— Какая же короткая у вас, мужчин, память. Разве не ты приказал выбросить меня из квартиры, в которой мы прожили вместе полтора года? Из квартиры, в которой я зачала твоего ребенка? О чем ты думал тогда? Какую ответственность чувствовал? Ты в один момент избавился от меня, когда тебе понадобилось жениться на другой.

— Но я же не женился на ней.

— Только потому, что ее у тебя перехватили.

Мигель насупился и тяжело вздохнул.

— Ты уверена, что я женился бы на ней, если бы не Крис?

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— И мне никак не убедить тебя в обратном?

Почему он завел этот не столь уж приятный для себя разговор? Что хочет доказать? — гадала Карина. Мигель никогда не делал ничего просто так, без причины.

— Нет.

— Но ведь я искал тебя. Я потратил кучу денег на детективов. И поиски эти начались буквально через несколько дней после того, как ты покинула Нью-Йорк.

— Я целую неделю жила в отеле, ожидая, что ты передумаешь. Ты даже не позвонил. Ты знал о ребенке, но предпочел не поверить мне. На первом месте для тебя был брак. На каком была я? Не знаю. Ты поступил со мной так, как поступил. Я это не забыла и не забуду. Жизнь многому меня научила.

Мигель не ответил. Он налил себе вина и выпил залпом, как воду. Лицо его помрачнело и стало похожим на грозовую тучу, готовую вот-вот разразиться громом и молниями. Карина подумала о том, что никогда не пыталась представить эмоциональное состояние Мигеля. Почему? Может быть, этому мешала обида? Может быть, потому что он сам вел себя так, словно был бесчувственным чудовищем?

— Извини, если причинила тебе боль.

— Тебе не за что извиняться. Я действительно виноват перед тобой. — Он вытер губы салфеткой. — А теперь послушай меня. Наш ребенок должен расти в нормальной семье, а таковой может быть лишь семья Гомес. Ничего не имею ни против тебя, ни против твоих родителей, но обстоятельства исключают возможность его воспитания в иных условиях.

Итак, он расспросил ее о родителях, выяснил планы на будущее и сделал вывод. Разумеется, вывод в свою пользу. Фамильная честь на первом месте. Фамильная гордость не может быть ущемлена.

— Я понимаю, как важно для ребенка чувствовать любовь и заботу окружающих. Для меня не имеет решающего значения, будет ли он носить фамилию Гомес или Мелроуз. Главное — ему должно быть хорошо. Можешь ли ты сказать то же самое о себе?

Он бросил на нее холодный взгляд.

— Ты ведь считаешь меня неспособным к проявлению каких-либо теплых чувств, зачем же спрашиваешь?

Похоже, Карина и вправду полоснула по еще не зажившей ране.

— Извини, я не хотела.

— Ладно. Десерт будешь?

— Пожалуй, нет.

— Тогда вернемся в отель. Если у тебя есть возражения против моего предложения, то лучше поговорить в отеле.

Возвращались молча. Карина чувствовала себя виноватой. Если Мигель не любит ее, это еще не означает, что он не способен любить их ребенка. В любом случае не следовало разбрасываться обидными намеками.

Карина все еще раздумывала над тем, в какую форму облечь извинение, когда они вошли в апартаменты.

— Мигель, я…

— Все, хватит. — Он потер лоб. — Я устал.

То, что такой человек, как Мигель Гомес, признался в слабости, ошеломило Карину.

Заметив ее удивление, он сухо усмехнулся.

— Считаешь, что я не могу устать, как обычный человек? У каждого из нас свой предел, только не каждый этот предел знает.

Вот как? Несгибаемый Мигель Гомес познал свои пределы? Интересно, когда это произошло?

— Я не спал практически трое суток, да и последние месяцы выдались нелегкими. Мне казалось, что самое трудное — найти тебя, что, как только это случится, все остальное урегулируется автоматически, само собой. Ты согласишься выйти за меня замуж. Мы вернемся в Нью-Йорк. Потом полетим в Ла-Плата. Я думал, что твоей злости хватит на день-два, и никак не ожидал, что встречу женщину, которая меня ненавидит.

— Я уже говорила, что не питаю к тебе ненависти.

