Действительно, чем бы он занялся тогда в деревне?

– И удачно, верно?

– Более чем, – согласился Андрей. – Где мне научиться кататься на этой штуковине? – Он протянул доску мужчине.

– Только там по-настоящему. – Он помахал рукой куда-то за окно, Андрей проследил за движением пальцев, которые дрыгались, словно изображая движение сороконожки.

– Понял.

– Булочку? – спросил хозяин.

– Охотно, – отозвался Андрей. Ему не хотелось расставаться с ощущением тепла и надежности. Они окружали этого человека или… поднимались из прошлого? Из детства, частица которого осталась в этом уголке Москвы?

Ольга сидела на балконе, его перила увиты розовыми бугенвиллеями, которые прежде она видела только на фотографиях. Семейный отель на берегу моря почти пуст, еще не сезон. Ей нравились тишина, безлюдье. Если она слышала голоса, то узнавала английский или немецкий. Она не предполагала, что отдохнуть от родного языка так здорово. Ты не включаешься в чужую жизнь, а значит, не тратишь энергию понапрасну. Чаще всего до нее доносился греческий, уже подзабытый – язык быстро выветривается, но его можно вернуть тоже без особых усилий, стоит лишь погрузиться в его среду.

Весна на Крите оказалась такой, как она ожидала. Цвело все, что только могло цвести с февраля по май. Пышные орхидеи, смолевки с липкими стеблями, критский эбенус – кустарник с розовато-лиловыми цветами, который растет только на этом греческом острове. В июне, когда солнце окажется в зените, многие цветы засохнут. Многолетние переждут лето и сушь в клубнях под землей или в луковицах. Здесь превосходное место для изучения весенних цветов.

Она знала названия почти всех растений, хотя Виталий так и не согласился взять ее с собой ни разу за все время, пока они были вместе. Он уверял ее, что не умеет отдыхать, как она хочет, поэтому не получится ни отдыха, ни работы.

Ольге не надо было повторять дважды, поэтому она купила атлас растений Крита с иллюстрациями, изучила его и теперь могла сама водить ботанические экскурсии.

Однако, поймала она себя, сегодня вспомнила уже третье мужское имя, а день только начался. Юрий, Андрей, это ясно. Но Виталий – о нем Она думать забыла. Он был совершенно посторонний в ее жизни человек.

Трое мужчин, разве много? – насмешливо спросила она себя. Ей почти тридцать лет. К тому же Юрия больше нет в этом мире, а Виталия нет в ее мире.

Есть только Андрей. Ольга сцепила руки на перилах, они скрылись под шапкой цветов. Они приятно грели кожу.

Ольга закрыла глаза. Да, этот мужчина возник в ее жизни странно, внезапно, даже… по-деловому. Никогда он не появился бы в ее прежней жизни. Теперь она понимала, что на самом деле означает фраза, которую она однажды услышала от коллег: «Мужчин надо искать там, где водятся такие, каких ты хочешь».

На самом деле, если бы она не бросила свою прежнюю службу, ее не пригласили бы на тот прием. И… дальше…

В общем, все ясно. Если Марина Ивановна говорит, что жизнь – это движение от встречи к встрече, то у нее состоялась новая. Значит, возможна новая жизнь. Почему нет? И она, и он – не половинки, вспомнила она давно сказанную фразу – мать говорила, что удачно соединяются цельные личности.

Из глубины двора долетели голоса хозяев:

– Мэ гала? Гликос?

«С молоком? Сладкий?» – это спрашивала молодого черноглазого садовника жена хозяина. Наверняка он снова объяснял ей, как правильно срезать розы с куста, а она хотела вознаградить его чашкой кофе.

Ольга улыбнулась. Едва ли о такой благодарности он мечтал. Повсюду мужчины одинаковы – парню всякий раз так хотелось прикоснуться к круглому плечу хозяйки, что он наклонялся все ниже и ниже, делая вид, будто намерен дотянуться до самого нижнего цветка… Заливистый женский смех и легкий шлепок подтвердили – на этот раз дотянулся.

– Гликос, гликос…

Ольга подняла голову, и ее взгляд упал на колючую, похожую на лопушистый домашний кактус опунцию. Ее лучше не трогать, колючки ядовиты. Но из нее делают лекарство, полезное для мужчин.

