С этими словами протянул Петру узорный ларец. Только Петр взять его хотел, как неожиданно побледневший Спиридон крикнул:

— Не бери, отец! Какие подарки от врага могут быть? Только ловушки да пакость какая.

Петр только засмеялся.

— Что ты, сынок, ничего не испугался, а тут перед подарком остановился. Ведь Ахмед, как может, так и пытается свою благодарность выразить.

С этими словами он взял ларец, открыл его, — а там, в море золотых волос, лежит голова Аграфены отрубленная. Лицо мелово-белое, глаза раскрыты широко, но нет в них глубины, из которой всегда свет и жизнь струились, солнечными бликами ложась на все окружающее, даря тепло и любовь. Теперь же прочел в них Петр укор, что оставил ее одну на погибель.

Оледенело сердце Петра, горе и ужас сковали тело, ни слова молвить, ни с места сдвинуться не мог. А только опомнился — дэв уже в толпе скрылся. Никто из стоящих рядом, как и кожевник, потрясенных, задержать его не успел. Ринулся было Петр догонять, да Альберт остановил словами:

— Погоди, Петр, не затевай погони бессмысленной. Слишком труслив Ахмед, чтобы наживать себе врагов только из желания отомстить. Слышал его слова — подарок, как подлец назвал ужас этот, от водяного. Видно, тот дэва чем-то подкупил, использовал для выполнения своего собственного плана, который против тебя затевает. Замок речного царя далеко, но есть средство верное, чтобы туда немедля попасть.

Дал он кожевнику монету заветную, сказав, чтоб бросил ее оземь, да загадал, где и с кем должен очутиться. Петр, готовый к любому средству, чтобы найти убийцу жены, кинул кругляш золотой, не раздумывая, — и сразу же в царстве водяного очутился, прямо в его омерзительном замке.

Петр на окружающее и внимания не обратил, главное, как и загадал, Спиридон рядом, друг его верный, Потап, — однако не видно отца Михаила, с которым тоже встретиться хотел. Вместо него стоял рядом с плотником Ферапонт, которого кожевник знал не очень близко, но много слышал о нем хорошего и от иерея, и от Адашева. Потап наскоро объяснил, что занедужил священник. Потому, смекнул Петр, тот, кто желания с помощью монеты исполняет, и прислал ризничего. Все же он, как и священник, к церкви близок.

Но все это были мелкие мысли, пустяшные догадки. Главное, что билось в сердце, не давая дышать, разум затуманивая — исступленное желание получить ответ, кто погубил жену его. Взяв за плечи Потапа, почти опираясь на него, ибо ноги еще были ватными, непослушными после перенесенного удара, спросил:

— Потап, кто убил Аграфену? Ты только имя назови, рассказывать ничего пока не надо.

И вдруг увидел, как кровь отлила от лица друга, покрыв его голубоватой бледностью, услышал крик Ферапонта и их одновременный вопрос:

— Аграфену убили? Откуда ты знаешь?

Понял Петр, что им не известно еще о смерти жены, Потап же рассказал о странном посланнике, которого, якобы, сам кожевник отрядил с заданием спрятать Аграфену, о своей уверенности, что она находится в безопасном месте. Петр знал, что не отряжал никого в Москву, и кольца жене не слал, хотелось ему затрясти Потапа, закричать в простодушные его голубые глаза:

«Как мог ты оставить ее одну? Ведь я выполнил твое тайное желание, не взял с собой в опасный путь. Разве же не мог ты защитить жену мою, быть все время рядом с ней, ведь свою, небось, спас?» Но он вовремя остановился, ибо есть слова, которые никогда произносить нельзя. Сказанные, они разрушают дружбу, судьбы, и их назад не вернешь.

Вдруг с громким шумом в сопровождении свиты своей явился перед ними сам водяной царь. На трон взгромоздился, хохочет:

— Ты все добиваешься, Петр-простофиля, что случилось? Да ничего особенного. Умом да мощью своей сумел я обмануть жалких человечишек. Хотел сначала Аграфену похитить, чтобы тебя заманить, а потом, когда не вышло, смекнул — люди-то, в отличие от русалок да водяных, волшебной силы не имут, а потому обман волшебный от правды не отличат. Стало быть, и стараться не стоит лишний раз. Через кристалл волшебный призвал на помощь дэва Ахмеда, посулил злато зачарованное, — которое, само собой, теперь отдавать ему не собираюсь, а жалкий пустынный дух и не посмеет обещанного просить. Навел Ахмед морок на тебя, и ты прямо в ловушке и оказался.

