— Почему он это сделал? — внезапно задала вопрос Лукреция. — Почему он всего лишь излил на неё семя? Почему он её не изнасиловал?

Никто не ответил. Даффи вспомнил экземпляры «Плейбоя» четырёхгодичной давности. Может быть, он предпочитал это делать именно так, и с живой женщиной это было интереснее, чем с журналами. Может быть, несмотря на всю выказанную им при похищении силу, у него не хватило смелости пойти дальше. Может быть, таким странным образом он хотел показать, что любит её. Очень странным, конечно, образом.

— Может, Таффи удастся пролить свет на эту загадку, — проговорил неуёмный Дамиан.

— Никогда не понимал насильников, — сурово покачал головой Таффи, — это не обычные преступники. Находясь в заключении, они никогда не рассказывают о своих деяниях.

Даффи подумал, что это ещё мягко сказано. Если бы насильники рассказывали в тюрьме о своих деяниях, они прожили бы после этого очень недолго, чему содействовали бы и тюремщики, и их же собственные сокамерники. Каждый подумал бы, что на месте жертвы могла быть моядевушка, моядочь, мойребёнок. Этого не случилось, но могло случиться. Получай, мерзкий извращенец.

— Может, он хотел её так унизить, — попыталась ответить на собственный вопрос Лукреция. — Так ведь бывает, правда? Может, он думал, что это более унизительно. Вроде как, я мог бы тебя изнасиловать, но ты не стоишь даже этого. Похоже это на правду?

— Похоже, — ответила Белинда. — Вот только мог ли так рассуждать наш Джимми?

— Кто знает, что творилось у него в голове, — печально проговорил Вик. — Я думал об этом. Может, мне стоило разрешить ему построить у нас тренировочный лагерь. Может, это бы его отвлекло.

— А она когда-нибудь… э… гуляла с ним? — спросил Даффи.

Дамиан хрюкнул и заулыбался.

— Меня всегда забавляло, что люди говорят «они вместе гуляют», когда на деле имеют в виду «они вместе спят».

— Нет, — ответила Белинда, — она никогда не заигрывала с ним, ничего такого. Он просто был рядом, был, вроде как, полезен, не мог бы ты передвинуть это, Джимми, и всё такое, но она никогда с ним не кокетничала.

По крайней мере, не так, как это сделала бы многоопытная модель с Третьей страницы.

— Значит, он знал, что ему ничего не светит? — Джимми сам говорил об этом Даффи, но если дело касается любви или секса, людям просто так верить не стоит.

— Наверное, знал. Ни у кого и в мыслях не было, что если Энжи порвёт со своим так-себе ухажёром, у неё всё равно останется Джимми. Никто об этом даже не думал.

— А может, и зря, — подал голос Вик.

— Эй вы, послушайте, а как Энжи, с ней всё в порядке? — чуть ли не с яростью произнесла Салли. — Хватит уже обсасывать этого треклятого Джимми. Как Энжи?

После дачи показаний сержанту Вайну, происходившей в присутствии Белинды и показавшейся ей слишком юной девушки-констебля, Энжи сказала, что они могут поговорить с ней ещё и завтра, если захотят, и попросила Белинду увезти её домой. Под домом она, судя по всему, подразумевала Браунскомб-Холл. На протяжении всего обратного пути она ни разу не заговорила и не заплакала.

— Чёрт! — Белинда внезапно выскочила из-за стола и бросилась наверх. Все подумали одно и то же; все глядели друг на друга и ждали. Хлопнула дверь, и они услышали, как ругается Белинда. Потом наступила тишина. Никто не знал, что делать. Где-то через минуту послышались неторопливые шаги Белинды. Все по-прежнему молчали и думали о том, чья это вина.

— Чёрт, — выговорила она. — Всё в порядке. Чёрт, я чуть с ума не сошла. Её нет в её спальне. Она у нас, в кроватке. Спит. — Она повернулась к мужу. — Ляжем пораньше, Вик? Мы можем ей понадобиться.

Когда, следуя примеру хозяев, гости вежливо принялись вставать из-за стола, Даффи бросил на Лукрецию многозначительный взгляд. Они остались одни, и она спросила:

— Надеюсь, вы не собираетесь обсуждать рестораны?

Он ухмыльнулся.

— А где Генри?

— Дома. Со своей мамочкой.

