Вот так у Солженицына про Казахстан и казахов. Понятное дело, больше всего статья Солженицына и зацепила, возмутила именно казахов. Больше всего за эту часть статьи и пришлось отдуваться потом московским политическим лидерам: ну что, мол, Александр Исаевич − не политик, не государственный деятель, он писатель, так сказать, вольный художник, выражает своё частное мнение.
За вычетом перечисленных двенадцати, пишет Солженицын, «только и останется то, что можно назвать РУСЬ, как называли издавна (слово «русский» веками обнимало малороссов, великороссов и белорусов), или − Россия…»
Ну вот опять наносится обида, на этот раз ─ украинцам, никак не желающим называться малороссами.
Для этой вот России, включающей в себя три главных славянских народа и, кроме того, еще «сто народов и народностей, от вовсе не малых до вовсе малых», Солженицын предлагает новое название, соответствующее верному современному смыслу, − Российский Союз. О нем и предлагает теперь главным образом позаботиться, «проявить нам всем великую мудрость и доброту».
Нет у нас сил на Империю!
К великороссам Солженицын обращается с призывом отказаться от великодержавных имперских притязаний, от «имперского дурмана»:
«НЕТ У НАС СИЛ на окраины, ни хозяйственных сил, ни духовных. НЕТ У НАС СИЛ на Империю! − и не надо, и свались она с наших плеч: она размозжает нас, и высасывает, и ускоряет нашу гибель».
«Надо теперь жестко ВЫБРАТЬ, − пишет Солженицын, − между Империей, губящей прежде всего нас самих, − и духовным и телесным спасением нашего же народа. Все знают: растет наша смертность, и превышает рождения, − мы так исчезнем с Земли!»
Думаю, это едва ли не самая ценная, самая здравая мысль в статье Солженицына:
«НЕТ У НАС СИЛ на окраины, ни хозяйственных сил, ни духовных. НЕТ У НАС СИЛ на Империю! − и не надо, и свались она с наших плеч: она размозжает нас, и высасывает, и ускоряет нашу гибель».
Надо сказать, эту мысль Солженицын высказывал не впервые. Еще в 1973 году в своем знаменитом «Письме к вождям Советского Союза» писатель призывал распустить империю, отказаться от непосильных великодержавных амбиций. Ответом на эту и другие крамольные идеи была насильственная депортация Солженицына из страны в феврале 1974-го.
Этой же мысли, − что удержание империи непосильно, неподъемно для страны, − со всеми колебаниями и отклонениями, не формулируя ее так четко, как Солженицын, подчас вообще избегая, боясь об этом думать, все же интуитивно, видимо, придерживался и Ельцин в ту пору, когда речь шла о судьбе разваливающегося Советского Союза.
Увы, с приходом Путина выбор был сделан в пользу империи. Хотя, казалось бы, не однажды наш вождь встречался с писателем, разговоры они разговаривали. Наверное, что-то советовал ему Солженицын по поводу обустройства России.
В этом месте писатель неосторожно употребляет слово, опять-таки сильно обидевшее некоторые все еще не отделившееся от России республики, − среднеазиатские, − усилившее, без сомнения, их желание отделиться, назвав их «среднеазиатским подбрюшьем» России: Бог с ними, пускай уходят, мы только «распрямимся от давящего груза «среднеазиатского подбрюшья»…, необдуманного завоевания Александра II».
Призыв к славянам: объединимся!
К украинцам − все-таки украинцам − и белорусам Солженицын обращается с призывом объединиться с русскими (великороссами). Но опять-таки обращается обидным, неприемлемым для украинцев образом:
«К тем и другим я обращаюсь не извне, а как СВОЙ. Да народ наш и разделялся на три ветви лишь по грозной беде монгольского нашествия да польской колонизации. Это все − придуманная невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком. Мы все вместе истекли из драгоценного Киева, «откуда русская земля стала есть», по летописи Нестора, откуда и засветило нам христианство. Одни и те же князья правили нами: Ярослав Мудрый разделял между сыновьями Киев, Новгород и все протяжение от Чернигова до Рязани, Мурома и Белоозера; Владимир Мономах был одновременно и киевский князь и ростово-суздальский; и такое же единство в служении митрополитов. Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья. Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как ВОССОЕДИНЕНИЕ».
