта в абхазском селе Лыхны состоялся многотысячный митинг, участники которого выдвинули это требование. В ответ в разных районах Грузии начались «антиабхазские» выступления.
4 апреля в Тбилиси на проспекте Руставели перед Домом правительства начался бессрочный митинг. Вскоре стало ясно, что он не ограничивается «грузино-абхазской» темой, и даже – что не эта тема главная: уже 6 апреля на нем появились лозунги «Долой коммунистический режим!», «Долой русский империализм!», «СССР – тюрьма народов!», «Долой Советскую власть!»
Одним из главных организаторов акции был Звиад Гамсахурдиа – известный диссидент, один из лидеров грузинского национального движения, твердый сторонник выхода Грузии из состава Союза, позднее ставший председателем Верховного Совета Грузинской ССР, еще позднее – первым президентом независимой Республики Грузия.
Естественно, грузинское коммунистическое руководство всполошилось. Пыталось уговорить митингующих и голодающих (были и такие) разойтись. Однако эти призывы не были услышаны. Вечером 7 апреля грузинский ЦК обратился к «центральному», московскому ЦК с просьбой о помощи.
В Москве, понятное дело, на просьбу откликнулись. Тем же вечером на совещании – оно проходило под председательством второго человека в Политбюро Егора Лигачева (Горбачев в этот момент находился в Лондоне) – было принято решение перебросить в Тбилиси дополнительные воинские части, в том числе из российских областей, из Армении.
Один тот факт, что «для наведения порядка» в Грузию направляется немалое воинство из-за пределов республики, не мог, конечно, не вызвать возмущения грузин, не уязвить их национальное самолюбие: опять Москва берет нас за горло!
Тбилисская Ходынка
Ночью с 8-го на 9 апреля митинг – в общем-то мирный митинг, – на котором собралось около десяти тысяч человек, был оцеплен милицией. В начале пятого утра солдаты начали вытеснять митингующих с площади. Они орудовали резиновыми палками и саперными лопатками (теперь эти инструменты назывались по-новому – малые пехотные лопатки), распыляли слезоточивый газ («черемуху») и более сильный Си-Эс.
Позднее военные уверяли, что лопатки солдаты использовали лишь для того, чтобы защищаться от летящих в них камней, бутылок и прочих подобных предметов (дескать, на митинге были не только мирные люди, но и немало хулиганья), что выглядит довольно комично: что-то не слышно было, чтобы где-либо в мире «правоохранители» прибегали к такому способу защиты. Впрочем, вряд ли вообще к солдатам, участвовавшим в тбилисском разгоне, можно применить слово «правоохранители», вряд ли они вообще были сколько-нибудь серьезно обучены и подготовлены к решению такого рода задач.
По-видимому, многие из митингующих готовы были покинуть площадь, но почти все выходы с нее оказались перекрыты баррикадами из грузовиков со щебнем, другими стройматериалами, автобусов, троллейбусов, – их перегнали сюда наиболее активные, молодые протестанты (и вот теперь благодаря этим баррикадам образовались ловушки для самих митингующих). Как всегда в таких случаях, возникла паника, давка. На ум приходят Ходынка в день коронования Николая II и Трубная площадь в Москве при «прощании» со Сталиным.
Кровавый итог тбилисской войсковой операции – шестнадцать человек, в основном женщины, погибли на месте, трое скончались в больнице. Ранения получили то ли несколько сот, то ли несколько тысяч человек (цифры тут разнятся). Среди раненых были не только участники митинга, но и солдаты, милиционеры, хотя погибших среди них не было. Некоторые милиционеры пострадали от самих же солдат, как и митингующие. Подсчет раненых оказался затруднен, поскольку многие пострадавшие – особенно от газа – обращались за медицинской помощью не сразу, а спустя какое-то время.
Потом будут бесконечные споры, в том числе и между различными комиссиями, расследовавшими события, от чего погибли люди. В конце концов, вроде бы придут к заключению, что большинство погибли не от резиновых палок и не от лопаток (хотя у многих пострадавших были зафиксированы, как говорят медики, «колото-резаные» раны), а от удушья в результате возникшей немыслимой давки.
Снимает ли это вину с тех, кто затеял это «вытеснение»? Кому мешал этот мирный митинг?
Ясно, что именно и кому мешало. Мешали политические лозунги. Мешали коммунистическому руководству в Москве. Да и местному. Все более ясно становилось, что, говоря словами Михаила Сергеевича, «процесс пошел» – процесс развала Советского Союза. И тбилисские события явились одним из первых грозных его этапов.
Иван кивает на Петра
Кто же приказал российским войскам расправиться с мирными манифестантами?
Заседание Политбюро, где обсуждался вопрос о тбилисских событиях, состоялось 20 апреля, то есть ЧЕРЕЗ ОДИННАДЦАТЬ ДНЕЙ после того, как они случились, причем «тбилисский» вопрос был лишь четвертым по очереди – надо полагать, впереди стояли более важные.
Горбачев сразу же принялся обвинять главного грузинского начальника – первого секретаря ЦК Компартии республики Джумбера Патиашвили: дескать, тот склонен использовать силовые методы вместо того, чтобы идти «в народ», говорить с народом.
– У него (у Патиашвили. – О.М.), как и у его товарищей, есть элементы паникерства, мнительности и больше всего – расчет на силу. Недоставало характера вести политическую работу… У Патиашвили тяга к «решительным действиям». Я давно говорил – давайте учиться работать в условиях демократии. Теперь вот все подтверждается. Политический метод наши кадры рассматривают как проявление слабости. Сила – вот это вещь!.. Затрону в связи с этим такую тему, как информация, необходимая для принятия решения… С точки зрения информации давайте посмотрим на события в Тбилиси. Вот я прилетел в Москву (из Лондона. – О.М.) Мне во Внукове говорят: введены войска в Тбилиси. Это что? Так надо было? Тогда в аэропорту я не стал вникать, не поставил под сомнение это решение. Хотя сразу понял, что что-то назрело. Мне сказали, что это нужно было для охраны объектов, не больше. А комендантский час зачем нужен? Не нужен он был. Там надо было членам ЦК идти к народу. А они, оказалось, сидели в бункере. И уповали только на силу. Правильную информацию мы стали получать позже…
Мысль о том, что у высшего руководства в Москве не было ну никакой информации по поводу обстановки в Тбилиси охотно подхватывает председатель Совета Министров, член Политбюро Рыжков. Он принимается чуть ли не рубаху на себе рвать: ну как же так можно, держать в неведении руководство!
– Мы в эти дни были в Москве, а что мы знаем? Я – председатель правительства, а что я знал? О гибели людей в Тбилиси в «Правде» прочитал. Секретари ЦК знали. А вот мы, члены Политбюро в правительстве ничего не знали.
«Шпектакль», да и только! Только из «Правды» он обо всем узнал…
Но тут еще, в причитаниях Рыжкова, по-видимому, четкий намёк на то, кто именно «всё знал» и кто тот высший чин, который санкционировал тбилисскую бойню. Всё знали секретари ЦК. Число их – девять. Совсем немало. Ну, а «главный» среди «рядовых» секретарей, второй человек после генсека – Егор Лигачев. В его сторону и кивок. С него, мол, и спрашивайте.
