Шейла сомневалась, что когда-нибудь станет доверчивой настолько, что проглотит и это.

     — Пацифист? Черта с два.

     Она не собиралась верить во все, что он рассказал сегодня. Нет, он не хвастался. Чувствовалось, что многое даже умалчивает. Во время работы в горячих точках он не только стоял в стороне и фиксировал события. Нередко он в них участвовал. Как в тот раз, когда помог ночью переправить за границу семью, приговоренную к казни. Шейла понимала, что Слейд станет пацифистом, если только в мире больше не будет несправедливости.

     И она гордилась им.

     — Нет, правда, — защищался он, пытаясь не улыбаться.

     Он не убедил ее, но она снова устроилась рядом с ним.

     — Держу пари, ты мальчишкой вытворял черт знает что.

     Ее умиротворенный вздох ласкал его кожу, вызывая дрожь, которую он с трудом сдерживал.

     — Как и полагается мальчишке, — признал он, но, подумав и вспомнив, сколько огорчений принес матери, добавил: — Ну, может, чуть больше.

     Шейла чувствовала, как ее глаза закрываются.

     — Я думаю, тебе было трудно... — она попыталась подавить зевок, — расти без отца.

     Они кое-что должны прояснить, подумал Слейд.

     — По правде говоря...

     Несмотря на все усилия, Шейла сладко зевнула.

     — Мне было трудно. — Она увидела его реакцию и поняла, что надо объяснить. — Временами мне казалось, что я расту и без отца, и без матери. Они всегда были в отъезде, помогали другим.

     Ее голос становился все тише, сон брал свое.

     — Я гордилась ими, но и ревновала тоже. Я думала, что мне надо сломать ногу или заболеть какой-нибудь редкой болезнью, чтобы привлечь их внимание. — Она с веселым удивлением вспомнила, какими были ее родители сегодня. — Просто не могу поверить в их превращение.

     У него было меньше материала для сравнения. Он крепче обнял Шейлу, чувствуя, как ее голова клонится к его плечу.

     — Что привело к этому?

     — Понимание, что человек смертен, полагаю. Вдруг обнаружили, что у них впереди не вечность, как они думали. Как и все думают, пока жизнь не убедит их в обратном.

     — Забавно. Я тоже всегда думал, что у меня впереди вечность. — Он не мог думать иначе, пройдя через то, через что прошел. — Теперь я просто надеюсь на это.

     — У тебя это получается естественно, или ты практикуешься?

     Он засмеялся, и Шейла чувствовала, как звук перекатывается в его груди.

     — Каждое утро, добросовестно, перед зеркалом. А что? Разве не видно, что я исполнен надежд? — спросил он с притворным удивлением.

     Прекрасно видно и прекрасно ощущается.

     — Временами ты немного спешишь с ними.

     — Потому что хочу очаровать тебя прежде, чем испытаю на себе твой острый язык.

     Именно это ему нравилось в ней больше всего, ее ум. И конечно, тело.

     Моментами ему еще с трудом верилось, что он связал себя обязательствами с другим человеком. Но, очевидно, к этому не сразу привыкаешь. Он бы дал себе фору лет пятьдесят, прежде чем признавать поражение.

     — Держу пари, ты в детстве была красоткой.

     Странно, что он не заметил. Все ее фотографии были сделаны после того, как ей исполнилось двенадцать.

     — Ты бы проиграл пари. Я была страшно безобразным ребенком. Разбивала зеркала, куда бы ни приходила.

     Ему трудно было в это поверить при таких красивых родителях. Да и при такой ее внешности.

     — И твои папочка с мамочкой не пытались утопить тебя?

     Шейла шутливо шлепнула его по руке и тут же поняла, что уже много лет не делала ничего подобного. Много, много лет.

     — Нет, они сбежали, как я сказала. Вероятно, из-за меня они и занимались так много времени благотворительностью. Во искупление того, что произвели на свет гадкого утенка.

     Слейд крепче обнял ее.

     — Ну, ты теперь все наверстала.

