— Уверена, что она тоже скучает по тебе и хотела бы быть с тобой.
— Вы так считаете? — Стефани смотрела на нее огромными, полными недетского горя глазами.
— Конечно. Мать никогда не забывает своего ребенка, где бы ни находилась и сколько бы ни было ребенку лет.
Конечно, она солгала. В противном случае детство самой Лилиан было бы совсем иным. Но зачем Стефани знать горькую истину, если ложь способна вызвать такую сияющую улыбку на ее лице?
Почти каждый день прибывали новые гости, приготовления к Рождеству были в самом разгаре, поэтому остаток недели Тимоти был занят больше, чем обычно, и у него не оставалось ни минутки свободной. Только по этой причине ему следовало бы радоваться, что Стеф нашла себе компанию. Однако он буквально клокотал от обиды.
Всякий раз, когда он все же находил для дочери время, повторялось одно и то же. Она заваливала его сведениями о Лилиан Моро, рассказывая с дотошностью и вниманием к мелким деталям, свойственными детям с комплексом поклонения герою. Лилиан думает… Лилиан говорит… Лилиан считает… Лилиан встретила… Лилиан получила…
Правда состояла в том, что его достала Лилиан Моро со своими мнениями. По нему — так пусть целуется с членами всех королевских домов Европы, но в том, что касается благополучия его дочери, она ничего не смыслит.
Тима тошнило, когда он видел Стеф в обнимку с этой женщиной. Пытаться поколебать ее авторитет — все равно что расшатывать голыми руками скалу, да и не стоит ему делать этого! Конечно, он отец, у него есть права — но кого это волнует? Во всяком случае, не эту чертовку! Богу потребовалось семь дней, чтобы сотворить мир, а ей хватило пяти, чтобы перевернуть его вверх ногами!
— Она довела меня до белого каления! — выпалил он как-то, обращаясь к Рили.
— Ты и сам плавишься при виде этой женщины, — хохотнул тот. — И только твое проклятое упрямство не позволяет тебе признать этого.
Неправда!.. А даже если и так, он слишком поглощен своими обязанностями, чтобы разбираться в чувствах, которые вызывает в нем женщина вроде Лилиан Моро. Вот только спокойно смотреть, как она ломает жизнь Стеф, не намерен.
Именно поэтому утром двадцать третьего Тимоти Эванс стоял в холле, спрятавшись за карликовой сосной в кадке, и, словно шпион из третьеразрядного фильма, наблюдал, как эта парочка, поглощенная беседой, приближается к главному корпусу. Какими секретами они делятся? И почему Стеф с такой легкостью откровенничает с совершенно незнакомым человеком, а не с ним? Он снова оказался в дураках, и это, похоже, становится привычным делом.
Тимоти охватило какое-то едкое чувство. Ревность — вот что это такое, и она не покидает его с того самого дня, когда Лилиан Моро, мягко ступая ногами в оленьих сапожках, вошла в их жизнь и заняла в ней центральное место. Но ему не давал покоя вопрос: кого он ревнует? Свою дочь или эту женщину?
Боже, что за нелепая мысль! И полный идиотизм — тратить на нее даже минуту своего драгоценного времени!
А они уже вприпрыжку бежали по лестнице, хихикая, как девчонки. Подростковую неуклюжесть Стеф скрывали пуховая парка и длинные сапоги, а ее спутница была сама элегантность в своих европейских шмотках.
Он смотрел на них и ненавидел себя за ту мелочность, которую пробуждала в нем Лилиан. Когда последний раз Стеф смотрела на него вот так — словно солнце всходит и садится по легчайшему мановению его руки? Когда ее лицо было таким открытым и выражало такое жадное внимание?
Лилиан заметила его и прощебетала «Здравствуйте» так, словно взрослый мужчина, прячущийся за стратегически расположенным растением в кадке, нечто само собой разумеющееся.
— Доброе утро, — ответил он, пытаясь говорить с такой же непринужденностью, но тут же поморщился при звуках своего деревянного от обиды голоса. Тимоти никогда не считал себя собственником, но именно об этом качестве свидетельствовало то, как он вцепился в Стефани и, оторвав ее от новой подруги, притянул к себе. — Привет, солнышко. Мне так хотелось позавтракать с тобой, но ты немного опоздала, а меня поджимает время.
— Ничего страшного. — Стеф ловко увернулась от его объятий. — Лилиан составит мне компанию.
