— Я тоже ничего не слышала, — добавила Ким.
— На станции болтают, что это проделки какого-то бешеного зверя, — сообщил другой полицейский, которого звали Гарри Коннерс. — У вас есть в доме еще какие-нибудь животные?
— У меня есть кошка, — ответила Ким.
— Мы очень вам советуем не отпускать ее далеко от себя в ближайшие несколько дней, — сказал Билли.
Полицейские спрятали в карманы блокноты и ручки, попрощались и пошли к машине.
— А что делать с трупом? — крикнул им вдогонку Эдвард. — Вы не хотите отвезти его к эксперту?
Полицейские взглянули друг на друга. Каждый надеялся, что ответит его товарищ. Наконец Билли крикнул, что они, пожалуй, лучше оставят труп на месте.
Эдвард вполне дружелюбно помахал им на прощание рукой.
— Я дал им такой великолепный совет, и что же они сделали? — недоумевал он. — Развернулись и уехали.
— Ну ладно, я пошла на работу, — первый раз за все время подала голос Элеонор. Она посмотрела на Ким. — Не забудьте, вы обещали прийти к нам в лабораторию.
— Я обязательно приду, — согласилась Ким. Она была удивлена приветливостью Элеонор, хотя ассистентка Эдварда и казалась вполне искренней.
Элеонор повернулась и пошла в лабораторию. Эдвард стоял и смотрел на труп Буфера. Ким отвела глаза в сторону. Зрелище было жутким и тошнотворным.
— Мне очень жалко Буфера. — Ким положила руку на плечо Эдварда.
— Ему хорошо жилось, — бодро отозвался Эдвард. — Пожалуй, я вычленю его задние лапы и пошлю их одному знакомому патологоанатому, с которым мы вместе учились в университете. Может быть, он сумеет определить вид животного, которое следует искать.
Ким едва не стало плохо от его слов. Она меньше всего ожидала, что Эдвард захочет окончательно изуродовать труп несчастного пса.
— У меня в багажнике лежит ветошь. Пожалуй, я заверну труп в нее, — решил Эдвард.
Не зная, что делать, Ким осталась возле трупа собаки, пока Эдвард ходил к машине. Она была потрясена жестокой судьбой Буфера, и ее очень удивляло то, что Эдвард столь спокойно отнесся к его гибели. Буфера завернули в одеяло, и Ким пошла проводить Эдварда до лаборатории.
Когда они подошли к ее дверям, в голову Ким пришла испугавшая ее мысль. Она остановила Эдварда.
— Знаешь, о чем я подумала? А что, если смерть Буфера и надругательство над ним — это результат колдовства?
Эдвард внимательно посмотрел на нее, потом откинул голову и искренне расхохотался. В течение нескольких минут он не мог остановиться, настолько его насмешило предположение Ким. В конце концов, Ким и сама рассмеялась вслед за ним, смутившись от собственных слов.
— Ну, подожди смеяться, — попросила Ким. — Где-то я читала, что в обрядах черной магии присутствуют жертвоприношения животных.
— Твое мелодраматическое воображение просто очаровательно, — умудрился выдавить Эдвард между приступами смеха. Когда он, наконец, сумел овладеть собой, то извинился, что посмеялся над Ким, тут же поблагодарив ее за комическую разрядку драматичной ситуации.
— Скажи мне, ты что, всерьез думаешь, что спустя триста лет дьявол решил вернуться в Салем и с помощью колдовства расправиться со мной и «Омни»?
— Нет, я просто связала убийство собаки с колдовством, — ответила Ким. — Я не слишком много значения придаю колдовству. Я вовсе не хотела утверждать, что верю в нечистую силу, но ведь многие верят в нее.
Эдвард положил Буфера на землю и обнял Ким.
— Мне кажется, ты слишком много времени проводишь в замке, тебя просто поглотила гора старых бумаг. Когда с «Омни» все по-настоящему прояснится, мы с тобой поедем в отпуск. Куда-нибудь в теплое место, где можно погреть кости на солнышке. Что ты думаешь по этому поводу?
— Звучит заманчиво. — Ким не могла понять, как Эдвард собирается распределять свое время.
У нее не было никакого желания наблюдать, как он будет расчленять труп собаки, и она осталась ждать его на пороге лаборатории. Эдвард вернулся через несколько минут с останками пса, завернутыми в ту же тряпку, и лопатой. У входа в лабораторию он вырыл неглубокую яму, в которой и похоронил Буфера. Потом он сказал, что забыл взять кое-что в лаборатории, и попросил Ким подождать его. Он снова исчез в здании.
