— Вероятно, она великолепна, если превращает самых суровых воинов в аэдов, — заметил Одиссей.

— Так и есть, друг мой! Да, превращает. Я не умею красиво говорить — за меня достаточно хорошо говорит копье. Но даже самому простому воину придется провести много часов и дней, пытаясь подобрать слова. Конечно, все мы терпим неудачи, да и у царей и царевичей получается не лучше. Но если мы не попробуем ее каким-то образом понять — или вместить ее в известные нам слова, если вам так больше нравится… то мы все сойдем с ума!

Эперит вспомнил об Афине, бессмертной и сияющей, какой видел ее у священного озера, заливаемого серебристым лунным светом. Он подумал, не производит ли Елена такое же впечатление на смертного.

Эперит не думал об Афине, как о красивой женщине — возможно, потому, что не рассматривал физический аспект ее сущности. Как богиня, она была великолепна, восхитительна, прекрасна. Юноша едва ли мог смотреть на нее, ведь ее сущность неизмеримо, недостижимо идеальна, что не поддавалось пониманию. Ей недоставало совсем чуть-чуть до абсолютного превосходства, поскольку оно принадлежало Зевсу, которого ни один смертный не может увидеть и остаться живым.

— Возможно, вам повезет, и вы поглядите ее сегодня вечером, — добавил Пейсандр. — Тогда и сможете судить сами. Я обсуждал ее с другими воинами из нашего отряда, и все мы видим что-то разное. По-моему, в ней есть что-то от луны — суровая, холодная, нестареющая красота, одиночество и отстраненность в мире тьмы. Вы можете увидеть яркость солнца, источника всего в нашей жизни. Или она напомнит вам море, поскольку ее красота вечна и слишком глубока, чтобы ее постичь. Могу сказать вам: в ней слилось все то, что я перечислил, и много всего другого за пределами вашего понимания. Но также предупреждаю вас: видеть ее — еще и проклятие. Я никогда ее не забуду, даже когда моя измученная душа отправится в Гадес, где, как говорят, забывают обо всем. Мне грустно понять, что мир, который я когда-то любил, никогда больше не будет таким удивительным, как раньше, потому что она заняла его место в моем сердце! В ней есть какое-то волшебство, раз она так преображает мужчин.

Пейсандр замолчал и снова посмотрел на долину. «Неужели Елена действительно так действует на мужчин?» — гадал Эперит. Но какая-то частичка его души не хотела это выяснять и предпочла бы покинуть этот дворец проклятых, пока не стало слишком поздно. Однако юноша все же был сильно заинтригован словами Пейсандра.

— Не может быть! — воскликнул Одиссей. — Неужели ты хочешь сказать, что девушка занимается черной магией?

Пейсандр приподнял одну бровь, глядя на него.

— Может, занимается, а может, и нет, — проговорил он. — Несомненно, что этим занимаются в их семье.

— Кого ты имеешь в виду? — спросил Эперит и склонился вперед.

Пейсандр повернулся к двум воинам и очень серьезно на них посмотрел.

— Я имею в виду, что ходит много слухов про Леду, мать Елены, а еще больше — про Клитемнестру. Я слышал, что все дети Леды вылуплялись из яиц, что само по себе странно. Но лишь немногие сомневаются в том, что Клитемнестра — последовательница древних богов. Они с Еленой отличаются, как день и ночь. Но это не означает, что в венах Елены не течет какая-то странная кровь. Это объяснило бы, почему она способна подчинить любого мужчину своей воле.

Эперит посмотрел на Одиссея, который встретился с ним взглядом, но не показал, что у него на уме.

— Ну, тогда давай больше не будем говорить о женщинах, Пейсандр, — предложил царевич. — Расскажи нам о других претендентах. Кто они? Откуда прибыли?

— Их уже слишком много, чтобы помнить всех, — рассмеялся Пейсандр. — И каждый день прибывают все новые. Но я назову самых знаменитых. Все они могущественные и из хороших семей. Первым появился Агамемнон, сын Атрея и царь Микен. Вы уже встречались с Клитемнестрой, поэтому знаете, что он прибыл не в качестве жениха. Атрид находится здесь, чтобы поддержать брата.

— Менелая? Я уже про него слышал, — пробормотал Одиссей.