— Не понимаю. Его невесту похитили, чуть было не изнасиловали, и он дома со своей мамочкой. Вы видите в этом какой-нибудь смысл?

— О да, — ответила Лукреция, — вы не знаете мамочку.

— Такая стерва?

— И вы не знаете Анжелу.

— И что же я не знаю об Анжеле?

— Что её УТП — в понимании всего, что касается мамочки.

— Что такое УТП?

— Простите. Уникальное торговое предложение. Я некоторое время работала в сфере рекламы, — объяснила она.

— Значит, фартучек повязан крепко?

— Завязан двойным узлом.

— И Анжела будет мириться с этим и после свадьбы? Не надо, не говорите. Белинда уже прочитала мне наставление о том, что такое любовь.

— Какое именно? У неё их несколько.

— О том, что любовь — это всего-навсего когда ты миришься с присутствием другого человека.

— Так я разговариваю с романтиком?

Она поддразнивала его, и он это сознавал.

— Не знаю. Цветы и всё такое — для этого я не гожусь.

— Это не имеет никакого значения, — твёрдо проговорила Лукреция.

— Ну, тогда, может быть, я такой и есть. Но для ужина при свечах я тоже не гожусь.

— Это такой завуалированный способ пригласить меня на ужин?

На этот раз, казалось, она была почти серьёзна. Так ли это, или она просто пытается вызвать его на откровенность, а потом посмеяться над ним?

— Не знаю.

Не мог же он и в самом деле пригласить её на ужин, ведь он даже Кэрол почти никогда не приглашал? Или мог? Почему Кэрол не ела рыбу под низкокалорийным соусом? Эта их вечная шуточка по поводу её встреч с Полом Ньюменом и Робертом Редфордом: в таких шуточках всегда бывает доля правды. Верно? И она так и не объяснила про рыбу. Может быть… Всё может быть. Только тут он осознал, что Лукреция внимательно на него смотрит. Интересно, многое ли ей удалось прочесть.

Но этого она ему не сказала. Зажгла сигарету и проговорила:

— Ну ладно, оставим это — сейчас есть дела поважнее.

— Они стараются пореже встречаться перед свадьбой, потому что это такой старинный обычай.

— Кто вам это сказал?

— Дамиан.

Лукреция засмеялась.

— В кои-то веки Дамиан выдал вам отредактированную версию. И то, наверное, только потому, что не отредактированную он сам не знает.

— И какую?

— Вы знаете, чем обычно занимаются люди?

— Что, простите?

— Чем занимаются люди. Когда остаются одни. Если они разного пола. Он и она. Чем они занимаются.

Неужели он покраснел? Он откашлялся и выговорил:

— Усёк.

— Так вот, у них этого не было.

— Что-что?

— Это так. У них этого не было. Анжела рассказала Белинде, а Белинда рассказала мне. Знаете, пока вы с Таффи допиваете свой портвейн и отпускаете шуточки по поводу сисястой богомолки, мы, девочки, ведём свои разговоры.

— Но… но…

Но то, что он хотел сказать, характеризовало Анжелу как весьма резвую девчушку; в теперешних обстоятельствах это было несколько неуместно.

— Именно. Генри, — назидательно выговорила Лукреция, — бережёт себя для брака.

Что-то в том, как она это сказала, подразумевало, что изначально это — инициатива Генри, возложенная, как обязанность, на его будущую супругу.

— Бог ты мой.

— Вот именно. Странный вы народ мужчины, скажу я вам.

— И давно они… гуляют?

— Что, в данном случае, не означает, что они вместе спят. Около года.

— Хмм. Но ведь если танго танцуют двое, это значит, что поодиночке танго не танцуют.

— Вы забавно излагаете, но, мне кажется, я понимаю, что вы хотите сказать.

Последовала пауза. Даффи не знал, стоит ему беспокоиться, или нет.

— Видите ли, — сказала Лукреция, — лошади, по-настоящему чистопородные лошади, те, что на скачках, — у них не бывает секса. Им этого не позволяют. Если выясняется, что они резвы и заслуживают того, чтоб произвести потомство, их отправляют в конный завод. Но к тому времени они уже обычно забывают то, чему никогда не учились. И им приходится помогать.

Что ж, если Генри таков, подумал Даффи, то Анжела, конечно, та женщина, которая может ему «помочь». Он кашлянул.