Хотя его поначалу и раздражал высокомерный и самоуверенный нойда, но постепенно они сошлись. Йокахайнен оказался необычайно интересным собеседником, ему нельзя было отказать ни в уме, ни в наблюдательности, а главное, он очень много знал об искусстве магии. То есть о том, чего так и не смог освоить Ильмо. Когда только успел выучиться? В свои юные годы – а он был ненамного старше Ильмо – Йокахайнен был уже настоящим чародеем. А тревогой чародея пренебрегать не след.

– Что есть идол? – произнес саами вместо ответа на вопрос Ильмо, словно бы про себя. – Не что иное, как дверь в невидимое!

Ильмо не понял.

– Идол божества подобен двери, а лучше сказать – окну, через которое божество может выглядывать в мир людей. Не просто так мы вышли к этому месту. Думаю, идол Калмы обладает собственной силой, он притягивает к себе путников. Потому я и не смог распознать чары тогда, в лесу, и у оврага…

– А, вот оно что. Ты боишься, что нас обнаружат. Но, Йо, ведь призвать божество через его изображение не так просто. Я помню, как Локка ночами мучилась, распевая заклинания и окуривая фигурки богов, а они всё не являлись…

– Ты прав. Чтобы призвать Калму, нужна живая кровь. Но кроме самой Калмы тут немало ее слуг – и не только тунов… Достаточно совсем малого, чтобы привлечь к себе внимание кого не надо. Всё думаю о твоей стреле…

– Да, начало вышло неудачное, – согласился Ильмо и погрустнел.

– Хватит уже пугать-то! – рассердился Ахти. – Честно говоря, не вижу, чем «владения Калмы» отличаются от обычного леса.

Скоро увидишь, – посулил Йокахайнен.

Озеро Туони прячется в долине, окруженной крутыми склонами скалистых гор. Посреди озера высится остров, такая же голая остроконечная скала. Эта скала, волей тунов и искусством нескольких поколений людей – рабов и наемников из южных стран, – превращена в настоящий пещерный замок. Просторные подземные залы, безупречно ровные коридоры и переходы, сводчатые потолки и колоннады. Игра света и ветра в стрельчатых окнах… Никаких лестниц тут нет – зачем лестницы крылатым тунам? Только кое-где виднеются хлипкие мостки, опутывающие скалу, как осенние паутинки. Мостки ведут вниз, на противоположный берег озера, где на длинной косе располагается поселок рабов. Точнее, стойбище, потому что все они принадлежат к племенам саами. Никому из людей не разрешается ночевать на острове, дабы они не оскорбляли своим присутствием великолепие скальных чертогов. Лоухи, которая не уставала повторять, что лучшее жилье для туна – собственноручно построенное гнездо из водорослей в какой-нибудь уютной расщелине, на сей раз отступила от своих строгих принципов и не поскупилась на обустройство скального дворца. Туонела, летнее гнездовье рода Ловьятар, – чудо северных стран, место отдыха и развлечений.

Летом тут царит невиданная красота. Солнце не заходит ни днем ни ночью. Всюду цветы – розовый багульник, алая гвоздика; куда ни глянь, на скалистых берегах россыпи белых, желтых, лазоревых, сиреневых соцветий. Мимолетная, хрупкая, беспомощная, упрямая красота. В тени лежит многолетний снег, а рядом на солнечной стороне бегут ручьи, и сквозь промерзшую, едва обогретую солнцем почву уже пробиваются ростки. Над скалами ветер веет сложными и нежными ароматами. Ночами цветы тысячами уничтожает холод, они никнут и вянут под призрачным светом ночного солнца – а следующим утром на месте замерзших распускаются тысячи новых… Им надо успеть расцвести и принести семена, пока тепло.

Весной на озеро Туони прилетают птицы – гуси и утки. День за днем бесчисленные стаи рушатся в озеро. Туны лениво летают среди них, выбирая себе добычу пожирнее, но птиц так много, что охота не приносит стаям никакого ущерба. Впрочем, для тунов птичье мясо – весеннее лакомство. Туны рода Ловьятар традиционно предпочитают морскую рыбу…

Это летом. А зимой озеро замерзает, и там не остается ничего, кроме снега, льда и голых острых скал. Всё черное и белое. И долгая, безнадежная тьма полярной ночи…

Лоухи стояла у окна и глядела на озеро. Был пасмурный осенний день, без надежды на скорое прояснение. В высоком сером небе тянулись к югу косяки птичьих стай. Последние птицы покидали Похъёлу. Цветы давно отцвели. Даже мхи поблекли.