Едва не поперхнувшись, он все же обнажил зубы в улыбке.
— Вот и славно, потому что я уже поел и через несколько минут должен встретиться с Рили в конюшне. Но может быть, нам удастся встретиться на склоне и съехать пару раз до ланча.
— Нам? Ты имеешь в виду себя, меня и Лилиан?
Голландский соус вкупе с яйцами по-бенедиктински, которые он съел полчаса назад, подступили к горлу.
— Как хочешь.
Лилиан окинула его проницательным взглядом.
— А чего хотите вы, мистер Эванс?
Ее лыжный костюм был темно-синий, цвета северного неба перед наступлением темноты, а бирюзовый свитер под ним делал ее кожу светящейся, словно теплая слоновая кость. Светлые густые пряди мягко падали на плечи. Как давно он не зарывался пальцами в женские волосы…
Тимоти резко одернул себя. Что-то слишком часто в последние несколько дней его посещают подобные мысли. О том, чего он хотел, даже страшно было подумать. Во сне или наяву Лилиан Моро стояла у него перед глазами двадцать четыре часа в сутки.
— Я не хочу вам мешать, — сказала она, не дождавшись ответа.
— Вы не помешаете, — пискнула Стефани. — Мы с папой можем покататься вдвоем в любое время.
— В таком случае ты счастливица, — серьезно сказала Лилиан, заправляя выбившуюся прядь волос девочке за ухо; и Тимоти вдруг заметил, что неотрывно смотрит на тонкие аристократичные пальцы с безукоризненно накрашенными ногтями. — Как правило, отцы слишком заняты, чтобы тратить много времени на дочерей.
Стефани бросила на него выразительный взгляд.
— Скажи ей, чтобы пошла с нами, пап!
Загнанный в угол Тимоти пожал плечами.
— Конечно, — сказал он с чрезмерным радушием. Как он мог отказать этой парочке, смотрящей на него с мольбой, словно оголодавшие беспризорники? — Встретимся на верхней площадке подъемника в одиннадцать.
— Буду ждать с нетерпением, — сказала Лилиан и кивнула в сторону столовой. — Может, вы хотя бы выпьете с нами кофе, мистер Эванс? Мы обе будем очень рады этому.
Мы обе будем рады этому. Словно он здесь посторонний!
Скрыв раздражение, он взглянул на часы.
— Думаю, я смогу выкроить еще несколько минут.
— Почему вы называете его мистер Эванс? — спросила девочка у Лилиан, когда они сели. — Обращайтесь к нему по имени, как и все остальные.
Женщина обхватила изящными пальцами чашку кофе с молоком и снова пронзительно посмотрела на Тимоти из-под длинных ресниц — так, словно без труда читала те мысли, которыми он совсем не хотел делиться с ней.
— Потому что он называет меня мисс Моро.
Стефани возмущенно уставилась на отца.
— Скажи ей, па.
— Сказать ей — что? — Он неловко поерзал на стуле и принялся тщательно размешивать кофе, в котором не было ни сахара, ни молока.
— Что она может называть тебя Тимом. А ты будешь называть ее Лилиан.
— Да-да, конечно, — словно дрессированный попугай, сказал он. — Скажите мне все же… э-э-э… Лилиан, почему вы решили приехать в Пайн Лодж? Это довольно далеко от проторенных европейских дорог, особенно если учесть, что прямо у вас под боком лучшие в мире спуски.
— Я созрела для перемен. — Она откусила крошечный кусочек круассана и, задумчиво жуя его, пренебрежительно приподняла плечо. — Со временем даже Санкт-Мориц надоедает.
— И чтобы развеять скуку, вы решили снизойти до Северной Америки. — Он не скрывал своего сарказма, чем заслужил очередной негодующий взгляд Стефани.
— Нет, Тимоти, — сказала Лилиан, лукаво глядя на него из-под ресниц. — Я приехала сюда в поисках совсем другого, и мне кажется, что я смогу это найти.
Ему не понравилось, какую реакцию вызвали в нем эти слова — вспышку сексуального возбуждения, которое в последнее время все чаще охватывало его… И ему не нравилась Лилиан. К тому же он ей не верил. Она забивала голову Стефани своими бреднями. Его сорванец-дочь уже подражала ее манерам, отставляя розовый мизинчик, когда поднимала чашку с горячим шоколадом, и деликатно промокала после каждого глотка рот салфеткой. Скоро она заговорит по-французски.
