— Я совершенно уверена, Евангелина, что твой отец здесь ни при чем. Но я расскажу о пожаре в нашем благотворительном обществе. Может быть, мы сможем чем-нибудь помочь несчастной семье. Где они сейчас?

— Джордан предложил им пожить у него на плантации.

— Я не бывала там... с тех самых пор, как скончались Патрик и Катэлина. Насколько я знаю, плантация пришла в упадок, а дом почти разрушен.

Сказанное не было полной правдой. Как-то днем, выпив обычную порцию ромового коктейля, Летиция решила прогуляться по полям и заодно взглянуть на Эдем. Прогулка не удалась — Летиция вернулась домой, едва завидев мрачный и заброшенный, будто населенный призраками дом. В памяти ее всплыли слухи, ходившие по округе о смерти Патрика и Катэлины, что очаровательная Катэлина была якобы зверски убита, что Патрик, не то от горя, не то от мук совести наложил на себя руки. Хотя позднее Летиция с досадой поняла, что вела себя глупо и малодушно, с тех пор она так никогда и не решилась посетить Эдем.

— Фрэнки Мэллоу плотник. Он занимается починкой дома, — объяснила Ева.

Летиция окинула взглядом дочь. Ее недовольно поджатые губы безошибочно подсказали Еве, о чем подумала мать.

— Думаю, тебе следовало бы вернуться к нам, Евангелина. Ты знаешь, как я хочу этого.

Ева сразу же вспомнила о сестрах и об отце. Немыслимо было представить себе, что она смогла бы жить в столь недружелюбном окружении. Даже одинокая, полная лишений жизнь в заброшенном Эдеме была ей предпочтительнее.

— Уиллоуби никогда не был и не будет моим домом.

— Разумеется, был и есть! Евангелина, ведь ты живешь бог знает где, как бездомная! Зачем? Только посмотри, как ужасно ты одета. Даже канаки одеваются приличнее. — Летиция еще раз с осуждением оглядела ужасные бриджи и мужскую рубашку дочери, потеки грязи на ее щеках и неухоженные ногти. — Более мой, как ты дошла до этого? Неужели у тебя нет приличного платья?

— Чтобы зарабатывать себе на хлеб, мне приходится работать. Невозможно опрятно одеваться, когда готовишь еду на костре. К тому же мне так удобнее, на велосипед в платье не сядешь, — гордо ответила девушка, — хотя мне и на велосипеде ездить довольно сложно. — Ева пыталась ездить верхом, но для нее, с ее искривленным бедром, это оказалось слишком болезненно. На мгновение ей показалось, что в глазах матери промелькнула что-то похожее на жалость.

— Тем более тебе следует вернуться домой. Дома, во всяком случае, за тобой будет должный уход.

— Мне не нужен уход. Повторяю: я совсем не так беспомощна, как ты думаешь. И в конце концов, я ведь совершенно не интересовала тебя, когда была ребенком. Отчего же ты сейчас вдруг стала беспокоиться обо мне? Что это за странная перемена?

Летиция опустила веки. Она хорошо знала, как глубоко оскорблена Ева. Взаимные обиды, злость и непонимание стояли между матерью и дочерью непроницаемой стеной.

— Ты не права, Евангелина, — устало ответила Летиция. — Хорошие врачи были только в Сиднее. Я хотела, чтобы ты могла лечиться у них. Тетя Корнелия и дядя Льюис предложили взять тебя на время. Это позволило мне остаться с твоими сестрами — ведь они тоже были малы и нуждались в моей заботе. Понятно, что дядя и тетя очень сильно привязались к тебе и не хотели отдавать тебя, когда пришло время. Мы согласились оставить тебя — ведь их единственный ребенок погиб. Но мы всегда скучали и тосковали по тебе, поверь мне!

Ева множество раз слышала эту историю от матери во время ее редких и кратких приездов в Сидней. Все это звучало довольно жалко. Без сомнения, если бы родители действительно желали ее возвращения, они смогли бы забрать ее домой.

