Надо было только изучить маршрут Звонарева да автомеханика хорошего напрячь, чтобы «порше» потерял управление именно в нужном месте. Паша не сомневался, что Эля нашла способ выудить у любовника ключи от машины, чтобы мастер-ломастер смог немного поработать над тормозами или рулевым управлением. Потом мошенники сели в машину и последовали за Звонаревым на разумном расстоянии. После аварии они быстренько вытащили денежки из его машины.

А после чудесно исполненной первой части мероприятия приступили ко второму акту. Тоже тонкая работа! Умница Эля, прицокивал языком Паша, молодец ее «брат»! Конечно, приди они с понтами, расставь пальцы веером да начни давить на такого, как этот бородавчатый, – шиш бы чего добились! Звонарев уперся бы рогом и лег бы костьми, но ни копейки бы не выплатил и цех свой не отдал. А тут пожалуйста! Дали возможность толстозадому сделать щедрый жест, почувствовать себя благодетелем – и он растекся, расквасился, словом, влетел в расставленную западню на всех парах и еще собой доволен остался!

Подошел нужный автобус, Паша загрузился в него и уселся на свободное место у окна. Он смотрел на город, плывущий за стеклом, и отмечал перемены, произошедшие за последние полгода. Именно столько времени он не смотрел по сторонам и не задумывался ни о чем, кроме того, сколько и где он будет пить.

Первым делом Пашка заметил качественное изменение потока машин, омывающих улицы Гродина. Земляки Седова всегда предпочитали машины с репутацией – пусть морально устаревший и битый, но «мерседес», пусть подержанный – но БМВ! Сегодня же чаще встречались новехонькие «субару», «саабы», «шкоды», «пежо», «ситроены», «мазды» и «хонды», а также верткие малолитражки из уважаемых автомобильных семейств.

Еще Паша заметил, что рекламные баннеры, перетяжки, стойки сити-формата и вывески все больше украшены логотипами местных предприятий. Здесь было и пиво «Золотой Гродин», и пельмени «Мясков», и удобрения «Урожай-Гродин», и крупнейшие гродинские магазины – «КУБ», «Техно-кайф», «Оборот», и новые рестораны – «Крыша мира», «Ням-ням», и клуб «Бикфордов шнур».

Город явно хорошел, а люди в нем богатели: в самом центре вырос огромный торговый комплекс с залом для игры в боулинг, повсюду строились небольшие офисные здания с приличного размера торговыми площадями. Все первые этажи зданий, включая жилые дома, были заняты магазинами и бутиками – спортивных товаров, модной одеждой, парфюмом, посудой, тканями, строительными материалами, запчастями на иномарки и всеми прочими видами счастья.

Третий глаз Пашки раскрылся снова, наблюдения наводили на размышления, но поразмыслить Пашке не давали попутчики. Между пассажирами, в основном стариками и бабульками в разноцветных косынках, кипели какие-то споры.

Опыт подсказывал Седову, что дебаты ведутся либо о современной никуда не годной молодежи, либо о современном никуда не годном правительстве, либо о современном никуда не годном пенсионном фонде. Однако, прислушавшись к долетавшим гневным фразам, Седов понял, что у старшего поколения гродинцев есть темы гораздо более волнительные.

С удивлением он различил слова хрупкой благообразной старушки с необыкновенно резким и грубым голосом:

– …А Чистота это и есть вам Бог! И правильно, что умирать чистым надо. Без имущества, без сберегательной книжки! Отдать другим это надо, пусть они во имя Чистоты используют. Все, что дано нам – и хлеб, и вода, и земля, – все это только на время, для тела, для чрева и для крыши над головой. А когда в Чистоту уйдешь – зачем тебе и хлеб, и вода, и земля?..

Проповеднице перечил другой женский голос – более высокий и молодой, он и принадлежал еще не старой на вид женщине в пестром шелковистом шарфике на голове, торчащие концы которого, словно заячьи ушки, бодро подпрыгивали на каждой кочке далекой от идеала гродинской дороги.

– А вот у меня двое детей в моем доме живут, и внук недавно родился! – Ушки убежденно кивнули. – Так чего мне, дом отписать на вашу Чистоту, а родных детей на улицу выпроводить?!