В сотнях локтей внизу, под стеной замка, тускло мерцала серая вода озера. Каменистые берега, бурые мхи, мрачные скалы… По весне здесь днем и ночью стоит невероятный птичий гвалт. Но птиц больше нет, и теперь тишина давит на уши. Озеро Туони готовится к зиме.

«Вот и птицы улетели, – думала Лоухи. – Как же мы тут перезимуем? Чем будем питаться, когда озеро замерзнет?»

Хозяйка Похъёлы вспомнила о Луотоле, и перья у нее на плечах встопорщились, словно сзади подул холодный ветер.

«Зима совсем близко! У меня очень мало времени, чтобы разобраться с сампо. Мы сами себя загнали в ловушку!»

Да, Луотола, зимнее гнездовье и лучшая гавань Похъёлы, была потеряна для клана Ловьятар. Сампо, чудесная мельница, исполняющая желания, обернулась проклятием. Внезапно она обрела собственную волю, перестала подчиняться Лоухи и отобрала у нее всё, что даровала прежде. Власть Лоухи над похъёльскими кланами пошатнулась. А как ей не пошатнуться, если проклятое сампо лишило ее род пристанища и главного источника дохода? Раньше Луотола была единственной гаванью, через которую у тунов шла торговля с людьми. А теперь она – поистине адское место. Как будто Врата Хорна приоткрылись, и наружу полезла такая мерзость…

Лоухи с содроганием вспомнила, как выглядела Луотола в середине осени, когда они с дочерью осмелились туда слетать. Надеялись, что вулканы уснут, – какое там! Пустынные черные утесы, освещенные багровыми всполохами, судороги земли, обвалы, оползни, бурлящая лава и вдобавок – страшные существа, ползающие по черным скалам. Именно они теперь истинные хозяева ее родового гнезда!

Когда сампо начало меняться, все люди, конечно, тут же удрали из Луотолы – и обратно пока не торопились. Хотя шпионы Лоухи докладывали, что летом полосатые паруса варгов несколько раз появлялись в заливе, но никто так и не решился высадиться на берег. Пока они боятся; к тому же надеются, что Лоухи наведет порядок и Луотола станет прежней. Но Лоухи уже знала: они всё равно вернутся следующей весной – жадность варгов сильнее страха, – но обратятся уже не к ней, а к ее вечным соперникам – клану Кивутар, что селится вдоль западного берега залива. Там плохой берег, много мелей и шхер – но варгов это не остановит. Вскоре будет построена новая гавань, возобновится торговля… И кто же после этого назовет себя Хозяйкой Похъёлы?

А тут еще новая забота – эти северяне, когтистые охотники на тюленей из клана Этелетар! Что им не сидится на своих ледяных торосах? Почему они всё чаще появляются в окрестностях Туони, зачем шастают вокруг отравленной Луотолы? Лоухи вспомнился их вожак, что прилетал к ней в середине лета – якобы в гости. Могучий тун, неприятно напомнивший ей Белого Карху. Такой же тяжелый и медлительный – и как только летает? – но моложе ее, белоголовый и белокрылый. И кажется еще огромнее из-за толстого слоя пуха под перьями. Иначе на Вечных Льдах не выжить. Его речи были вежливы и почтительны, но глаза – как бездонные воды ледяного моря Руйян-мери, похожие на жидкий металл. Он наверняка что-то разузнал про сампо… Лоухи бы охотно пустила его в Луотолу, чтобы он там подох, – но вдруг у него получится добраться до мельницы? Это будет конец всего…

– Мама…

Лоухи обернулась:

– Что?

– Я его не вижу.

Ильма стояла в центре круглого светлого зала. Вдоль его стен были рядами расставлены лари, которые под страхом смерти запрещалось открывать кому-либо, кроме Лоухи и ее дочки. Пол в этом зале выглядел так, словно его создала сама скала: повинуясь магическому приказу, сморщилась и свилась в сходящуюся спираль. Между гребнями спирали, в неглубоких канавках, камень порос зелеными и бурыми пятнами лишайников, и каждая из этих канавок вела в середину, к небольшому круглому колодцу с прозрачной водой. Весь зал был устроен так, что казался зеленым, с красными прожилками, глазом, а колодец – его зрачком. В это оконце – зрячую гадательную чашу рода Ловьятар – и заглядывала Ильма.