Летиция утверждала, что, поженившись, они с Максом первое время жили с его родителями на принадлежавшей им табачной плантации, неподалеку от Таунсвилла. Макс купил землю под сахарный тростник уже после рождения Александры и Силии. Через год после этого родилась Ева. Когда в возрасте трех лет Еву повезли в Сидней, родители находились с ней во время первой операции, но вскоре стало ясно, что девочке потребуется длительное лечение, и Макс отправился домой, забрав с собой старших детей. Вскоре уехала домой и Летиция. Несколько последовавших за этим лет, «трудных лет», как она выражалась, ушли на обустройство Уиллоуби. Летиция в разговорах часто жаловалась, сколько неудобств причиняла им отдаленность Джеральдтона от Сиднея. Именно расстояние, утверждала она, и помешало Еве регулярно видеться с семьей.

Еву же никогда не оставляла мысль, что она попросту не нравилась своим родителям из-за хромоты, оставшейся у нее после неудачной операции. Разубедить ее было невозможно. Со временем горечь разлуки утихла, но Ева знала, что родители никогда не предпринимали попыток вернуть ее домой.

— Не буду спорить с тобой. Сегодня я пришла сюда лишь для того, чтобы рассказать тебе, что говорят... — Еве запнулась, — ...об отце. Я надеялась, что ты сможешь поговорить с ним и что-нибудь сделать.

— Уверена, ты не права в своих подозрениях, Евангелина! Я, конечно, поговорю с ним, но...

— Спасибо, — холодно ответила Ева. В эту минуту она презирала себя за то, что обратилась к матери за помощью. — И прошу тебя, запомни — я не желаю, чтобы Джордан узнал, что моя фамилия Кортленд. Если он узнает об этом, то, конечно, попросит меня уехать... после всего, что сделал... отец. Мне бы этого очень не хотелось.

— Джордан тебе нравится? — внезапно спросила Летиция. Вопрос этот оказался неожиданным для нее самой — Летиция никогда еще не думала о своей младшей дочери как о взрослой женщине.

— Нет, конечно. Я не похожа на Лекси и Силию и не вижу в каждом встречном мужчине кандидата в мужья!

— Я говорила не об этом. Силия рассказала мне, что Джордан очень красив.

— Я не Силия и не Лекси и не сужу о людях по их наружности. А Джордана сейчас больше всего занимает восстановление дома и плантации, — ответила Ева. Глаза ее вдруг неприязненно прищурились. — А Лекси и Силия, видимо, твердо решили свести с ним знакомство? — спросила она.

— Ты же знаешь, как застенчива Силия! Но могу уверить тебя, что она мечтает познакомиться с Джорданом Хейлом — так же, как и любая девушка в Джеральдтоне.

— А Лекси? В Джеральдтоне мужа уже ей не найти, она, кажется, перебрала все кандидатуры. Уверена, теперь она готова на все, чтобы заполучить Хейла.

— Она просила меня пригласить его на чай, но это, боюсь, теперь совершенно невозможно.

— Я думаю, у Джордана хватает забот и без общества такой страстной поклонницы. И постарайся держать Лекси в узде.

«Да она защищает Джордана!» — вдруг подумала Летиция. Конечно, под этой неэлегантной внешностью и мальчишескими ухватками еще дремлет и ждет пробуждения прелестная молодая женщина. «Будь осторожнее, Евангелина! — подумала Летиция. — Не разбей себе сердце!»

— Я должна ехать, — сказала Ева.

— Быть может, ты все лее зайдешь к нам как-нибудь на чай, Евангелина? Если бы мы общались чаще, то, возможно, сумели бы лучше понять друг друга!

В словах матери неожиданно прозвучала печальная нота, и Ева подумала, как, должно быть, трудна и одинока ее жизнь.

— Ты ведь понимаешь, что это невозможно, — сказала она и тут же отвернулась, увидев, что в глазах матери промелькнула боль. — Я не могу рисковать. Джордан может узнать, что я член этой семьи. Прошу тебя, попытайся узнать, за что отец так ненавидит Джордана. А сейчас прощай, мне нужно идти. — Ева повернулась и быстро исчезла среди зарослей тростника. Летиция полными слез глазами смотрела ей вслед.

— Нет, Макс не мог совершить такого подлого поступка! — прошептала Летиция, отгоняя прочь эту страшную мысль. В глубине души, однако, она знала, что ее муж способен на любое преступление.

Летиция, взглянув на часы, поняла, что опаздывает на бридж. Желание играть уже пропало, но подвести друзей она, разумеется, не могла. Снедаемая безотчетным любопытством, она повернула лошадь и поехала в город другой дорогой, проходившей мимо плантации Эдем.

— Прощу прощения! Я ищу плантацию Эдем. Ведь это где-то поблизости?