Мужчина, у которого кровь не закипит в жилах при звуках музыки в исполнении Челси Коннорс, либо глухой, либо конченый человек, думал Зик Норт, вслушиваясь в заключительные аккорды рояля, замирающие в прокуренном воздухе ночного клуба. Мелодия, звучавшая при прикосновении ее пальцев к клавишам из слоновой кости, была исполнена такой глубины и изящества, что ему казалось, будто он слился с нею. Чарующие звуки, извлекаемые ею из кабинетного рояля, стоявшего посреди сцены, вызывали сладостные грезы; ничего подобного он не испытывал с тех пор, как был зеленым юнцом вроде Билли. Теперь они нахлынули на него, распаляя воображение, подобно летнему зною.

Этим многое объяснялось.

Зик отвел взгляд от сцены, пытаясь стряхнуть наваждение, и принялся рассматривать обратившихся в слух хорошо одетых людей, до отказа заполнивших зал. Билли среди них не было. Зик нахмурился, не зная, заявится ли его младший братец сегодня вообще. Он не говорил, что придет, и не распространялся о том, в какой переплет угодил, а лишь пояснил, что хочет бросить школу. Позвонив в три часа ночи, Билли с ходу сочинил какую-то невразумительную историю, а когда брат стал задавать вопросы, повесил трубку, чем серьезно озадачил Зика. Зик сильно встревожился, тем более что почти ничего не знал по существу дела. Но теперь, услышав музыкальные импровизации Челси Коннорс, он проникся убеждением, что здесь не обошлось без джазовой пианистки с черными как вороново крыло волосами, которая играет на рояле, словно ангел, и завораживает, словно колдунья.

— Эта женщина… она играет на рояле, — Билли не сказал, как ее зовут, но страстная, пленительная музыка Челси Коннорс весь вечер говорила сама за себя. Соблазн, перед которым трудно устоять такому парню, как Билли, мечтающему стать саксофонистом.

Финальные аккорды рояля смолкли, растворившись во мраке, и в знак признания таланта чернокудрой волшебницы, которая украшала собой сцену, раздались аплодисменты, нараставшие, будто волна прибоя. Челси Коннорс, любимицу всех поклонников джаза Новой Англии, прочили в победители на предстоящем в ближайшем времени фестивале джазовой музыки в Саратоге-Спрингс. Среди ее восторженных почитателей большинство — взять, скажем, того же Билли, — казалось, было готово ради своего кумира на все.

Черта с два я останусь на банкет, подумал Зик.

Он не торопясь отхлебнул виски. Нёбо обожгло, и он вперил в Челси Коннорс пристальный, бесстрастный взгляд мужчины, не привыкшего тешить себя иллюзиями.

— Она не такая, как ты думаешь, — сказал Билли. — Если бы ты слышал, как она играет, слышал ее музыку, ты бы понял…

Женщина с черными как смоль волосами грациозным, заученным движением подняла голову от рояля и оглядела аудиторию, легким движением головы благодаря за аплодисменты. Скользнув по собравшимся, ее взгляд вдруг упал на стоящий посредине, ближе к сцене, столик Зика и застыл.

Из всех собравшихся не аплодирует он один, мелькнула у нее мысль. Если бы не эта мелочь, он ничем бы не выделялся среди остальных очарованных слушателей, собравшихся в роскошном зале.

Чувствуя раздражение от невольного восхищения, которое вызывало у него мастерство Челси Коннорс, вытянув длинные ноги и небрежно держа одной рукой стакан, Зик сидел, не шевелясь и старательно делал вид, будто не испытывает никакого желания аплодировать вместе со всеми.

Но вот аплодисменты постепенно стихли, сменившись глухим, умиротворенным гулом беседы. Челси Коннорс встала, опустила крышку рояля и сошла со сцены. Обликом своим она олицетворяла бесспорное дарование, которое оттачивалось у всех на виду до тех пор, пока наконец не предстало в полном блеске. Зик смотрел, как она подходит — стройная фигурка в белом, — и с неподдельным любопытством попробовал представить ночь, проведенную с женщиной, которая создает такую музыку.

