Тогда Данте потребовал, чтобы Кора хорошенько подумала над тем, во что оценивает жизнь моего ребенка, а сам он позвонит немного погодя. Тут я вырвала трубку из рук Эмилии.

– Я мать малыша. Не забудьте: к семи часам он проголодается, и его надо будет покормить. Да, и еще: он не любит засыпать в темноте, не гасите свет, не то он испугается и начнет плакать.

– Синьора! Мы люди чести, мы не станем пугать малыша. А кормить мы его уже кормили, он лежит в кровати и вполне доволен.

– Прошу вас, синьор Данте, – взмолилась я. – Кроме этого ребенка, у меня нет ничего на всем свете, не отбирайте его у меня, теперь я знаю, как выглядит ад, а вы это знаете? Я с ума схожу при мысли, что мой сын впервые разлучен со мной и это отразится на его душевном спокойствии.

– Нет, нет, пожалуйста, не говорите так, – ответил Данте, – с малышом ничего плохого не случится, в этом вы можете быть совершенно уверены. Как только ваша подруга раскошелится, вы снова его получите, даю слово чести. А теперь поговорите с ней на эту тему. Я позвоню через час.

В каком-то смысле я испытала облегчение. Этот Данте был отнюдь не злодей, не занимался профессионально киднепингом, а тем паче не был киллером. Судя по всему, это был молодой человек, может быть, очень даже молодой, которого навела на дурацкие мысли фотография в газете. Может быть, полиция все-таки сумеет помочь? Но если чувствительный Данте при виде полиции вдруг потеряет самообладание, взорвет себя вместе с ребенком или учинит что-либо не менее ужасное? А Кора занималась подсчетами. Все свои чеки, целую кучу, слишком даже большую кучу – это ж надо, какое легкомыслие – она разложила у себя на кровати и подсчитывала.

– Мы им предложим эту сумму или не эту, а чуть поменьше. Если они проглотят наживку, то все в порядке. Иначе мне придется слетать во Флоренцию и попробовать там обратить все свои средства в наличность.

– Кора, – сказала я, – я буду работать всю жизнь не покладая рук, чтобы вернуть тебе мои долги. Но сейчас заплати, ради Бога заплати, сделай это для меня и для Белы.

– О чем ты толкуешь? Я именно так и собираюсь поступить. Просто не надо давать господину Данте больше, чем необходимо. А деньги мы скоро получим снова, так что об этом и думать нечего.

И тут я внезапно вспомнила о своей матери. Пяти лет от роду я потерялась в переполненном торговом доме во время распродажи. При этом я не плакала, даже страха не испытывала, потому что какой-то мальчик отвел меня в зооотдел и, держась за его руку, я любовалась щенками, попугаями и зайчатами. В воспоминаниях у меня сохранилось прекрасное чувство, будто я наконец сбросила цепи. Но когда после всего с помощью множества громкоговорителей (кстати, я не понимала, что они там говорят) я была найдена, взята за руку и отведена к матери, она была в ужасном состоянии. Мне никогда не забыть чувство бесконечного облегчения, отразившееся на ее лице, когда мама увидела меня. А уж потом, конечно, разразилась гроза.

Держа Пиппо на поводке, вошел Марио с крайне возбужденным видом. К сожалению, в своем теперешнем состоянии он даже и заикаться не мог. Эмилия протянула ему дощечку. «Автостоянка, в машине мужчина с биноклем», – написал он.

– Наверное, брат Данте, – предположила Кора, – он молодой и сильный, да? А вид у нега опасный?

Марио, заикаясь:

– Он совсем молодой. – Потом снова начал писать, потому что так получалось быстрее. «Будь у меня на подхвате еще один мужчина, мы вполне могли бы с ним сладить». Эмилия пришла в восторг.

– Да я лучше любого мужчины! А когда позвонит Данте, мы ему скажем: а ну угадай, кто тут у нас есть.

Кора хохотнула, но ее сразу же одолели сомнения.

– А если у него пушка? И что подумают прохожие, когда мы у всех на глазах выволочем из машины постороннего человека и свяжем? Люди сразу же вызовут полицию. Да и откуда известно, что это брат Данте? Может, это вполне безобидный зевака или частный детектив, который следит за кем-то совершенно другим?

Марио написал: «Нет!»

