А Дмитрий вдруг впал в ступор. “Сейчас их убьют, – подумал он. – Остановить. Приказать, чтобы оставили их в покое. Пусть убираются…” Но он молчал. Не мог раскрыть рта.

Меч солдата с шелестом вылетел из ножен и сверкнул на солнце.

Тело крестьянина неловко, боком повалилось на траву. Задергало босыми пятками, забило руками. Кровь толчками выплескивалась из разрубленной шеи. Голова откатилась к ногам женщины. Она смотрела на голову мужа безумным взглядом. Даже не закричала. Стояла, как бесчувственная механическая кукла, лишь тонкая рука, словно заведенная, гладила волосы сына – туда-сюда, туда-сюда…

Дмитрий пытался разжать губы. Они не повиновались.

Воин отодрал мальчишку от матери и отшвырнул его в сторону. Снова блеснула сталь.

Солдат ударил женщину по плечу, развалив ее чуть ли не до пояса. И не только ее. Заодно развалил и младенца.

Легкий поворот шеи потребовал от Дмитрия неимоверных усилий. Он взглянул на единственного пока оставшегося в живых пацана. Мальчишка стоял на четвереньках, раскрыв рот и выпучив полные ужаса глазенки.

Другой воин подъехал к нему, наклонился с седла и поднял мальчишку за шиворот, как котенка. И полез пальцем ему в рот – проверять зубы.

Дикий, почти на ультразвуке, визг вырвался изо рта пацана. Он дернулся, и солдат взревел от боли, выпустив из рук мальчонку, который упал на землю, прокатился кубарем, вскочил на ноги и стремительно припустил бежать, не разбирая дороги. Воин выругался, вырвал из тула лук, бросил на него стрелу из колчана и оттянул тетиву к уху.

И невидимые путы, стягивающие тело, вдруг исчезли. Мышцы стали легкими до звона. Первый удар, ногами, – кобыле. Второй, наотмашь рукой, – солдату, натянувшему лук.

Стрела прошла далеко от цели. Воин свалился с седла, как мешок с дерьмом.

– Ты! – рыкнул Дмитрий, обретая голос и тыча камчой в другого солдата. – Догони щенка! Чтоб живым остался!

Солдат стегнул коня и помчался в погоню за мальчишкой.

Тронув поводья, Дмитрий объехал трупы женщины и младенца и стал наблюдать за погоней. У него было дикое, неправдоподобное ощущение, что он савд внутри развалился, как от удара меча. Воин быстро нагнал убегающего мальчугана, схватил, перекинул через седло и поскакал назад. Дмитрий с шипением выдохнул сквозь зубы. По телу бежали горячие мурашки, словно кровь вдруг закипела в венах и артериях.

Сзади послышался громкий стон: сбитый с седла солдат очнулся.

Дмитрий развернул лошадь. Воин сидел на земле и с кряхтением растирал ушибленную шею. Он проворно откатился из-под копыт надвигавшейся кобылы, встал на колени и ткнулся лбом в траву.

– Прости, господин! Я не подумал.

Дмитрий оскалился в зверской улыбке, собрал полный рот слюны и смачным плевком отправил ее в сторону солдата. Воин поспешно подался назад, избегая плевка.

– Вот он, гаденыш! – Воин, посланный вдогонку за мальчишкой, вернулся вместе с пленником.

– Давай его сюда.

Пацан, висевший поперек седла, не подавал признаков жизни. Или смирился, или просто в обмороке. Солдат взял мальчишку за шиворот и приподнял, чтобы передать его Дмитрию. Нет, пацан не потерял сознания от страха. Просто он не шевелится. Зажмурился. И слезы ручьями бегут по грязным щекам.

– Хор-роший щенок! Зубастый! – Дмитрий сгреб в кулак рубашонку на груди мальчишки, – только бы рубашка не порвалась! – и вздернул пацана с седла в воздух, удерживая одной рукой на весу. – Возьму его к себе… А ну, открой глаза! Открой глаза, говорю!

Он слегка встряхнул мальчишку. Плачущий маленький пленник открыл глаза, которые оказались не карими, а голубыми. Тут только Дмитрий обратил внимание, что волосы у мальчишки светлые – соломенные, с заметной рыжинкой, и чуть вьющиеся. Пацан таращился на него и кривил в плаче рот.

– Понимает, – удивился Дмитрий.

– Муг он. Из огнепоклонников, – пояснил воин, догнавший мальчишку, и пренебрежительно сплюнул.

