Во всяком случае, поддерживал его в состоянии, подобном бодрствованию. Слейд подтянул стул вплотную к колыбели и продежурил всю ночь, иногда ненадолго задремывая. Ему не привыкать.

     Но в этот раз он не дожидался ни начала важных событий, ни интервью с предводителем мятежников, ушедшим со своими сторонниками в горы. Он дожидался, когда у его дочки спадет жар. Он должен был знать, что Ребекка снова с ним.

     Слейд знал, что в ее возрасте болезнь особенно коварна. Он ободрял Шейлу, используя все имеющиеся в его распоряжении аргументы, но кто ободрит его?

     На кого ему опереться?

     Он взглянул на Шейлу. Лучи солнца уже медленно скользили по палате.

     На жену.

     В тяжелых случаях он может опереться на жену. Они будут черпать силы друг в друге. Да, он нашел в Шейле родственную душу. Правда, им придется сглаживать острые углы. А в каком браке их нет? Именно это и интересно. Это и взаимное влечение, пульсирующее и трепещущее в них, как живое существо.

     У него все получится. Нет, поправил он себя, у них все получится.

     С глубоким вздохом он опустил стаканчик на пол и встал, потягиваясь и разминая затекшие конечности. Рот как будто набит сухой ватой.

     Интересно, можно ли достать еще кофе. Ночная медсестра заходила час назад проверить Ребекку. Она прошептала ему, стараясь не разбудить Шейлу, что ее смена кончилась. Придет кто-то по имени Кэти. Может, пойти и разыскать ее, подумал он.

     Слейд опустил глаза и увидел, что Ребекка проснулась. Она молча лежала в колыбели.

     Не плакала.

     Малышка внимательно смотрела на Слейда своими ярко-синими глазами, следя за каждым его движением. И глаза ее были ясными.

     — Эй, доброе утро, Коротышка, — прошептал он. — Ну и устроила ты ночку твоей маме и мне! — Он легко пробежал пальцами по шелковистой щечке. Она была прохладной. — Но сейчас ты выглядишь гораздо лучше. Думаю, тебе пошло на пользу то, что в тебя накачали, а?

     Он и не подозревал, что может испытывать такую благодарность, такое облегчение.

     — Твои глазки прояснились. Я не доктор, конечно. Это по части твоей мамы. Но я поцелуями буду отгонять твои боли.

     Он склонился над колыбелью. Ребекка смотрела на него, как будто понимала, что он говорит. Он наслаждался тем, как она следила за движением его губ.

     — Знаешь, эти губы волшебные. Мне многие дамы так говорили. Но все в прошлом теперь, когда я встретил твою маму. Она потрясающая леди, твоя мама. К слову сказать, я и сам не промах. Ты это скоро сама узнаешь.

     Слейд подоткнул одеяльце вокруг Ребекки. Она шевелила спеленутыми ножками, как будто пыталась освободиться. Вероятно, свободолюбивая малышка, догадался он.

     — Уж пожалуйста, поскорее поправляйся, чтобы я мог забрать тебя отсюда. У нас впереди много дел. У тебя, у меня и твоей мамы. Я, видишь ли, один из этих современных отцов. Я рад, как черт... я очень рад, — быстро поправил он себя. Придется теперь следить за своим языком. — Я очень рад, что ты девочка. Мы с тобой еще утрем нос мальчишкам. Будем играть в мяч, ходить в походы. Я знаю, как сделать навес из листьев, веревок и находчивости. И жду не дождусь, чтобы показать тебе. Твоя мама и две твои бабушки могут заняться культурной стороной программы, но я покажу тебе настоящую жизнь.

     Он видел свою дочь, какой она будет через годы. Он ждал этого и все же хотел бы, чтобы она подольше оставалась такой, как сейчас.

     — У нас будет отличная жизнь, Бекки, — уверял он ее. — У нас троих. Так что побыстрее убей этого микроба внутри. Покажи ему, кто хозяин. Ты — Гарретт, а Гарретты никогда не сдаются. — Услышав, как девочка издала какой-то звук, Слейд готов был поклясться на целой стопке Библий, что она соглашается с ним. — И тебе понравится жизнь, которую я спланировал для тебя. У нас впереди много времени, и ты внесешь в эту жизнь свой вклад, но обещаю: тебе понравится.

