Однако лидеры других республик быстро и без труда разгадали этот ельцинский замысел. Он их совсем не устраивал. Не для того они вырвались из-под власти Москвы горбачевской, чтобы тут же попасть под власть Москвы ельцинской. Дружное противодействие этому замыслу российского президента проявилось довольно скоро и явно. На этом этапе наиболее решительную позицию занял казахский президент Назарбаев, заявивший, что его республика никогда не будет ничьим «подбрюшьем» и ничьим «младшим братом».

Помимо прочего, полное разъединение Союза грозило тем, что какие-то республики потеряют земли, которые они считали своими. Как известно, административные границы между республиками большевики провели довольно условно, да во многих случаях и вовсе никак их не зафиксировали. Пока был Союз, это не доставляло никому особого беспокойства, но с его ликвидацией те или иные неправомерно отрезанные от истинного владельца земли как бы отходили от хозяина навсегда. Особенно большие территориальные потери несла Россия. Так, по крайней мере, считало российское руководство. Оно не было готово расстаться с некоторыми территориями Восточной Украины, Крымом, землями Северного Казахстана… От Ельцина и его сотрудников тут последовали противоречивые заявления. То говорилось, что Россия от этих земель не откажется, то − не будет на них претендовать, если соответствующая республика останется в составе Союза (надо полагать, имелся в виду уже какой-то трансформированный Союз)… И наконец всякие разговоры о том, чьи земли «наши», а чьи «не наши», пришлось вообще закончить, − или, может быть, отложить их до лучших времен, − чтобы избежать развития событий по югославскому варианту.

Вероятно, важную роль в представлении Ельцина о том, куда следует двигаться, решая судьбу страны, сыграл документ под названием «Стратегия России в переходный период» (по-другому – «Аналитическая записка Бурбулиса», «Меморандум Бурбулиса»). В его составлении главную роль сыграла команда молодых экономистов, возглавляемая Гайдаром. Горбачев, так тот вообще считал, что именно эта записка решающим образом настроила Ельцина против сохранения Союза.

Бурбулис передал эту записку российскому президенту в сентябре, посетив его на отдыхе в Сочи. В записке говорилось, что, если подходить к делу объективно, России не нужен стоящий над ней экономический Центр. Ей следует взять курс на экономическую независимость при «мягком» политическом союзе с другими республиками, то есть создавать не декларируемое, а подлинно независимое российское государство с собственной валютой, собственным бюджетом, национальным банком, собственной налоговой системой, таможенной и пограничной службами… Создавать государство, которое начало бы наконец серьезные экономические реформы − прежде всего на своей территории, не оглядываясь на другие республики.

Ельцин услышал этот совет и призыв.

Можно ли было все же начать радикальные реформы не в одной России – сразу во всем Союзе? В тот момент уже вряд ли. Как мы знаем, даже и российские реформы встретились с неимоверными трудностями. Несколько раз судьба их вообще висела на волоске. Как подобные реформы можно было бы осуществить в масштабах всего Союза, − одновременно и в России, и на Украине, и на Кавказе, и в Средней Азии, − где сопротивление им, саботаж возросли бы тысячекратно, − это невозможно себе представить.

Реформы просто захлебнулись бы и экономическая катастрофа, на пороге которой Союз оказался к осени 1991 года, произошла бы неминуемо − в виде голода, гражданской войны… И в конце концов − уже в виде неконтролируемого, хаотичного распада.

Все же еще какое-то время после путча, хотя уже было ясно, что Союз фактически распался, под давлением и благодаря усилиям Горбачева предпринимались попытки предотвратить его формальный, юридический распад, в какой-то форме подписать Союзный договор − «Договор о Союзе Суверенных Государств, в котором каждая из них сможет самостоятельно определить формы своего участия в Союзе». То есть это было что-то такое, перекликающееся и с ельцинским предложением.

Наверное, решающую роль в окончательном развале Союза сыграла Украина. Хотя она объявила о своей независимости лишь пятой, 24 августа 1991 года (впереди были Литва, Грузия, Латвия и Эстония), всем было ясно, что если уж она уйдет, никакому Союзу не быть. Правда, окончательное решение, уходить или не уходить, украинцы отложили на 1 декабря, когда у них должен был состояться референдум, однако мало кто сомневался, каким будет его результат. Тем не менее, весь этот период − между 24 августа и 1 декабря − сторонники сохранения Союза, прежде всего президент Горбачев, − в значительной степени посвятили тому, чтобы уговорить их остаться. Уговоры действовали плохо. Украинцы демонстративно перестали принимать участие в союзных мероприятиях − заседаниях Верховного Совета СССР, Госсовета… Мощное движение прочь из Союза возглавлял председатель Верховной Рады, а затем президент Украины Леонид Кравчук. Эту свою историческую, как он считал, роль − роль освободителя Украины, главного вершителя судеб умирающего Союза − он играл вдохновенно, чувствуя себя хозяином положения, которому все вынуждены смотреть в рот.

Несмотря на бойкот со стороны Украины игры в Союзный договор какое-то время еще продолжались. Было такое ощущение, что другим республиканским лидерам не достает решительности Кравчука, что они никак не могут доставить Горбачеву неприятность. Сам же он с какой-то непонятной наивностью продолжал верить, что Союз еще можно спасти. «Момент истины» наступил 25 ноября, когда на заседании Госсовета республиканские лидеры решительно воспротивились тому, чтобы на месте Союза было сохранено ЕДИНОЕ ГОСУДАРСТВО в какой бы то ни было форме. Последний вариант Союзного договора − любимого детища Горбачева, − так и не был парафирован руководителями республик.

1 декабря 1991 года на референдуме Украина дружно проголосовала за независимость. И это фактически означало конец Советского Союза.

Впрочем, даже и после украинского референдума, после того как украинская Рада объявила о денонсации Союзного договора 1922 года Горбачев продолжал твердить, что новый Союзный договор будет подписан до конца декабря. Это, конечно, исторический феномен, уникальный пример − только чего? Стойкости? Фанатизма? Беспредельной наивности? Желания остаться в истории с ореолом мученика и несгибаемого борца за спасение империи?

Решающим шагом в ликвидации Союза стали, конечно, переговоры в Беловежской пуще, в Вискулях, а в этих переговорах − опять-таки непримиримая позиция Кравчука: никакого Союза, никакого Союзного договора, никакой федерации, никакой конфедерации, никакого Центра, Украина − независимое государство! Более всего он боялся, чтобы Украину каким-нибудь хитроумным способом не заманили в ловушку, где ее независимость и суверенитет снова оказались бы фикцией.

Впрочем, ни на чем этом уже не настаивал и Ельцин, хотя, в отличие от Кравчука, он был все же озабочен тем, чтобы бывшие республики «не разбегались слишком далеко» и пытался реализовать это «минимальное разбегание» в тексте Соглашения, встречая отпор своего украинского коллеги.

Можно ли было, уже после Беловежья, сохранить Союз силой? Наверное, можно было бы предпринять такую попытку. Уже арест беловежских переговорщиков − вещь вполне возможная, − наверное, замедлил бы процесс распада. В истории, в сходных ситуациях не раз реализовался именно такой вариант − арестовывают «заговорщиков», объявляют изменниками, предателями, казнят. Но в нашем случае – дальше что?

Начав демократизацию, ослабив вожжи, Горбачев, видимо, забыл (а может, и не вполне сознавал), что только при предельно натянутом состоянии этой части конской сбруи, при немедленном и решительном подавлении всяких попыток вольнодумства и вольнодействия советская империя до поры, до времени может существовать. Дай республикам волю, − и они бросятся врассыпную.