— Стентон, ты невозможен. Я не готова знакомиться с кем бы то ни было. К тому же я сейчас ужасно выгляжу, я не в форме.

— Я же сказал тебе, что ты потрясающе выглядишь, — настаивал Стентон. — Поверь мне, увидев тебя, Эдвард Армстронг просто рассыплется на куски. Один взгляд твоих изумрудных глаз — и его ноги станут ватными.

— Это очень забавно, — жалобно простонала Ким.

— Должен признаться тебе кое в чем. В этом деле я преследую свои эгоистические цели, — сообщил Стентон. — Я пытаюсь вовлечь Эдварда в работу своих биотехнологических компаний с тех пор, как стал предпринимателем, но у меня ничего не получалось. Теперь я собираюсь запустить «Дженетрикс». Сейчас для этого самый подходящий момент, завтра будет поздно, я не могу упускать время. Идея заключается в том, чтобы связать его знакомством с тобой, Ким. Тогда, возможно, он станет послушным и согласится войти в научно-консультативный совет «Дженетрикс». Если в проспекте компании будет красоваться его имя, то мне предложат несколько лишних миллионов, которые я смогу вложить в первоначальный капитал. По ходу дела я смогу сделать миллионером и его самого.

Ким не знала, что сказать в ответ, и, чтобы выиграть время, сделала вид, будто дегустирует вино из своего бокала. Она страшно разволновалась, смутилась, чувствуя, что ее просто используют, но ничем не выказала раздражения. Она всегда терялась в конфликтных ситуациях. Стентон, как обычно, изумил ее — он в корыстных целях собирался манипулировать ею и даже не считал нужным скрывать это.

— Но может быть, Эдвард Армстронг не хочет становиться миллионером, — произнесла она после долгого молчания.

— Чепуха! — парировал Стентон. — Каждый человек хочет стать миллионером.

— Я знаю, тебе трудно это понять, — проговорила Ким, — но не все думают так же, как ты.

— Эдвард — очень милый джентльмен, — вставила слово Кэндис.

— Это звучит весьма подозрительно. Вроде того, что слепая женщина приходит на свидание с неким типом, которого ей описывают как прекрасного человека.

Стентон усмехнулся.

— Знаешь, сестренка, может, тебе и стоит сходить к психотерапевту, но в чувстве юмора тебе не откажешь.

— Я сейчас объясню, что хотела сказать, — начала Кэндис. — Эдвард очень значительный и серьезный человек. Человек с положением в обществе. И я думаю, это важный момент. Поначалу мне очень не понравилась идея Стентона насчет вашего знакомства, но потом я подумала, для тебя будет совсем неплохо завести роман с цивилизованным человеком. В конце концов, твои отношения с Киннардом были слишком бурными. Мне кажется, что ты заслуживаешь лучшего.

Ким не верила своим ушам. Очевидно, Кэндис только сейчас узнала о существовании Киннарда, но Ким не стала возражать.

— В моих проблемах с Киннардом моя вина не меньше, чем его, — сказала она.

Ким оглянулась на дверь. Сердце ее бешено колотилось. Сейчас ей просто надо встать и уйти. Но она не смогла. Что за проклятая натура! Она не могла ничего сделать, хотя в этот момент ее единственным желанием было немедленно покинуть чету Стентонов.

— Эдвард не просто значительный человек, — подал голос Стентон, — он гений.

— О, это великолепно! — саркастически воскликнула Ким. — Мало того, что мистер Армстронг найдет меня непривлекательной, ему еще будет со мной смертельно скучно. Я не особенно блещу умом, когда мне приходится разговаривать с гениями.

— Положись на меня, — продолжал уговаривать Стентон. — Все будет в полном порядке. По сути своей вы с ним очень похожи. Эдвард — доктор медицины. Мы с ним вместе учились на медицинском факультете в Гарварде. Будучи студентами младших курсов, мы вместе ставили опыты в лаборатории, пока на третьем курсе он не ударился в биохимию.

— Он практикующий врач? — спросила Ким.

— Ну, нет, его стихия — исследовательская работа, — пояснил Стентон. — Его конек — биохимия мозга, сейчас это очень многообещающая область науки. И именно в ней Эдвард — восходящая звезда. Эту знаменитость Гарварду удалось умыкнуть из Стэнфорда. Помяни черта, и он тут как тут. Вон он идет.