     Ему казалось, что сердце его наполнилось нежностью до краев.

     — Так что скорее поправляйся, чтобы мы могли вынуть из тебя эти трубки, детка. Папочка хочет снова подержать тебя на руках.

     Слейд замер, почувствовав чью-то ладонь на своем плече. Повернувшись, он увидел, что Шейла проснулась и подошла к нему. Глаза ее блестели от слез. Они молча взялись за руки.

     — Добро пожаловать домой, — прорыдала Шейла в его плечо. — Я забыла сказать это вчера вечером.

     — Спасибо.

     Боясь, что голос изменит ему, он молча прижал ее к груди, к своему сердцу. Где же она была с самого начала?

     — О, Слейд, она холоднее на ощупь. Потрогай ее.

     Это был самый ненаучный из методов, ну и что? Одно прикосновение к дочкиному лбу, и Шейла уже знала, что Ребекка поправляется. Так же, как она заподозрила неладное еще до того, как поднялась температура.

     Так вот что такое материнство, думала она, — это когда инстинкты берут верх над профессиональным образованием и опытом. Шейла улыбнулась своему ребенку.

     Слейд проверял у девочки температуру всего несколько минут назад, но, чтобы порадовать Шейлу, снова приложил тыльную сторону ладони к ее лобику. В ответ Ребекка поежилась. Слейду показалось, что она пытается освободить ручки из пут, хотя умом он понимал, она для этого еще слишком мала. Малышка захныкала, выказывая явные признаки упрямства.

     Слейд улыбнулся дочке. Он хорошо понимал ее.

     — Кожа прохладнее. И глазки ясные. — Он повернулся к Шейле и обнял ее за плечи. Они стояли и с огромным облегчением смотрели на своего ребенка. — Видишь, я говорил тебе, что все будет хорошо.

     — Прости, я сомневалась.

     — Куда мне поставить их?

     Они обернулись и увидели в дверях медсестру из утренней смены.

     — Их? — повторила Шейла и переглянулась со Слейдом. — Что поставить?

     — Цветы, — объяснила медсестра. — Сестринский пост совершенно завален цветами. Пойдите посмотрите сами, доктор Поллак.

     Заинтригованные, Шейла и Слейд последовали за сестрой в холл.

     — Мы обычно не ставим цветы в детские палаты. Мы держим букеты на посту и просим родителей забирать их домой. Но сейчас ситуация выходит из-под контроля...

     Медсестра молча кивнула в сторону поста. Шейла подошла ближе, удивленно глядя на невиданное многоцветье. Везде стояли корзины, вазы, чаши, забавные зверушки из цветов, и отовсюду торчали карточки с пожеланиями.

     — Это все наше? — недоверчиво спросила Шейла.

     Высокая худая медсестра выглянула из цветника. Она была похожа на пчелу в саду, пытающуюся выбрать, на какой цветок сесть сперва.

     — Все до последнего букета.

     Как будто каким-то смерчем сюда переместило цветочный магазин.

     Они приехали в больницу около полуночи. Сейчас шел девятый час утра. Шейла не понимала, откуда взялись цветы.

     — Но от кого?

     Слейд вытащил карточку, прикрепленную к ближайшей корзине с маргаритками и цветными воздушными шариками, привязанными к ручке. Прочитав, он усмехнулся.

     — Это от редакции. — Он протянул карточку Шейле. — Очевидно, Энди проболтался после моего ночного звонка.

     Шейла вопросительно смотрела на Слейда. Когда он успел позвонить?

     Он прочитал вопрос в ее глазах.

     — Я звонил ему после того, как ты заснула. Сказал, что не приду утром в редакцию, и велел передать мою последнюю статью Кеннеди на шлифовку.

     Шейла понятия не имела, кто такой Кеннеди, но пообещала себе, что обязательно узнает. Узнает всех, кто составляет часть жизни ее мужа.

     Ее мужа. Она улыбнулась и прикинула, что у нее впереди лет тридцать — сорок. Достаточно, чтобы выполнить свое обещание.

     Шейла вытащила карточку из букета гвоздик и гипсофилы, тонкие стебельки которой были усеяны белыми звездочками.