— Он — прекрасный соискатель. Ходят слухи, что его уже выбрали в мужья Елены. Конечно, это только слухи, которые ходят среди нас, — добавил Пейсандр, вспомнив, что Одиссей является одним из претендентов. — В конце концов, что мы знаем о политике? Потом есть Паламед, сын Навплия. Его лицо напоминает крысиную морду, но о более умном и изобретательном муже Елена может только мечтать. Есть Идоменей, царь Крита и сын Девкалиона. Он обладает всеми качествами, которые может хотеть женщина, — силой, храбростью, богатством и властью. А еще он красив. Прибыл Менесфей, сын Петия. Отец сделал его царем Афин в молодом возрасте, а теперь он приехал сюда за женой, достойной его положения. Афины — сильное государство, и он уверен, что Елена достанется ему. Самым последним, перед вами, появился царь Диомед из Аргоса, сын Тидея. Он прибыл сегодня утром, и отказался от еды и отдыха, чтобы присоединиться к охоте на вепря. Когда я увидел, как он заходит в ворота, то подумал, что прибыл какой-то бог — председательствовать на наших празднествах. Уверяю вас: если его не выберут в мужья Елены (прости, что это говорю, Одиссей), то Тиндарей уже принял решение, и вся эта встреча — только фарс.

В это мгновение они услышали стук копыт на улицах внизу, сопровождаемый криками и смехом множества людей. Охотники возвращались в прекрасном настроении.

— Значит, вечером будем есть жареного кабана, — объявил Пейсандр, перевешиваясь через ограждение и пытаясь увидеть возвращающихся воинов.

— Я ожидаю не меньшего, — заметил Эперит, присоединяясь к нему. — Если лучшие воины Греции не способны убить копьем пару кабанов, то кто в состоянии это сделать?

Мирмидонянин рассмеялся.

— Меня только беспокоит, чтобы они друг друга не начали протыкать копьями, — сказал он.

* * *

В сравнении с большим залом дворца в Спарте тронный зал во дворце Лаэрта на Итаке казался карликовым. У спартанцев могло разместиться сто гостей и прислуживавшие им во время вечернего пира рабы. В центре стояли четыре крашеные колонны большого обхвата, которые поддерживали такой высокий потолок, что он почти скрывался в тени. Туда поднимался дым от центрального очага, он клубился среди стропил, словно змея, ползущая по ветвям дерева.

Каждое помещение во дворцовом комплексе оказалось чистым, просторным и великолепно украшенным. На стенах изображались бесконечные и разнообразные животные, птицы, рыбы и растения, умело нарисованные яркими красками. От этого все они казались живыми среди кустов и деревьев, озер и рек.

Но столь простыми рисунками украшались только сотни служебных комнат, имевшихся во дворце. В самых важных помещениях вроде большого зала и царских покоев изображались сцепы легендарных битв или иллюстрации к историям, связанным с богами. Кое-где были видны мифические создания, но в основном встречались человеческие фигуры за работой или играми. Обнаженные мальчики участвовали в соревнованиях по бегу, другие — в борцовских поединках, третьи метали копье или диск. Здесь было столько богатства и роскоши, что залы Олимпа, наверное, могли превзойти их. И то — лишь с большим трудом…

После возвращения охотников дворец наполнился шумом, как бывает всегда, если собирается много людей. Одиссей держал подчиненных в отведенных им покоях на верхнем этаже, но они слышали, как снаружи многочисленные цари и царевичи отправляются в свои комнаты, чтобы вымыться и переодеться во все чистое. Итакийцы спустились по широкой лестнице вниз только после того, как к ним пришла Клитемнестра, все еще одетая в черное. Она, по просьбе отца, пригласила гостей присоединиться к пиру.

Проходя по центральному двору к входу в большой зал, они увидели туши многочисленных волов, пожертвованных ради получения благословения богов. Их использовали для питания огромного количества собравшихся, которым не хватило бы четырех или пяти жареных кабанов. Кровь густыми ручьями текла по грязной земле и собиралась темно-красными лужами. Воздух наполнял дым от костров, где жгли бедренные кости и вытапливали жир, предложенный жрецами богам. Дым поднимался высоко и закрывал рано появившуюся луну.