Карл усмехнулся.

— А что, неплохо.

— Ну, что ещё?

— Что ещё? — переспросил Типчик. — Как, что ещё? Они собираются сожрать меня с потрохами, вот что ещё.

— Ну, — успокаивающим тоном сказал Мики, — до этого не дойдёт. Пытаться-то они будут — не можем же мы им сказать, что всё слышали, — но мы заставим их заботиться о собственной заднице. Когда они возьмутся за тебя, мы примемся за их рыжего.

— Да, но мне-то от этого не легче, — пожаловался Типчик.

— Зато мы блокируем рыжего, а это — опасность номер один.

— Суровый ты человек, капитан.

— Да ладно, Типчик, ничего особо страшного мы им делать не дадим.

— Они хотят разрушить моё в и дение, — горестно проговорил Типчик.

— Заткнись, Типчик, — потребовала б о льшая часть команды.

Мики Бейкер открыл причитающиеся на долю принимающей команды полбутылки виски и, как заведено, первому дал отхлебнуть Беллу.

— Молодец, Джеф.

Даффи улыбнулся, глядя на Белла. Это Даффи привёл его в команду. Джеф был тем другом — или, скорее, хорошим деловым знакомцем — к которому вы обычно приходите советоваться по поводу всего, что связано с техникой. Джеф Белл разбирался в механизмах — фотоаппаратах, магнитофонах, электричестве — словом, во всех тех вещах, в которых не разбирался Даффи. Его опыта, однако, не хватало на то, чтобы рассчитать траекторию, по которой должен следовать сферический объект заданной массы после удара по нему его собственной бутсой, и первые несколько игр Даффи с возрастающим изумлением смотрел на невероятные вещи, которые творились в пределах досягаемости Джефа Белла.

— Всё никак не привыкнет к мячу? — спросил Микки Бейкер после четвёртой игры, которую Белл провёл в составе «Упрямцев».

— Ты же знаешь, как трудно привыкнуть, когда приходишь в новую команду, которая играет по другой системе, — попытался защитить Белла Даффи.

— Да, по всему видно, это для него совсем новая система — катать мяч по полю, пасовать только своим игрокам и стараться забить его в противоположную сетку.

Даже Даффи думал, что для Джефа было большой удачей, что ему дали сыграть пятый матч. Они тогда в первом тайме продули ноль-четыре, и в перерыве Белл сидел, обхватив голову руками и, судя по всему, переваривал сыпавшиеся со всех сторон упрёки. На самом же деле он слушал маленького «жучк а », которого подсадил в гостевую комнату. Внезапно он распрямился и объявил, что соперники собираются сделать их сегодня восемь-ноль.

Сначала «Упрямцы» не знали, как это понимать, но, проигрывая четыре-ноль с эдаким шутом в полузащите, решили, что это не иначе как хохма. Так что они хорошенько посмеялись, но потом подумали, что если этот чокнутый, которого они везут всю дорогу на своём горбе, может им чем-то помочь, почему бы этим не воспользоваться. Они выходили на поле в весьма легкомысленном настроении, а возвращались посерьёзнев, отыграв два мяча и подобравшись к тому, чтобы отыграть третий. Затем они сели, как следует подумали и решили, что поскольку соперник позволяет себе некоторые сомнительные штучки, почему бы и «Упрямцам» не заиметь собственное ноу-хау? Они ведь не нарушают правила, не суют взятку арбитру. Кое-кому поначалу было не по себе, но вскоре они привыкли, и то, что они решили выпускать-таки Белла на домашние матчи (а также то, что появилось, чем заполнить обычно совершенно бесполезный перерыв) окончательно успокоило их совесть. Подслушивание стало частью домашнего ритуала, так же, как апельсины, молоко и виски.

Когда они выходили на поле, готовясь к суровой борьбе, Джеф Белл окликнул Даффи.

— Кое-что они всё-таки о тебе сказали.

— Да?

— Просто это не имело прямого отношения к тактике, так что я не стал говорить при всех.

— Вот как?

— Они сказали, что для голкипера ты ростом не вышел.

— Спасибо, Джеф. Огромное тебе спасибо.

— Ты молодец, принёс команде три очка.

Брэндон поднял глаза.

— А? Да, спасибо.

Брэндон сидел один в углу бара в «Альбионе». В субботу вечером паб был полон под завязку; в одном углу шумно метали дротики, и те, кто уже успел как следует поддать, чувствовали прилив воинственности. Чем более шумно становилось в пабе, тем сильнее посетителям приходилось повышать голос — и тем более шумно становилось в пабе. Мужья торопились влить ещё по кружке в свои бездонные утробы, прежде чем топать по домам на развнедельное спаривание. Курильщики покупали себе, для разнообразия, сигары, чтобы сделать воздух ещё более спёртым. Люди, пьющие в одиночку, чувствовали себя ещё более одинокими оттого, что окружающие буйно демонстрировали, что уж без кого, а без друзей они могут прекрасно обойтись.