Ким обернулась и увидела высокого широкоплечего мужчину, в облике которого, однако, проглядывало что-то мальчишеское. Человек направлялся к их столику. Со слов Стентона Ким знала, что они вместе учились, значит, ему около сорока, хотя выглядел он гораздо моложе. У Эдварда были прямые, песочного цвета, волосы, обрамлявшие широкое гладкое загорелое лицо. На этом лице не было и следов бледности, которая в представлении Ким являлась неотъемлемой чертой ученого-теоретика. Мужчина слегка сутулился, словно боялся удариться головой о невидимую балку.

Стентон моментально вскочил на ноги, бросился к Эдварду, по-медвежьи обнял его, как обнял Ким несколько минут назад, и даже несколько раз похлопал приятеля по плечу (и почему это мужчины считают своим долгом хлопать друг друга по плечу в знак расположения?).

На какой-то миг Ким даже стало жаль Эдварда. Она заметила, что тот испытывает точно такую же неловкость, как и она, от столь демонстративного проявления симпатии и расположения.

Стентон коротко представил их, и Эдвард, прежде чем сесть, пожал руки Кэндис и Ким. Она отметила, что ладони у него влажные, а рукопожатие робкое, в точности такое же, как ее собственное. Эдвард немного заикался от волнения и время от времени нервно поправлял волосы, откидывая их со лба.

— Мне страшно неудобно, что я заставил вас ждать, — произнес он. У него были явные нелады со звуком «т».

— Два сапога пара, — прокомментировал Стентон. — Моя женственная, талантливая, сексапильная кузина сказала то же самое, придя сюда пять секунд назад.

Ким почувствовала, как ее лицо неудержимо заливается краской. Видно, этот вечер будет тянуться бесконечно. Стентон есть Стентон.

— Расслабься, Эд, — продолжал Стентон, наливая ему вина, — я же сказал «около семи», так что ты пришел как раз вовремя.

— Но вы все уже здесь, и вам пришлось меня ждать, — возразил Эдвард. Он улыбнулся застенчивой улыбкой и поднял бокал, словно собираясь произнести тост.

— Прекрасная идея. — Стентон тотчас же понял намек и поднял свой бокал. — Позвольте мне предложить тост. Прежде всего, я хочу провозгласить здравицу в честь моей дорогой двоюродной сестры Кимберли Стюарт. Она, без преувеличения можно сказать, самая лучшая медицинская сестра отделения послеоперационной интенсивной терапии Массачусетского госпиталя. — Пока все поднимали бокалы, Стентон пристально смотрел в глаза Эдварду. — Если у тебя когда-нибудь предстательная железа вырастет до размеров средней дыни, молись Богу, чтобы Кимберли оказалась в пределах досягаемости. О том, как она ставит мочевые катетеры, ходят легенды.

— Стентон, перестань, — запротестовала Ким.

— Хорошо, хорошо. — Успокаивая аудиторию, Стентон протянул вперед левую руку. — Позвольте мне вернуться к тосту в честь Кимберли Стюарт. Я был бы последним негодяем, если бы не довел до сведения присутствующих, что предок Кимберли был среди тех, кто высадился с «Мэйфла-уэра». Но это по отцовской линии. По материнской она может проследить свой род только до Гражданской войны. Могу добавить, что к этой, второстепенной, генеалогической линии принадлежу я.

— Стентон, это лишнее, — вмешалась Ким. Она чувствовала, что умирает от стыда за кузена.

— Но это еще не все, — провозгласил Стентон хорошо поставленным голосом, голосом прожженного застольного оратора. — Первый из родственников Кимберли, закончивший наш добрый старый Гарвард, сделал это в тысяча шестьсот семьдесят первом году. Это был сэр Рональд Стюарт, основатель компании «Маритим лимитед» и первый в династии Стюартов. Но самое интересное то, что прапрабабушка Кимберли в восьмом колене была осуждена на салемском процессе и повешена как ведьма. Если после всего сказанного Кимберли не Американка с большой буквы, то я не знаю, кого еще можно так назвать.

— Стентон, ты просто невыносим! — резко бросила Ким. На какой-то момент злость заглушила ее смущение. — Это чисто семейное дело, и не стоит болтать вот так, во всеуслышание.