Литмир - Электронная Библиотека
A
A

На десерт Мэтт заказал миндальный пирог с малиновым сиропом, а Кэнди, скорчив гримаску, сказала, что это слишком сладко, и выпила чашечку черного кофе, позволив себе съесть крошечный квадратик шоколада, что случалось крайне редко. После ленча водитель отвез их к Триумфальной арке. Для Кэнди отвели специальный фургончик, припаркованный на авеню Фош, откуда она вскоре и появилась в потрясающе красивом красном вечернем платье, волоча за собой соболий палантин. Она выглядела совершенно сногсшибательно, и два офицера полиции, остановив транспортный поток, помогли ей пересечь улицу, чтобы попасть туда, где Мэтт и его команда ожидали ее под огромным французским флагом, развевающимся на Триумфальной арке. Мэтт, заметив, что она идет, широко улыбнулся. Кэнди была поистине самой красивой женщиной из всех, каких он видел, а может быть, даже самой красивой в мире.

– Клянусь, малышка, ты выглядишь потрясающе в этом платье.

– Спасибо, Мэтт, – скромно сказала она, улыбнувшись двоим полицейским, которые застыли на месте как завороженные. Она чуть не стала причиной нескольких дорожно-транспортных происшествий, когда сумасшедшие парижские водители, взвизгнув тормозами, резко останавливались, глядя, как полицейские переводят ее через улицу.

Съемки закончили под Триумфальной аркой после пяти вечера. Затем Кэнди вернулась в «Ритц» на четырехчасовой перерыв. Она приняла душ, позвонила в свое агентство в Нью-Йорке и в девять часов вечера была у Эйфелевой башни, чтобы завершить съемки при мягком вечернем освещении. Съемки закончились в час ночи, и Кэнди отправилась на вечеринку, где обещала присутствовать. Она вернулась в «Ритц» в четыре часа утра, полная энергии и ничуть не уставшая.

Мэтт к тому времени уже два часа как спал. Он не раз говорил, что нет ничего лучше, чем быть двадцати одного года от роду. В свои тридцать семь лет он не мог угнаться за ней, как и большинство мужчин, которые за ней ухаживали.

Кэнди собрала сумки, приняла душ и после этого прилегла на часок. Она хорошо провела время той ночью, но вечеринка ничем особенным не отличалась от множества других подобных вечеринок. Ей предстояло выехать из отеля в семь часов утра и успеть в аэропорт Шарля де Голля на девятичасовой утренний рейс, который доставит ее в аэропорт Кеннеди к полудню по местному времени. Потребуется час, чтобы получить багаж и пройти таможенный досмотр, и еще два часа, чтобы доехать на машине до Коннектикута. К трем часам дня она будет в родительском доме задолго до обеда по случаю Дня независимости Четвертого июля, прежде чем окунуться в суету, связанную с подготовкой к завтрашнему праздничному обеду.

Улыбнувшись знакомым консьержкам и охранникам, Кэнди вышла из «Ритца» в джинсах и маечке с волосами, собранными в «конский хвост», которые она даже не потрудилась как следует причесать. В руках она тащила огромный старый гермесовский саквояж из крокодиловой кожи коньячного цвета, который отыскала в лавке старьевщика на Пале Рояль. У входа Кэнди ждал лимузин. Она знала, что скоро снова будет в Париже, поскольку здесь делалась значительная часть ее работы. На сентябрь планировались две серии фотосъемок в Париже после поездки в Японию в конце июля. Кэнди пока не знала, что запланировано на август, но надеялась взять несколько дней отпуска, чтобы отдохнуть либо в Хэмптонсе, либо на юге Франции. У нее было бесконечное количество возможностей для того, чтобы хорошо провести время и поработать. Она радовалась жизни и предвкушала, как проведет пару недель дома. Все это доставляло ей удовольствие, хотя сестры поддразнивали ее по поводу такого образа жизни. Маленькая девочка по имени Кэндис Адамс, которая в школе была самой длинной и самой неуклюжей, превратилась из гадкого утенка в прекрасного лебедя, известного во всем мире просто как Кэнди. Но хотя она любила свою работу, для нее не было на всей земле места лучше дома и никого она не любила так преданно, как своих сестер и свою маму. Отца она тоже любила, но к ним была привязана особенно сильно.

Кэнди ехала по утреннему Парижу, откинувшись на спинку сиденья. Как бы умопомрачительно она ни выглядела, в душе она во многом оставалась маминой маленькой дочкой.