Выйдя, он показал ожидавшей его Ким флакон с каким-то химическим реактивом. Игривым жестом он поставил флакон у изголовья могилы.
— Что это? — спросила Ким.
— Это химический буфер, который называется ТРИС, — пояснил Эдвард. — Буфер для Буфера.
Эдвард рассмеялся своей шутке столь же неудержимо, как предположению Ким о колдовстве.
— Мне нравится, что стойко ты переносишь свое несчастье, — заметила Ким.
— Я уверен, все это благодаря «ультра», — проговорил Эдвард, довольно улыбаясь своему каламбуру. — Когда я узнал, что произошло, то в первую минуту был просто в шоке. Буфер для меня был как член семьи. Но страшная скорбь, которую я испытал, скоро прошла. Я не хочу сказать, что мне не жалко погибшего пса, нет, но я не ощущаю той страшной пустоты, которая обычно сопутствует горю. Я сейчас способен понять, что смерть — просто завершение жизни. В конце концов, Буферу хорошо жилось на этом свете, и у него был не самый лучший характер.
— Он был верным псом, — проговорила Ким. Она не стала распространяться о своих истинных чувствах по отношению к Буферу.
— Вот еще одна причина, по которой тебе следует попробовать попринимать «ультра». Дай ему шанс, — предложил Эдвард. — Я гарантирую, что «ультра» подарит тебе необычайное спокойствие. Кто знает, может быть, препарат настолько прояснит твой разум, что ты раскроешь тайну Элизабет.
— Я думаю, что только ценой огромного труда можно решить эту задачу, — возразила Ким.
Эдвард чмокнул ее в щечку, сердечно поблагодарил за моральную поддержку и исчез в лаборатории. Ким повернулась и пошла по направлению к замку. Она прошла несколько шагов, как вдруг вспомнила о Шебе и заволновалась о судьбе кошки. Она вспомнила, что ночью, перед тем как накормить Буфера, выпустила Шебу на улицу, а утром кошки нигде не было видно.
Сменив направление, Ким поспешила в коттедж. Чем ближе подходила она к дому, тем больше ускоряла шаг. Гибель Буфера усилила чувство какого-то внутреннего неудобства. Она не могла себе представить, как пусто станет на душе, если Шеба разделит печальную судьбу Буфера.
Войдя в дом, Ким позвала Шебу. Она взбежала по ступенькам наверх и вошла в спальню. Из груди Ким вырвался вздох облегчения. Кошка мирно спала, свернувшись меховым клубочком на ее кровати. Ким бросилась к ней и взяла на руки. Шеба бросила на Ким один из своих неподражаемо укоризненных взглядов: «Зачем ты мне мешаешь спать?»
Поиграв несколько минут с кошкой, Ким подошла к письменному столу и достала из ящика пузырек с капсулами «ультра». Она извлекла из флакона голубоватую капсулу и понянчила ее в ладонях, внимательно рассматривая. Ким так нуждалась в утешении, ей так тяжело и одиноко. Она говорила себе, что просто примет один раз лекарство и посмотрит, что из этого получится. Способность Эдварда столь легко перенести смерть Буфера была очень веским аргументом в пользу приема неведомых таблеток. Ким отправилась на кухню за стаканом воды.
Но все же она не стала принимать капсулу. Вместо этого она начала размышлять, почему реакцией Эдварда на драму было полное равнодушие. Она где-то читала, да и интуиция подсказывала ей, что время от времени человек должен переживать чувство несчастья, должен уметь переносить горе. Это необходимая человеческая эмоция. Она посчитала, что блокировать процесс печали нельзя, это может в будущем потребовать слишком высокую цену в качестве расплаты за временное облегчение.
Подумав об этом, Ким положила капсулу обратно во флакон и решила немедленно рискнуть и отправиться в лабораторию. Боясь снова попасть в слишком тесные и слишком восторженные объятия членов команды Эдварда, Ким проскользнула в лабораторию, как мышь.
Ей повезло, на верхнем этаже находились только Эдвард и Дэвид, да и то в разных концах огромного помещения. Эдвард удивился, что никто не заметил, как Ким вошла. Когда он увидел Ким, то собрался, было бурно ее встретить, но она приложила палец к губам и этим жестом велела ему соблюдать тишину и не привлекать ничьего внимания. Взяв за руку, она вывела его на улицу.