Но всё это не касалось Брэндона. Брэндону «Альбион» казался спокойным местом, и он не возражал побыть в одиночестве. Может, потому, что он только недавно был у Бенни, где и сейчас тусовалась вся прочая команда. К Бенни ходили, когда «Логово» надоедало, и хотелось сменить обстановку. У Бенни было дёшево, тесно и до невероятия шумно, а девки — как однажды с энтузиазмом объяснил Брэндону вратарь «Атлетика» — все как одна были «гулюхи». Брэндон ходил туда просто потому, что это помогало ему отойти от матча, но уходил рано, через час или два, ссылаясь на необходимость лечь пораньше, и парни обычно говорили, эй, Брэндон, мы ведь тебя знаем, тебе просто не нравятся наши девчата, сам, небось, в «Пальму» намылился, пойдёмте-ка все с ним, парни, Большой Брэн нас туда проведёт; а он улыбался и говорил, нет, правда, надо лечь пораньше, а потом, чтобы ответно подковырнуть их, добавлял, да и в любом случае, вы, ребята, недостаточно хороши для девушек из «Пальмы», и они начинали шуметь, хлопать его по плечу и кричать «Старина Брэн», а он незаметно ускользал, чтобы спокойно посидеть в «Альбионе».

— Знаешь, не обижайся, но смотреть, как вы гоняете мячик, было не больно-то интересно.

Брэндон засмеялся.

— Он ведь тебе как с неба свалился, ты будто не знал, куда его девать.

Брэндон засмеялся снова.

— Да я знаю, это не то же самое, что забить сольно, или завершая комбинацию.

— Можно мне купить выпивку для героя?

— Давай.

— «Бакарди» с кока-колой? — предложила она. Что она, дразнит?

— Нет, мне пивка.

— Пивка, так пивка.

Она сказала, что её зовут Мэгги, и была она вся в чёрном. Туфли, колготки, юбка, которая почти ничего не закрывала, свитер под горло. Может, она оделась так, чтобы оттенить ослепительно белые волосы. На Брэндона такой контраст произвёл сильное впечатление. Он знал, что футболисты — так уж принято о них думать — предпочитают блондинок. Сейчас это было уже не так актуально, но в шестидесятые и в начале семидесятых каждый футболист непременно хотел жену-блондинку, чтобы хорошо сочеталась с «Ягуаром», и дом в стиле ранчо на Чингфорд-роуд. Говорили, что, взглянув на корни волос жены футболиста, можно безошибочно определить, из какого он дивизиона. Если тёмного было миллиметров пять, значит, парень был из Второго. Если через всю комнату было заметно, что жена сама травила волосы перекисью, значит, он был из Третьего или даже из Четвёртого. Тогда был настоящий бум по окраске волос. Впору было открывать при клубах дамские парикмахерские.

Мэгги кое-что знала о футболе. Не так много, призналась она, по-настоящему игра зацепила её только в этом сезоне, но она ходила на все домашние матчи. Она умела слушать и не задавала глупых вопросов. Фанаты, знал Брэндон, любят задавать глупые вопросы. Сначала ему нравились все болельщики — все, кто любит игру, казались ему хорошими людьми, а если им нравилось, как играет Брэндон, они казались ему ещё лучше. Но в конце концов от них устаёшь — по крайней мере, устаёшь от двух типов болельщиков. Первый тип — те, кто ничего не знает, они хихикают и подталкивают друг друга, спрашивают, кто это там, не Брэндон ли Доминго, и говорят, что правда же, как здорово быть профессиональным футболистом, и какой классный гол он заколотил «Порт-Вейлу», хотя на самом деле мяч тогда влетел в ворота всего-навсего рикошетом от твоего колена, да и то потому, что вратарь в этот момент думал о чём угодно, только не о футболе. Вторым типом были всезнайки, которые видели Стэнли Мэтьюза, когда тебя ещё и на свете не было; они могли очень подробно рассказать тебе, в чём проблема твоего клуба, твоего начальства, а в первую голову, твоя и твоей игры. Они расскажут, играешь ли ты слишком глубоко, или слишком рвёшься вперёд, совсем не бываешь в центре или боишься уйти из центра, держишь мяч чересчур долго или торопишься от него избавиться. Порой Брэндону казалось, что только такие болельщики и ходят на матчи. Футбол, в любом случае, был проще, чем они о нём думали. Ты много тренируешься, выходишь на поле и выкладываешься по полной — так каждую неделю; футбол — это работа, работа, которая должна нравиться, и каким бы докой в ней ты ни стал, всегда будут люди, которые умеют делать её лучше тебя. Так, по крайней мере, видел игру Брэндон.