Солженицын предостерегает Украину от отделения от России:
«Сегодня отделять Украину − значит резать через миллионы семей и людей: какая перемесь населения; целые области с русским перевесом; сколько людей, затрудняющихся выбрать себе национальность из двух; сколькие − смешанного происхождения; сколько смешанных браков − да их никто «смешанными» до сих пор не считал. В толще основного населения нет и тени нетерпимости между украинцами и русскими.
Братья! Не надо этого жестокого раздела! − это помрачение коммунистических лет. Мы вместе перестрадали советское время, вместе попали в этот котлован − вместе и выберемся».
В общем-то резонное предостережение, но вскоре, через год с небольшим, украинский народ убедительным большинством все же проголосует за разделение, за независимость. В том числе проголосуют так и традиционно русскоязычные регионы − Крым, юг и восток Украины. Видимо, все же сильно всех «достали» и страдания советского времени, да и, наверное, еще и досоветские жизненные впечатления. Словесными призывами и предостережениями этого не перетянешь.
Возможно, предвидя, какое решение примет украинский народ, если станут проводить референдум, Солженицын настаивает, что «только МЕСТНОЕ население может решать судьбу своей местности». Но как же на деле осуществить такую чересполосицу − эта область отделяется, а эта остается в составе Союза или России (то же и с районами)? Об этом у Солженицына нет ни слова.
Все сказанное про Украину автор, естественно, относит и к Белоруссии.
Малым народам лучше быть вместе
Далее на очереди «малые народы и народности» − те самые, которым Ельцин только что великодушно разрешил: «Берите столько суверенитета, сколько проглотите!» У Солженицына тут, естественно, несколько иной взгляд, не такой популистски размашистый, как у Бориса Николаевича (впрочем, отказался тот от него довольно быстро):
«Для некоторых, даже и крупных, наций, как татары, башкиры, удмурты, коми, чуваши, мордва, марийцы, якуты, − почти что и выбора нет: непрактично существовать государству, вкруговую охваченному другим. У иных национальных областей − будет внешняя граница, и если они захотят отделяться − запрета не может быть и здесь. (Да еще и не во всех автономных республиках коренная народность составляет большинство.) Но при сохранении всей их национальной самобытности в культуре, религии, экономике − есть им смысл и остаться в Союзе. Как показало в XX веке создание многих малых государственных образований − это непосильно обременяет их избытком учреждений, представительства, армией, отсекает от пространных территорий разворота торговли и общественной деятельности».
В ту пору, как мы помним, суверенитет безоглядно объявляли все − и у кого есть внешняя граница, и у кого ее нет. Однако в дальнейшем разговоры о суверенитете заглохли, не приведя ни к чему реальному. На практике так никто из автономий и не отделился. Ближе всего к этому − через море крови и страданий − подошла Чечня. Однако и ее Путин «усмирил». Скорее всего, временно, так что и слово «усмирил» без кавычек тут не употребишь. Вряд ли и весь Северный Кавказ останется в России. Однако уйдет он из нее, думаю, ни по щедро-отпускающему варианту Ельцина, ни по столь же логически все обосновывающему варианту Солженицына − опять-таки через великую кровь. Ведь что уже и сейчас широким фронтом разворачивается в Ингушетии, Дагестане, Кабардино-Балкарии, северной Осетии, да и в той же Чечне − взрывы, убийства чуть ли не каждый день… И Москва в растерянности, не знает, как этому противостоять. Вроде уже все испробовано. Жестокость, жестокость, жестокость… И угрозы еще большей жестокости.