Она остановилась перед его столиком. Головы сидящих вокруг повернулись к ним, разговоры смолкли, внимание присутствующих целиком сосредоточилось на этой удивительной женщине.

Никак не реагируя на перешептывания окружающих, в которых слышались восхищенные нотки, она, казалось, не замечала ничего, кроме пристального взгляда Зика. Мгновение она не мигая смотрела на него своими глубоко посаженными глазами, выражение которых то и дело менялось, пока в них внезапно не загорелись лукавые искорки.

— Если вам нужно Общество любителей музыки Генделя и Гайдна, то до Центра исполнительских видов искусства отсюда рукой подать. Может, там вам больше понравится.

Застигнутый шуткой врасплох, Зик поймал на себе любопытный, игривый взгляд и ощутил мимолетное томительное волнение, какое-то острое, заметное влечение к ней, настраивающее его на лирический лад так же, как и ее музыка. Примадонна, наделенная чувством юмора.

Проще простого было бы позабыть, кто она такая и зачем он сюда пришел.

— Я ни разу не ходил в ночной клуб послушать классическую музыку. Вообще-то я здесь вас ищу.

— Меня? — За односложным ответом последовала краткая пауза, чувствовалось, что она озадачена. Нахмурившись, Челси Коннорс посмотрела на него, и он подумал, что она, похоже, на самом деле не понимает, что добрая половина слушателей, сидящих в зале, пришла ради нее, ради создаваемого ею образа, полного волшебства и фантазий, рождавшихся в череде аккордов, которые она извлекала из инструмента. — Меня? — Он промолчал. — Разве мы знакомы?

Сощурив глаза, Зик испытующе поглядел на нее.

— Теперь да. Я старший брат Билли Норта.

Она прищурилась, потом взгляд зеленых глаз скользнул по нему, осматривая с головы до пят, словно ища сходства с Билли.

— Зик? Так это вы главный на лесопилке? — нахмурилась она.

Он окинул ее взглядом, но не быстрым, как она, а медленным, с восхищением отмечая женственные округлости, проступавшие под великолепного покроя белым платьем, черный шелк волос и зелень глаз, по цвету напоминавших побеги болиголова.

Господи, неудивительно, что его младший братец так втюрился!

— А что, Билли вас здесь ждет? — спросила она.

— Нет.

Она снова сомкнула брови, скрестила руки на груди и на мгновение замерла, словно античное мраморное изваяние, испытующе глядя на него. Она была не такой высокой, какой казалась благодаря осанке и манере держаться. Актриса, умеющая подать себя, подумал он, и здесь нечему удивляться. Если чему и стоит удивляться, так незаурядному, живому уму этой женщины, который он ощущал необыкновенно явственно.

— Брат говорил о вас и не раз. Его послушать, так можно подумать, что солнце всходит и заходит по вашему повелению.

— Как раз наоборот, — скривив губы, отозвался он. — У Билли солнце всходит и заходит отнюдь не по моему повелению, если говорить о нас двоих.

При этих словах пристально смотревшие на него зеленые глаза потемнели и приняли настороженное выражение. Зик наблюдал, как на лице ее то и дело одно выражение сменялось другим.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она с такой подкупающей откровенностью, что он почувствовал невольное восхищение.

Она заслуживала честного ответа на свой вопрос, хотя ему не особенно нравилось, что отвечать волею обстоятельств должен именно он. От досады на младшего брата и пикантность ситуации голос у него сделался хриплым. Из-за своей непроизвольной реакции на женщину, которую он явился сюда искать, он говорил теперь скрипуче и резко.

— Тут все проще простого. Брат думает, что влюблен в вас.

Челси Коннорс выслушала эту короткую, уму непостижимую фразу, окинула холодным взглядом произнесшего ее мужчину с удивительными карими золотистого оттенка глазами и почувствовала трепетное возбуждение, какое-то тревожное томление, от которого по коже побежали мурашки.

Билли Норт влюблен в нее?

Мысль казалась настолько нелепой, что ей понадобилось несколько секунд, чтобы обдумать, а потом отбросить ее.