Открыв дверь, Люси тихо ахнула от изумления.

— Неужто это вы, мисс Милдмей?

— Да, Люси. Я приехала в Лондон к зубному врачу.

— О, мисс! У вас сильно болят зубы? — посмотрела с сочувствием Люси.

— Болели очень, но сейчас как будто лучше. После хорошего ночного отдыха я буду в полном порядке.

— Что же я держу вас на пороге, — проговорила Люси. — Проходите в дом. Здесь сейчас из прислуги только я и миссис Робинс. А какая была кутерьма, когда хозяин приехал вчера. Миссис Робинс была… вы знаете… — Люси хихикнула. — Но она великолепно справилась. Никогда бы не подумали, что она перед этим здорово хлебнула. По ее словам, потрясение привело ее в чувство.

Следуя за Люси в теплую кухню, Сара спросила:

— Хозяин дома?

— Да, он все кого-то ждал, но никто не пришел. И он сильно разозлился и все ворчал: зачем было мчаться в город ради какой-то сумасбродной затеи и тому подобное? Хотите чего-нибудь горячего, мисс Милдмей? Вы выглядите очень озябшей.

Сара замотала шарф, которым было повязано лицо. Предстояло также смыть легкий налет румян, с помощью которых она имитировала повышенную температуру. В усадьбе Маллоу все поверили — в этом она не сомневалась — в ее историю с ночной зубной болью и согласились с тем, что ей действительно необходимо немедленно отправиться в Лондон к своему дантисту. Они даже не возражали против се поездки в одиночку. Амалия не собиралась расставаться с одной из своих служанок ради какой-то гувернантки, и, кроме того, едва ли кто-либо стал бы в дороге досаждать женщине с острой зубной болью.

С неспокойной душой Сара расставалась с Тайтусом. Она никогда и в мыслях не держала полюбить ребенка своих врагов, но зависимость малыша от нее не могла остаться без последствий. Сара постепенно привязалась к нему всем сердцем, и ее радовали его растущая уверенность в себе и пробуждавшаяся детская веселая непосредственность. Правда, все это проявлялось пока лишь на поверхности, а глубоко внутри еще гнездились боязнь и сомнения.

— Вы уезжаете насовсем, мисс Милдмей?

— Тайтус, ты маленький глупышка' Конечно же нет! Вернусь завтра или послезавтра.

В его широко раскрытых глазах отражались суверенность и сомнение. Он не пытался ее обнять. Просто стоял в красной бархатной курточке, как маленький мудрый старичок, и смотрел недоверчивыми глазами.

— А кто станет учить меня буквам?

— До моего возвращения ты можешь отдохнуть. Элиза позаботится о тебе, а Соумс покатает тебя на пони.

— А что, если мышь…

Мальчик замолчал, не желая, видимо, обнаруживать свои тайные страхи.

— Какая мышь, Тайтус, дорогой?

— Та, которая скребет по ночам, — ответил он поспешно.

— Но ведь не каждую же ночь. Только когда ты зовешь меня.

— Она выходит из камина, очень большая. Мне думается, она хочет меня съесть.

— Тайтус! Ты специально это придумал, чтобы удержать меня здесь.

Мальчик упрямо затряс головой. Откуда ей знать, какие страхи одолевают его по ночам? Ведь он звал ее, только когда становилось невыносимо жутко.

Присев на корточки, Сара обняла ребенка.

— Я скажу Элизе, чтобы она спала с тобой в детской комнате и всегда оставляла на ночь горящую свечу. А теперь будь умницей. С тобой ничего не случится за две ночи, пока я лечу больной зуб.

— Он очень болит?

— Очень, иначе бы я не поехала к доктору.

Мальчик ласково коснулся ее лица.

— Обещайте вернуться.

Сара уезжала в слезах, но это в глазах окружающих явилось только лишним подтверждением зубной боли. Даже Амалия, которая, казалось, втайне сама испытывала сильные душевные муки, пожелала ей благополучного лечения.

А когда леди Мальвина сунула Саре в руку деньги на железнодорожный билет до Лондона, то это явилось последней каплей, переполнившей чашу ее страданий. Не испытывая реальной физической боли, Сара чувствовала себя низведенной до нравственного уровня пронырливого Соумса, который повез ее в Ярби к поезду.