Глава 2

Во Флоренции, на Пьяцца делла Синьория, залитой горячими лучами солнца, молодая красивая женщина остановилась купить мороженое у уличного торговца. Она попросила лимонное и шоколадное и теперь смаковала это необычное сочетание. Капля мороженого упала из стаканчика ей на руку, и она слизнула языком подтаявшее с краю лакомство. Волосы с медным отливом блеснули под лучом солнца, и она медленно направилась мимо галереи Уффици к своему дому. Она жила во Флоренции уже два года после окончания школы живописи в Род-Айленде, где получила степень бакалавра изящных искусств. В этом весьма уважаемом учебном заведении обучались люди с художественными талантами, преимущественно дизайнеры, было также немало студентов, изучающих живопись. Затем она получила степень магистра в Школе изящных искусств в Париже, где ей тоже понравилось учиться. Но она всю жизнь мечтала изучать живопись в Италии и, приехав сюда, поняла, что именно здесь ее место.

Она ежедневно посещала класс рисунка и изучала технику живописи древних мастеров. За последний год добилась немалых успехов, но считала, что еще многому предстоит научиться. Простые сандалии, купленные за пятнадцать евро у уличного торговца, юбка из льна и крестьянская блуза, которую она приобрела во время поездки в Сиену, удивительно шли ей. Она еще нигде не была так счастлива, как здесь. Жизнь во Флоренции казалась сказкой.

В шесть часов она собиралась пойти на занятия в художественную студию, где работали с живыми моделями, а на следующий день улетала в Штаты. Уезжать не хотелось, но она обещала матери приехать домой, как всегда делала в это время года. Хотя расставаться с Флоренцией не хотелось даже на несколько дней. Она планировала вернуться через неделю, а затем отправиться в Умбрию с друзьями. С тех пор как она обосновалась в Италии, она успела побывать во многих местах: съездила на озеро Комо, провела некоторое время в Портофино и, кажется, не пропустила в Италии ни одной церкви и ни одного музея. Она буквально влюбилась в архитектурные памятники Венеции и окончательно поняла, что Италия – это то место, где она чувствует себя лучше всего. Она буквально расцвела с тех пор, как приехала сюда. Именно здесь она нашла себя. Сняла крошечную квартирку на чердаке в ветхом здании, которая подходила ей во всех отношениях. Картины, которые она писала, были результатом ее напряженного труда за последние несколько лет. Она подарила одну из них родителям на Рождество, и они были потрясены зрелостью и красотой ее работы. Полотно изображало Мадонну с младенцем. Она писала его в традициях старых мастеров и с использованием изученных технологий. Она даже краски смешивала сама, пользуясь древней рецептурой. Мать назвала картину настоящим шедевром и повесила в гостиной.

Это было в канун Рождества, а теперь она ехала домой на Четвертое июля. Родители ежегодно приглашали гостей на ужин по случаю Дня независимости, на котором она и ее сестры были обязаны присутствовать во что бы то ни стало. В этом году для Энни это было большой жертвой. Предстояло так много всего сделать, что не хотелось отрываться даже на неделю. Но, как и сестры, она не хотела разочаровывать мать, которая жила встречами с ними и буквально расцветала, когда все ее девочки собирались дома в одно время. В квартирке Энни на чердаке не было телефона, но мать частенько звонила ей по мобильнику, и ей нравилось слышать радостное возбуждение в голосе дочери. Ничто не доставляло Энни такого глубокого удовлетворения, как возможность изучать живопись именно здесь, у самых ее истоков, во Флоренции. Она часами бродила по галерее Уффици, изучая полотна великих мастеров, и частенько ездила в соседние города, чтобы взглянуть на какой-нибудь шедевр. Флоренция была для нее Меккой.

Недавно у Энни завязался роман с одним молодым художником из Нью-Йорка. Он приехал во Флоренцию всего полгода назад, и они встретились буквально через несколько дней после его приезда, когда она вернулась после великолепного Рождества в доме родителей в Коннектикуте. Они познакомились в студии одного знакомого художника, молодого итальянца, в канун Нового года, и у них завязался бурный роман, не прекращавшийся по сей день. Им нравились работы друг друга, оба они были глубоко преданы искусству. Его работы были более современны, а ее – более традиционны, но многие их взгляды совпадали. Ему некоторое время пришлось поработать дизайнером, и работа эта ему очень не понравилась. Он называл ее проституцией. Скопив наконец достаточно денег, он приехал в Италию, чтобы в течение года заниматься живописью и учиться.

3
{"b":"158041","o":1}