     Шейла не собиралась оспаривать комплименты. Вдохнув, она повернула к нему голову, не отрываясь от подушки.

     — Слейд?

     — Хмм?

     Все так хорошо, слишком хорошо. Разочарование непременно ждет за углом. И все же она отчаянно надеялась на лучшее.

     — Ты думаешь, у нас получится?

     В его голосе не было ни намека на сомнения.

     — Конечно.

     Ей бы его уверенность.

     Вид родителей, влюбившихся друг в друга после стольких лет отчуждения, потряс основы мира, который Шейла построила вокруг себя. Их пример убедил ее, что карьера и брак не могут успешно сочетаться. Теперь они же доказали обратное.

     Почему только их пример не заставлял ее чувствовать больше уверенности в собственном браке?

     Вопрос этот потихоньку терял свою важность по мере того, как Шейла с каждым днем постепенно вживалась в новую роль и, к своему изумлению и бесконечному удовольствию, обнаруживала, что супружеская жизнь ей нравится. Одержимая работой, привыкшая к долгим, изматывающим дежурствам, Шейла думала, что сойдет с ума во время вынужденного отпуска. Она также полагала, что с трудом приспособит свою жизнь к ребенку и тем более к Слейду.

     За годы самостоятельности она все привыкла делать по-своему. Как и Слейд.

     Ее удивило, как легко, оказывается, идти на компромисс. Она быстро поняла, что способность к компромиссам у Слейда в характере.

     — Значит, ты не возражаешь? — спросила она, когда Слейд немедленно откликнулся на ее просьбу приблизить свою работу к дому. Откуда ей было знать, что он уже сам пришел к этому решению и что Энди оказался сговорчив.

     Слейд считал совершенно естественным быть рядом с женой и дочерью, но почему бы не порисоваться, раз уж подвернулась возможность? Если, согласившись на просьбу Шейлы, он предстал в ее глазах самоотверженным героем, тем лучше. Результат от этого не изменится. Он изо всех сил старался устроить так, чтобы бывать дома как можно больше.

     — Не волнуйся за меня. Конечно, я буду скучать по прежней работе, — честно признался он. В опасности для него было что-то соблазнительное. Однако и Шейла была не менее соблазнительной. — Но я теперь женатый человек. Мы оба должны несколько изменить свою жизнь. Иначе зачем все эти хлопоты с женитьбой?

     Шейла смотрела на него с недоверием. Неужели он говорит это искренне?

     — Когда все время не знаешь, на каком ты свете, и в каждый день вступаешь с новой визой, совершенно неважно, на какой стороне кровати спать.

     Она тупо смотрела на него. Он чмокнул ее в кончик носа.

     — Перевожу: не ломай себе голову по мелочам.

     — Очень убедительно, — засмеялась Шейла.

     Слейд обнял ее, сожалея, что пока придется этим ограничиться. Пока.

     — Я храню лучшее в себе для тебя.

     Этот его взгляд всегда согревал ее. Не желая признаваться самой себе, она считала дни до того момента, когда сможет заниматься с ним любовью. Заживление шло не очень быстро. Время в таких делах течет слишком медленно.

     Шейла подняла голову и поцеловала его.

     — Я на это надеюсь.

     У нее был вкус клубники и страсти. Первое — благодаря тосту с джемом, который она только что съела. Второе... второе он предвкушал с нетерпением.

     — Получи одобрение своего доктора, и я тебе докажу, — пообещал он.

     Соблазн провести репетицию был огромным, но это превратилось бы в пытку для них обоих. Со вздохом он освободил ее.

     — Мне надо отлучиться на несколько часов, чтобы поговорить с Энди. Я уверен, что уговорю его поменять мое амплуа, но может потребоваться сделка.

     — Сделка? Какая сделка?

     Он уже заключил соглашение с Энди, так что представлял перспективу.

     — Не совсем то, о чем можно было бы мечтать. Мне, вероятно, придется уезжать на несколько дней, но по крайней мере не за границу. — Он ухмыльнулся. — Если кто-то и захочет в меня стрелять, ругаться он будет по-английски.