Эмилия вопросительно на него поглядела.

– Откуда ты взял, что он следит за нами?

Марио указал на окно.

Я хотела вскочить и выглянуть на улицу, но Эмилия удержала меня за рукав.

– Ты спятила? Если у нас и есть хоть какой-то шанс, он никак не должен заметить, что Марио его видел.

Тут снова зазвонил телефон. Интересно, не возникнет ли у служащих отеля каких-нибудь подозрений из-за того, что нам то и дело звонит некий синьор Данте. Не иначе он крайне легкомысленный, а то и вовсе неопытный молодой человек, если идет на такой риск. Итак, Кора сделала свое предложение, а Данте попросил предоставить ему время на раздумья. Судя по всему, он не мог принимать решение один.

Эмилия сняла тапочки и надела уличные туфли.

– Я спущусь вниз, в холл, в конце концов, ни у меня, ни у Марио нет ключей от нашего номера. Мы ведь сразу помчались к вам, потому что знали, в каком вы остановились.

По виду Эмилии я сразу догадалась, что в голове у нее совершенно другие планы, что, возможно, она намерена своими глазами поглядеть на фигуру в машине. Впрочем, ей я доверяла.

Данте позвонил еще до того, как вернулась Эмилия.

– Синьора, – сказал он Коре, – мы проверили ваши показания. Вы справедливо утверждаете, что это не ваш ребенок, но зато у вас есть дом во Флоренции, который стоит гораздо больше, чем та поистине смешная сумма, которую вы смеете нам предлагать. Припишите еще два нолика сзади к своему предложению, тогда уже будет о чем говорить.

Кора ответила:

– Во Флоренции у меня не дом, а развалина, надеюсь, вам и это удалось выяснить.

– Синьора! Перестаньте врать! Да одна только сумма за окно в вашем ателье значительно превосходит ту милостыню, которую вы готовы подать нам.

– А откуда мне знать, что ребенок вообще жив? И кроме того, вы должны понять, что я не могу за одну ночь обратить в наличность такую сумму, – ведь банки у вас почти всегда закрыты.

– Ну что ж, тогда вам придется прогуляться завтра во Флоренцию. Чем раньше привезете деньги, тем быстрее получите младенца.

– А как это должно происходить?

– Ну, об этом поговорим позже. Для начала я должен своими глазами увидеть, как завтра утром вы сядете в самолет, он вылетает на Катанью в восемь утра.

Кора чертыхнулась.

– Что-то меня настораживает. Откуда ему знать про окна в моем ателье? Не откладывая, надо позвонить стекольщику. У меня возникли подозрения.

Кора позвонила в справочное, еще куда-то и действительно в самом непродолжительном времени приперла к стенке стекольщика. Она спросила, не сицилианец ли часом Руджиеро, ее беглый любовник. Нет, Руджиеро родился во Флоренции, – вот отец у него, тот был родом из Таормины. Уж не натворил ли он часом чего-нибудь?

– Нет, просто мы поспорили, что я могу угадать на слух любой итальянский диалект.

– Синьора, хоть вы и говорите превосходно по-итальянски, но это пари вы проиграли. Руджиеро говорит на самом изысканном тосканском.

Кора поблагодарила собеседника и погрузилась в размышления.

– А фамилия у него какая? Черт подери, из головы вылетело…

Вошла Эмилия.

– Шерлок Холмс сумел кое-то выяснить, – гордо сообщила она. – Оказывается, Данте звонил непосредственно из отеля. На коммутаторе сидит женщина, а соединял вас с ним мужчина. С женщиной я сама перекинулась парой слов, сказала ей, что к вам прицепился очень настырный поклонник, который то и дело названивает. И пусть, мол, она не удивляется. Она дежурит уже седьмой час, и за все это время никто не звонил. Не исключено, разумеется, что она врет, но с какой стати?

– Значит, либо Данте здесь служит, либо такой же постоялец, – рассуждала Кора, – тогда у него есть телефон в номере, и он может прямо набирать нас без коммутатора. А вдруг и Бела тоже в гостинице, поди знай.

– И еще мы подозреваем, – продолжала Эмилия, – что Руджиеро, стекольщик из Флоренции, с ними заодно, либо на худой конец снабжает их информацией. Ты случайно не помнишь его фамилию?