— Не беспокойтесь, мисс Милдмей, — заверил он невыносимо вкрадчивым голосом. — Я буду следить за мальчонкой и за другими вещами.

Какие «другие вещи» он имел в виду? Не содержала ли эта реплика скрытой угрозы? Как бы там ни было, но развязная болтовня кучера помогла Саре обрести прежнюю решимость, и она уже больше не давала воли своим чувствам.

В лондонский дом она попала как раз вовремя, так как Блейн, очевидно, еще не завершил то дело, ради которого приехал в город. Сейчас он ожидал посетителя, безусловно, автора письма. От нее теперь требовалось только одно: держать глаза и уши открытыми.

— Я, Люси, прямо поднимусь в свою комнату и, конечно, с удовольствием выпью чашечку чаю, если ты принесешь мне ее наверх. И еще, Люси, не говори хозяину, что я здесь. Так будет лучше. Мой приезд может прийтись ему не по вкусу, или он может подумать, что я ожидаю Приглашения отужинать с ним внизу за одним столом.

— Куда вам с вашей зубной болью! Вам, мисс Милдмей, нужно что-нибудь помягче. Но мне придется сообщить о вас миссис Робинс, иначе я ничего не смогу принести вам.

В этот момент с силой хлопнула дверь главного входа.

— Хозяин ушел! — воскликнула Люси. — Не захотел больше ждать.

— Он ушел, слава Богу, — донесся голос миссис Робинс с лестницы, ведущей в полуподвальное помещение. — С кем это ты там разговариваешь, Люси? Уж не с тем ли нахальным пареньком из мелочной лавки?

— Здесь мисс Милдмей, мадам, — ответила Люси. — Она только что приехала с больными зубами.

Сара демонстративно прижала ладонь к щеке.

— Я поднимусь в свою комнату, миссис Робинс. Я просила Люси не говорить хозяину о моем приезде. Он может встревожиться за Тайтуса. Но я должна была обратиться к зубному врачу. Так страдала от боли.

— Бедняжка! — искренне посочувствовала миссис Робинс.

Это была полная и добродушная пожилая женщина; багровый цвет лица указывал на частые свидания с бутылочкой.

— Ложитесь прямо в постель, голубушка. Люси принесет вам все, что нужно.

Сара слегка покачнулась.

— Мне не хотелось никого беспокоить, особенно хозяина.

— Пусть будет по-вашему. Хотя не понимаю, почему бы ему и не сказать, ведь мы все люди. И время от времени каждый из нас болеет. Сейчас он ушел, строго наказав, что если кто-нибудь придет, то я должна задержать гостя до его возвращения. Лорд Маллоу кого-то ждал, но потерял терпение. Послушайте, как вы на это смотрите, если мы все вместе чуточку выпьем?

— Спасибо, миссис Робинс, но я лучше пойду к себе.

— Капелька бы успокоила больной зуб. Он отгоняет от меня и Люси простуду.

— Вы с Люси, миссис Робинс, поступай вам нравится, а я, право же, должна отдохнуть после длительной поездки.

Ей невероятно повезло, что Блейн только что ушел. Теперь она могла, не мешкая пробраться в кабинет.

Разумеется, она не надеялась обнаружить пресловутое важное послание. Зная осторожность Блейна, трудно было ожидать, что он оставит его просто так на виду. Однако он, должно быть, посчитал миссис Робинс слишком безразличной, а Люси и вовсе неграмотной, потому что письмо лежало на столе в конверте, переадресованном с лондонской резиденции на усадьбу Маллоу. В нем говорилось:

«Дорогой Блейн!

Вообрази, у меня не было сомнений, что ты мертв. Но на днях мне стало известно о тебе и твоем деле. Какая неожиданность! Ты никогда ничего не рассказывал. Сейчас еду в Лондон увидеться с тобой. Нам нужно о многом поговорить. Жди меня в четверг или в пятницу.

Твой друг Сэмми»

По почтовому штемпелю Сара определила: письмо отправлено из Ливерпуля, а это означало, что его мог послать кто-то недавно сошедший с корабля. Быть может, приплывшего из Вест-Индии? Кто-то, только что узнавший о знаменитом процессе и пожелавший получить свою долю? Более того, этот кто-то как будто полагал, что Блейн перед ним в долгу. Возможно, какой-то старый товарищ по совместному плаванью, вообразивший, что наткнулся на золотую жилу, или обыкновенный вымогатель.