А вообще-то Виталию спасибо. Если бы он не был ботаником, она бродила бы здесь в полном неведении, как бродят толпы туристов со всего света. Они ходят по цветам, не зная, что их рифленые подошвы топчут растения, которых нет нигде, кроме как на этом греческом острове.

Она перевела взгляд на старый маяк. Вчера она увидела там парусники, но с белыми парусами. Они не за ней, усмехнулась она, вспомнив романтическое обещание друга детства.

Надо же, если бы случилось все так, как он говорил, вышло бы романтично. Она могла бы рассказывать внукам вместо сказки на ночь: «И подкатил по песку парусник с оранжевым парусом, и назвал невестой… Кто это?» – «Принц!» – «Нет, дети, проще, ваш дедушка, он назвал вашу бабушку своей невестой… От них пошла ветвь большого рода, на которой сидите вы – маленькие листочки…»

«А внуков-то сколько?» – внезапная мысль охладила романтический жар. И потом, чтобы эти внуки появились, дети должны быть. А родить их – она. «Вот на этом лучше пока закончить грезы», – сказала себе Ольга.

Она перевела взгляд на дальнюю линию горизонта. Тонкая черточка теплохода все еще белела, Ольга узнала, что он плывет на остров Тира, или, как еще его называют, Санторини. Близ него, считают некоторые искатели, затонула манящая столь многих Атлантида.

Она не поплывет туда. Она приехала по другому делу и завтра его выполнит. Она уже купила билет до Ираклиона, от которого в пяти километрах развалины Кносского дворца, восстановленные мистером Эвансом по его плану.

Взгляд переместился на песчаный пляж. На берегу Эгейского моря никого, рыбаки придут вечером, но и она не пойдет, отдыхать начнет послезавтра.

Ольга бродила по развалинам Кносского дворца. Сюда они мечтали приехать с Юркой подростками, когда читали о Минотавре, царе Миносе, о смелом Тесее.

Они хотели приехать взрослыми, надеясь встать на сакральное место и увидеть выход из лабиринта собственной жизни.

Ольга остановилась посреди ступенчатого двора театра. Здесь, на камнях, задолго до Рождества Христова люди в костюмах и масках разыгрывали сцены, изображая те же самые страсти, которые одолевают ее современников сегодня. Она огляделась. Море, оливковые рощи за пределами дворца, развалины и новодельные колонны, люди со всего света с камерами. Она пыталась уловить в себе что-то, отзыв, который ждала столько лет, на то, что видела перед собой.

Нет, ничего такого, это музей.

Не нашли бы они с Юркой здесь то, что искали. Не увидел бы он выход из своего лабиринта. Не встать ему здесь на границе реального мира и параллельного. С тех пор, как мистер Эванс сошел с ума, заглянув куда не надо, никого туда больше не пускают.

Но, Ольга замерла, они вышли из лабиринта, каждый своим путем.

Она доехала до Ираклиона на автобусе, в старом городе выбрала столик на улице, заказала бутылку холодного легкого критского вина – рецины и решила попробовать знаменитые критские сладости. Попросила принести лукумадес – маленькие пончики, пропитанные медовым сиропом и посыпанные корицей.

Когда вина осталось только на донышке пол-литровой бутылки, она наконец почувствовала, что совершила важнейший обряд. Не менее важный, чем для девочки, на крестины которой она вчера случайно попала в Ретимно.

Был канун праздника Константина и Елены, греки, нарядные и торжественные, потянулись в церковь, и она за ними. Хорошо, что была в длинной бордовой юбке, а не в шортах. Иначе не зашла бы – неловко.

В старинный храм внесли годовалую девочку в шляпке с розочками, маленькая инфанта огласила ревом храм, акустика щедро помогала ей. Но взрослые улыбались – они знали, что отныне эта нежная душа будет на верном пути. Она не заблудится в жизненном лабиринте…

Ольга доела последний лукумадес. Сладковато, но вкусно. Собираясь встать из-за столика, Ольга взглянула на буклет, который прихватила с собой в кассе музея. Как человек, обученный скорочтению, выхватила фразу, главную на странице: «В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй».