— Да… то есть — нет, — Анна даже покраснела, не зная, что сказать в свое оправдание.

— Не переживайте, Анастасия Петровна, — голос князя звучал ободряюще, и тон его, равно как и весь облик, излучал доброжелательность и понимание. — Я всегда знал, что в мире есть только один человек, кому удалось внести смятение в ваше сердце и заставить его биться неровно и пылко. Было время, когда я мечтал оказаться на его месте, завидовал ему и хотел доказать, что тоже могу быть счастливым, но потом я прислушался к голосу Божьему и понял — нельзя желать того, что тебе не дано. И, если ты не можешь обладать тем, к чему тебя так влечет, то это совсем не означает, что ты неудачник, что ты несчастен. Я задал Господу много вопросов и получил на них ответы.

— Я только сейчас поняла, — побледнела Анна. — Вы действительно любили меня!

— Нет смысла отрекаться от своего прошлого, — кивнул князь Дмитрий. — Но жизнь состоит из настоящего и будущего, и оно — перед вами. Не тревожьте себя упреками за то, чего уже нельзя изменить. Давайте лучше поговорим о том, ради чего я приехал сюда.

— Конечно, — согласилась Анна, незаметно кусая губы, дабы не расплакаться. Встреча с князем невольно вернула ее в те времена, когда все только начиналось: впереди была сцена, обретение настоящих родителей и — любовь Владимира…

— Из прочитанного мною переложения вашего рассказа мне удалось понять, что вы знаете, где находится тайное убежище Крестоносца, — спокойно, как ни в чем не бывало, сказал князь Дмитрий.

— Что? — не сразу поняла Анна, но взяла себя в руки и растерянно произнесла: — «Знаю» — это все же преувеличение. Я мало что понимаю в морях и островах и не знакома с судоходной географией. Единственное, что мне известно, — остров, на котором прячется — как вы сказали, Крестоносец? — находится на юге в полудне плавания отсюда, и попасть на него со стороны моря можно только через бухту, где стоит, если он там, «Армагеддон». Но…

— Даже зная фарватер входа, нам не стоит проявлять излишнюю любезность, подводя свой корабль, если мы решимся предпринять это плавание, под его орудия, — завершил за Анну фразу ее собеседник.

— У меня не было много времени для более близкого знакомства с устройством и возможностями «Армагеддона», но, поверьте, он производит впечатление опасного и хорошо вооруженного судна, — покачала головой Анна. — А другого удобного подхода к острову нет, ведь это одна большая скала. Здания усыпальниц, в одном из которых ваш Крестоносец устроил свое хранилище сокровищ, находятся внутри каньона. И попасть в него можно лишь со стороны бухты, где стоит «Армагеддон», или с помощью подъемника из дворца, который обжит его капитаном.

— А с неба? — загадочно улыбнулся князь Дмитрий.

Когда вчера преподобный Иоанн самоуверенно, как показалось Анне, заявил, что сможет попасть на остров Валера с воздуха, Анна посмотрела на него так обиженно, как будто уличила в обмане.

— Что вы хотите этим сказать? — она вопрошающе подняла на преподобного взгляд. В нем читалось не просто сомнение, а негодование человека, над которым смеются.

— Вы летали когда-нибудь? — произнес преподобный, довольный произведенным на Анну впечатлением. — Нет? Значит, у меня есть шанс подарить вам крылья!

Но даже тогда, когда за ними прибыл ставший на рейде против монастыря парусник «Петергоф», куда монахи на лодке доставили преподобного и Анну, она продолжала считать обещание князя если не шуткой, то, по крайней мере, аллегорией. Однако вскоре слова иеромонаха стали приобретать черты правдоподобия, и Анна заволновалась. Летать? Она будет летать? Это уж слишком!

— Прошу любить и жаловать, Иван Сергеевич Козырев, — представил ей Иоанн молодого энергичного офицера, первым встретившего их на борту парусника. — Он возглавляет экспедицию Русского географического общества. Иван Сергеевич — превосходный картограф, и сейчас занят составлением детального описания берега и островов Эгейского моря. И я уверен, ваша таинственная безымянная скала весьма заинтересует его.