— Да-да, я помню, ты не хочешь ненавидеть меня ради ребенка. Я понимаю. Но ты и замуж за меня не хочешь. Ты мне не доверяешь. Я в полном замешательстве. Я не знаю, что делать дальше. Как ты некоторое время назад видела в карьере актрисы единственное средство решения финансовых проблем семьи, так и я вижу в браке единственный выход из нынешней ситуации.

Теперь вздохнула уже Карина.

— Понимаю.

Она впервые видела Мигеля в таком странном настроении. Никогда раньше он не говорил о себе столь откровенно. Но самое поразительное было еще впереди.

— Мне так не хватает тебя ночами.

— У мужчины с деньгами не должно быть таких проблем.

— Я не занимался любовью с того самого дня, когда сказал тебе, что собираюсь жениться на Рафаэлле.

Теперь Карине многое стало понятнее. Для мужчины, в списке жизненных приоритетов которого секс стоял на одном из первых мест, воздержание в пару недель уже означало трагедию. Почему-то это признание Мигеля доставило ей тайное удовольствие.

— Понятно.

— Сомневаюсь. Но надеюсь, что когда-нибудь поймешь. — Он посмотрел на нее так, как смотрел раньше: с жадностью изголодавшегося хищника. — Ты могла бы мне помочь.

Она отступила к двери.

— Я хочу пораньше лечь. Мне… мне надо еще принять душ и… я давно…

Карина не закончила предложение, потому что не знала, чем его закончить, и малодушно нырнула в комнату и закрыла дверь.

Надо быть внимательнее. Мигель уже доказал, что по-прежнему имеет над ней определенную власть. Не стоит маячить у него перед глазами, предлагая себя в качестве главного блюда сексуально постящемуся человеку.

Она повернула защелку и впервые за последние пять минут спокойно вздохнула. Ей нужна абсолютная ясность ума и эмоциональная независимость, чтобы как следует обдумать сложившуюся ситуацию, а для этого необходимо прежде всего оградить себя от влияния Мигеля Гомеса.

Горячая ванна с ароматной солью и пушистой пеной и теплый душ. Стакан холодного сока на стеклянной полке. Карина блаженствовала.

Мысли постепенно замедляли хаотичное движение, выстраиваясь в четкий логический ряд.

Оставаться в Портленде далее невозможно. Во-первых, ей не хотелось становиться обузой для Малкольма и Эрики. Во-вторых, как только ее родители узнают о ее беременности, кто-то из них — скорее всего мать — примчится сюда и тогда покою не видать уже всем. В-третьих, надо подумать и о Мигеле. Как-никак он отец ребенка, и ему нельзя отказать в возможности видеться с ним как можно чаще. У их малыша должно быть двое родителей. Пусть Мигель не любит ее, но в его любви к ребенку и наследнику сомневаться не приходилось. Значит, нужно возвращаться в Нью-Йорк. Загадывать на будущее, конечно, пока рано, но в случае чего можно вернуться в шоу-бизнес, ведь кое-какие связи уже налажены.

Карина закрыла глаза, подставляя упругой, сильной струе то грудь, то спину.

Внезапно свет погас, и в следующую секунду в ванную кто-то вошел.

— Мигель? — испуганно пробормотала она.

— Я, — прошептал он, подходя к ней сзади.

— Ты… тебе нельзя быть здесь.

Он уже успел раздеться и теперь стоял у нее за спиной, совсем близко, настолько близко, что Карина слышала, как бьется его сердце. Он знал, как доставить ей удовольствие. Он знал, что ей нравится. Он умел доводить ее до экстаза. До того состояния, когда земля уходит из-под ног, а душа срывается и несется в бездну, как сорвавшийся вагончик на «американских горках».

— Нам надо поговорить, — выдавила из себя Карина, уже зная, что ее отвлекающий маневр не имеет ни малейшего шанса на успех.

— Нет, хватит разговоров, — твердо отрезал Мигель, приступая к первой фазе той пытки, в которой и палач, и жертва в равной степени оттягивают последний миг и желают его. — Разговоры с тобой бесполезны. Ты не желаешь слушать. Пришло время прибегнуть к другим аргументам.

— Секс не решит нашу проблему, — простонала Карина, отчаянно цепляясь за ускользающие обрывки здравого смысла. — Из-за него все и началось.