К дэву водяной испытывал особенное презрение, даже большее, чем к корочунам, с которыми враждовал, — поскольку домом Ахмеда была пустыня, где нет воды, а такое место царь речной почитал самым нелепым в мире.

— Зачем я тебе? — спросил Петр, — ведь все равно теперь, когда великий нетопырь мертв, планам твоим не сбыться. Неужто просто отомстить хочешь?

— Больно нужен ты мне, мужик неотесанный, — отвечал водяной. — На таких, как ты, у меня времени нету. Однако же к тому, кто нетопыря великого убил, сила его великая перешла. Ты, человек, ею воспользоваться не можешь. Она, что есть у тебя, что нет — слишком ты ничтожен, по сравнению с Мирозданием. Но коли тебя убить — мощь эта снова перейдет к победителю, а уж я, водяной, ею воспользоваться смогу. Потому дай себя убить, без боя, без сопротивления, и тогда я обещаю всех прочих отпустить. В их смерти мне выгоды никакой нет.

Кинулись Петр и товарищи его на водяного, да встала меж ними стена. Поняли, что заключены в огромный шар, вроде пузыря, и выбраться оттуда не могут. Пружинят стены пузыря, и поскольку Потап сильнее всех в них врезался, то отлетел, и долго на полу скругленном подпрыгивал. Веселится водяной.

Вдруг по словам, да по поведению его Петр понял, что царь речной людей не различает. Все они ему на одно лицо. И хотя мог он, магией своей, кожевника отыскать, — но не сейчас, когда они все вчетвером рядом стояли, и неясно было, кто где. Задумался кожевник, как это в свою пользу обернуть. Но прежде, чем придумать что смог — такая же мысль Ферапонту пришла.

— Петр, — говорит тот, — нечего нам всем помирать. Я твоим именем назовусь. Даст Бог, сдержит свое обещание водяной. А солжет — что поделать. Все равно случай тебе да и Потапу представится, когда стражники двери темницы откроют. Внимание их будет направлено на меня одного, а там вы напасть на них сможете. Если же тебя схватят, а я останусь, то никакой помощи Потапу оказать не смогу.

Благодарен был Петр, но ответил, что погибать за него ризничий не должен.

— Не о тебе я думаю, — воскликнул Ферапонт, думая только об Аграфене — знал, как несчастлива будет она, мужа любимого потеряв, а о его, Ферапонта, смерти, хоть и погорюет, но все же утешится, ведь почти не знала его.

— А о ком? — спрашивает Петр.

Сильно побледнел Ферапонт, и в последний момент нашел ответ убедительный.

— Будь на моем месте отец Михаил, наверняка смог бы нечисть победить силой святой, — сказал он. — И раз уж я вместо него оказался, то подвести и товарищей своих, и священника не могу.

— Хватит вам совещаться, — прикрикнул водяной. — Решай, Петрушка, один помрешь, или вместе вас всех утопят.

Повернулся к нему Петр, желая ответить, но тут Ферапонт изловчился, да и дал ему по затылку кистенем. В открытом бою у ризничего, конечно, ни одного шанса против кожевника не было. Но не ожидал тот удара сзади, и рухнул наземь.

— Я — Петр, — молвил Ферапонт, — убейте меня, остальных же отпустите.

Пытается встать Петр, руку протягивает — но поздно, подплыли слуги водяного и схватили Ферапонта. Собрались убить его. Но тут грохот раздался, шум, начались стены рушиться, потолок иловый проваливаться. Испугался водяной, рот жабий раскрыл, слуги его суетятся, да ничего поделать не могут. Отпустили Ферапонта.

— Спасены, — закричал Потап, но Петр видел, что рано радоваться — коли замок рухнет, то их на дне же и похоронит. К тому же действие чар скоро кончится, не смогут они дышать под водой и утонут. И верно — падает на них дворец подводный, чувствует на себе Петр тяжесть великую, задыхаться начинает. Понял, что смерть его пришла — не на чужбине, не в земле турецкой, а двух шагах от дома родного.

Аграфена уже свыклась с жизнью в лесу. Она воспринимала корочунов как своих соседей, странно ей, что раньше боялась, морды их волчьи чуть не лицами людскими теперь кажутся. Под снегом она искала самые первые травы, их еще нельзя заготавливать, но силы выздоравливающих детей они поддерживали. С малышами ходила собирать сладкую промерзшую калину, оставшиеся на ветвях яблоки и терновник.