— Да-да, — подтвердил Козырев, лихо подхватывая поднимавшуюся по трапу Анну и целуя ей руку. — Это любопытно, очень даже любопытно! Анастасия Петровна, прошу…

Жизнерадостный Козырев тут же подвел ее к закрытому брезентом сооружению, установленному на кормовой палубе судна, и велел снять маскирующее покрытие.

— Вы изобрели ковер-самолет в форме корзины для фруктов? — не удержалась от ироничного замечания Анна.

— Не я — французы! Хотя нельзя сказать, что их находка уникальна, — улыбнулся Козырев. — Идея эта давно носится в воздухе, а теперь она приобрела вполне реальные очертания. Эта, как вы изволили выразиться, корзина для фруктов — гондола, поднимаемая вверх силой нагретого воздуха. Воздух подкачивается в шар, соединенный специальной сеткой с гондолой. Так что достаточно только отпустить трос, соединяющий вас с теми, кто остается на земле, и вот — вы уже летите.

— Но где гарантия, что ветер позволит вам отправиться в нужном направлении? — засомневалась Анна.

— Воздушный шар — тот же парус, — не без снисходительности улыбнулся Козырев. — Его движением можно управлять, но без привычных в морском деле канатов, а с помощью грузов, этих своеобразных рулей высоты, манипуляции с которыми позволяют создавать перевес, корректирующий курс и скорость движения шара.

— И вы хотите убедить меня в том, что весь ваш отряд погрузится в такие шары и атакует остров, который мы ищем? — поразилась Анна.

— У вас богатое воображение, баронесса, — преподобный не без иронии переглянулся с офицером-географом. — В распоряжении экспедиции лишь один шар. И не исключено, что, отправляясь на нем, мы рискуем потерять его и лишить Ивана Сергеевича одного из главных инструментов для этой очень важной работы. Насколько я понимаю, вид сверху дает исключительные возможности для картографии — с птичьего полета видно многое и более отчетливо, чем даже если вы находитесь рядом, в непосредственной близости от объекта своего изучения. Но он любезно согласился нам помочь — дело, которым мы должны заняться, исключительной важности. И поэтому сегодня мы отправляемся в указанном вами направлении. А завтра утром — летим.

— Мы? — побледнела Анна.

— Вы, я и Иван Сергеевич, — подтвердил князь Дмитрий, с любопытством смотря на нее. — Что с вами, баронесса? Вы все это время так решительно шли вперед и вдруг испугались?

— А вам не страшно подниматься туда, где властвует Он? — тихо и не без трепета спросила Анна.

— Приближаться к Господу и покушаться на его обитель — это разные вещи, — величественным тоном ответил ей Иоанн, и Анна смутилась, будто сказала что-то крамольное.

Потом любезный и неунывающий Козырев проводил Анну в отведенную для нее каюту, восторженно рассказывая по дороге о непередаваемых ощущениях, каковые дает полет на воздушном шаре, и, бросив взгляд на брегет, изящным движением выхваченный им из левого кармана пиджака (Анна уже поняла, что Козырев — большой сибарит и любитель всего необыкновенного), уведомил, что спустится за нею к ужину, чтобы сопроводить в кают-компанию.

Оставшись одна, Анна вдруг разрыдалась. Конечно, ее взволновало предстоящее испытание — Анна уже уверовала в то, что дошла до конца своих страданий и волнений. И она совершенно иначе представляла себе последствия приезда преподобного Иоанна: Анна была готова проследовать с посланцем Русской духовной миссии в Константинополь, чтобы отправиться, наконец, домой. Но князь даже не рассматривал, по-видимому, такую альтернативу: он не просил, он распоряжался ею, полагая, что Анна должна быть также устремлена на поиски пропавшей Звезды, как и он. А она — всего лишь слабая женщина! И она устала! И от собственного благородства в том числе.

Говоря сама с собой, Анна ужасно негодовала. Но вместе с тем ощущала потребность подчинения приказам преподобного Иоанна. И не могла не признать, что новый облик князя Новикова произвел на нее неизгладимое впечатление.