– Все вы грязные! – вдруг выкрикнула старушка с резким голосом. Паша вздрогнул – он инстинктивно боялся кликушества. – Только бы кушать да пить вам! Нет у вас души!

Ее перебил мужской баритон, принадлежавший осанистому старику в серой мятой шляпе.

– Пусть дети ваши тоже к Чистоте придут – тогда и на улице не останутся.

Резкоголосая замолчала, будто ее водой окатили.

– Как это? – удивились ушки.

– А у нас мирян не обижают. Им даже помогают. А если Учитель совет даст да благословение – ни в чем нуждаться ваши дети не будут! Чего же плохого, коли люди успешно живут? Пусть! Мирская наша жизнь и дана для труда, для успеха.

Цветные кончики шарфика дерзко подпрыгнули.

– Так, а чем эта Чистота помочь мне сможет, если мне пенсии на стиральную машину не хватает? Денег даст, что ли?

– Коли Учитель благословит – то даст! – твердо заверил ее баритон.

Разговор на этом не закончился, но Паше пора было выходить.

«Выполз на свет божий! – сказал он себе саркастически. – Наслушался! И чем люди себе головы забивают? Пойду-ка я выпью».

Ни детство под крылом любящей семьи, ни отрочество с друзьями из таких же благополучных семей, проживающих только в центре города, не подготовили Лизу к шквалу горестей, обрушившихся на нее с неожиданной, непредсказуемой и невиданной жестокостью.

Еще два года назад она была милой замужней домохозяйкой, нежным цветком в комфортабельной оранжерее, кошечкой на велюровом диване. У Лизы были длинные ногти и рассеянный взгляд женщины, список проблем которой умещался в одной-единственной фразе: ах, если бы у меня был ребенок!

Но вскоре и это затруднение благополучно разрешилось – у Лизы родилась дочь. Безоблачное счастье длилось всего пять месяцев. В марте девочка приболела, потом стала угасать на глазах и, наконец, тихо умерла одной черной ночью, освещаемой лишь вспышками молний майской грозы. Девочку не спасли ни деньги, ни молитвы, ни аура благополучия семьи. Диагноз не имел значения, поддержка родственников была не нужна, судьба заткнула свои маленькие ушки, не желая слышать просьб и молитв.

Беда не пришла одна. Следом за смертью дочери Лизе надлежало пережить и смерть мамы с папой. Родители Лизы погибли вместе, в один день, в один час. Их новенький «форд» за секунду превратился в груду бессмысленного металла. Залитые кровью тела пожилых людей доставали из скомканного автомобиля с помощью автогена и все равно по частям. Как-то не укладывалось в голове, что водитель, размазавший «форд» по асфальту своим многотонным, груженным бетонными плитами КамАЗом, остался абсолютно невредим, да и не виноват, согласно правилам дорожного движения и закону.

До смерти родителей Лиза полагала, что в отчаянии достигла дна. После их гибели – и это дно ушло из-под ног. Муж Лизы, Денис, слушая ее бессвязные и отчаянные речи, потоком лившиеся день за днем, неделя за неделей, постепенно начал терять терпение. Ему стало казаться, что все эти беспрерывные беспомощные слезы сольются в соленые ручьи, потом образуют реки, реки превратятся в моря, и не будет больше тверди земной и ничего прочного в его жизни.

Денис взялся рыть эффективные слезоотводы и возводить на пути соленых рек плотины и дамбы. Примерно полгода муж окапывался на острове своей собственной жизни, а через полгода собрал чемодан и ушел в неведомое Лизе пространство.

А Лиза осталась.

Она не спятила и не потеряла связь с внешним миром. Лиза просто решила, что должна жить так, будто бы у нее есть то, чего уже не было. Она взяла детскую коляску и вышла во двор. Женщина недолго катала коляску вокруг дома, а потом села на лавочку у подъезда и открыла книгу. Проходящих мимо соседей Лиза приветливо окликала. Они останавливались, наиболее мужественные и артистичные даже улыбались. Лиза рассказывала им про то, как кушает и спит ее дочь, про отменное здоровье родителей и про новую работу мужа. Если кто-то из собеседников пытался вернуть заплутавшую Лизу к реалиям, она лишь мило улыбалась. Людям придется привыкнуть к тому, что у нее снова все хорошо!