– Муг, – протянул Дмитрий и добавил по-русски: – Пусть будет муг.

Он посадил мальчишку впереди себя и крепко прижал рукой. Пацан не брыкался. Свободной левой рукой Дмитрий полез в потайной карман и вытащил первую попавшуюся монету – это оказался полновесный золотой динар. Ну и хрен с ним, с золотом, – одной монетой больше, одной меньше…

– Держи, – он кинул золотой воину. – За прыть. Солдат поймал монету на лету и, довольный, сунул за пазуху.

– Вперед, – приказал Дмитрий.

* * *

Вот оно как… Валяясь раненым, я как-то отвлекся от того, что нахожусь в войске Тамерлана, которое разнесло Индию к чертовой матери. Умиротворился. Нелепо, но я снова испытал шок, когда зарубили этих бедолаг. А ведь пора бы уже привыкнуть…

Интересно, кем я здесь стану? Игры, похоже, кончились. Не сомневаюсь, Хромец найдет мне применение. Но удовлетворит ли меня роль верного слуги рыжебородого старца? Глупый вопрос! Я буду служить Тимуру вплоть до его смерти: пророчества джавляка имеют обыкновение сбываться…

Так что же получается – судьба моя предопределена? А как же свобода воли? Или она дозволяет лишь вволю покривляться на том шестке, который мне, как всякому сверчку, полагается?

Думать обо всем этом – все равно что в трясине барахтаться. Остается только сойти с ума от бессилия. Или найти удовольствие в самом процессе существования, каким бы оно ни было. А может, “предопределенность” все-таки не идентична “полной определенности”?

Надо же, малец уснул у меня на руках – усталость пересилила страх и горе. Спи, пацан, спи. Ты у меня станешь отчаянным рубакой. Я сделаю тебя бойцом. Верным и преданным мне бойцом. Ты мне еще пригодишься… Вот так. Что-то сделало выбор за меня, а я делаю выбор за этого маленького человечка…

* * *

Небо потемнело, предвещая короткие южные сумерки. Дмитрий перекинул ногу через шею кобылы и спрыгнул вместе с пацаном. Маленький пленник проснулся и затравленно озирался – волчонок, да и только. Дмитрий поставил его на ноги и крепко ухватил за плечо. Еще задаст стрекача сдуру – ищи потом среди телег.

Джафар уже торопился навстречу, семенил на коротких ногах, выпятив вперед брюхо. Дмитрий подтолкнул мальчишку и повел к толстяку. Кривой сверлил пацана единственным глазом.

– Возьми мальчишку, – распорядился Дмитрий. – Тряпки эти – долой. Пусть выльют ему на голову пару ведер воды. Одежду ему подбери и приведи ко мне. Пока не корми. Успеется.

Велев также расседлать и накормить кобылу, он оставил мальчика на попечение управителя и пошел к своим “апартаментам на колесах”. Достал из повозки деревянный тренировочный меч, взвесил на ладони, примериваясь, и потянулся за ножом; сел, привалясь спиной к колесу повозки, и принялся строгать. Маленький деревянный меч был наполовину готов, когда Джафар привел к нему мальчика, переодетого в длинную, до пят, холщовую рубаху – в нее мог бы уместиться пяток таких заморышей. Подол и рукава у нее наскоро обкорнали, и пацан плелся, путаясь в собственных ногах.

Дмитрий жестом велел мальчишке сесть рядом. Тот опустился на корточки и замер.

– Иди, Джафар, – бросил Дмитрий. Кривой оставил их, недоуменно оглядываясь.

– Подними голову, – приказал Дмитрий мальчишке. – И посмотри на меня.

Пацан медленно поднял лицо и взглянул на него глазами, полными страха и ненависти.

– Как тебя зовут?

Мальчишка молчал, упрямо сжав губы. Дмитрий усмехнулся и отложил заготовку в сторонку. Поднялся, отряхнув колени от стружки.

– Сиди здесь.

Он расстегнул и снял с себя пояс и чекмень, оставшись в нательной рубашке; вытащил из ножен бастард и отошел на пяток шагов.

…Когда-то давным-давно он изощрялся с оружием в руках перед Тамерланом, а теперь будет делать то же самое перед малышом, потерявшим мать и отца, которых он, Дмитрий, мог спасти, но не спас…

Удар. Пируэт. Удар. Послушный и смертоносный бастард с легким шелестом резал сумерки. Бой с тенью… Короткий, непродолжительный, но тень в нем обречена… Дмитрий остановил рубящее движение на полпути и опустил бастард.