Его друзья подходят, машут, кричат ему, но он никого не видит, он отсутствует. Цыган играет настолько живо, что воздух вокруг него вибрирует. Как долго он еще продержится? Неужели у него не болят пальцы? По-моему, уже должна отвалиться рука.

Теперь он играет медленнее, но тем сладостнее. Я вдруг вижу его и себя в постели. Тесно обнявшись. Он целует мою грудь. На лице то же выражение, что сейчас, во время игры: страдание и страсть. Если он не прекратит эту песню, я вскочу на сцену и поцелую его при всех!

В этот миг он открывает глаза и смотрит прямо на меня. Долгим, пристальным, пронзительным взглядом. У меня перехватывает дыхание. Неужели он прочитал мои мысли? Гитарист склоняет голову и кивает мне. Я вцепляюсь в свой стул, чтобы не сорваться и не побежать к этому безумному человеку.

Он набросил пушистый зеленый платок на гитару, на то место, где его правая рука касается дерева. Очевидно, в его квартире полно мягких покрывал, бархатистых подушек, и мысленно я уже нежусь там вместе с ним. Наверное, он целуется как дьявол. Вот уж у кого выносливость и сила, он всю ночь продержится. Прочь такие мысли! Или я просто опьянела?

Вово толкает меня локтем.

— Вы ему нравитесь, — шепчет он, прикрыв рот ладонью. — Заметили его взгляд? — Вово многозначительно подмигивает. — Он сгорает от ревности, что вы тут сидите рядом со мной!

Теперь начинается медленная песня. Неужели это та же гитара. На меня изливается целый поток серебристых звуков. Знакомая мелодия, название только забыла. Все-таки выпила слишком много шампанского? Ах, какая сладкая музыка! Высокие тона поют, обрываются, вибрируют. Меня мороз продирает по коже, от этого можно сойти с ума. Сейчас потеряю самообладание и закричу от счастья.

Песня заканчивается дивными аккордами. Люди вскакивают со своих мест и кричат «Еще! Еще!» Я кричу вместе со всеми. Взрываются оглушительные аплодисменты. Музыканты улыбаются, кланяются и медленно уходят со сцены. Гаснут прожекторы. Через полчаса выступление будет продолжено.

— Ну? Что скажете? — с торжествующим видом спрашивает Вово. — Каков виртуоз, а?

Я молча киваю, вся еще под впечатлением. Я не хочу говорить. Достаточно наговорилась в «Гран-Веву», на десять дней вперед. Теперь не плохо бы отдохнуть.

Гитарист стоит у стойки бара. Абсолютно один. Никто не осмеливается приблизиться к нему. Он пьет кофе, потом апельсиновый сок и ни капли алкоголя. На нем красная шелковая рубашка, волосы черные как смоль, с проплешиной на затылке. Я ее не заметила раньше, и она меня страшно трогает. Он оборачивается и разглядывает многочисленных посетителей, пришедших только ради него. Но это его не радует. На сцене он еще улыбался, сейчас же абсолютно серьезен. Стоило ему уйти от огней рампы, как свет погас и в его глазах.

Нет, уж больно он сложен! Справиться с таким — тяжелый труд. Он, наверное, способен целый день не проронить ни слова. Захочешь узнать, в чем дело, а он будет молчать целую вечность! Влюбиться в него можно только, когда он с гитарой в руках. Отделить его от инструмента — пропала магия! Если только затащить в постель вместе с гитарой. Только не сможет он в одно и то же время играть как безумный и пылко любить. Так что лучше держаться от него подальше!

Пошел второй час ночи. В клубе яблоку негде упасть. Все новые посетители входят в дверь, протискиваются к сцене и к бару. Народ стоит у стены, между столов. Как я узнала, гитарист — большая знаменитость, объездил с концертами весь мир, у него масса пластинок. Он не женат, живет со своим братом, который организовывает турне.

Наконец, перерыв закончился.

Музыканты занимают свои места. Я откидываюсь назад и жду первых аккордов. Вот они! Бурный пассаж да такой, что забываешь дышать. «Тучи» Джанго Райнхардта. Публика узнает мелодию и ревет от восторга. Одна песня красивее другой. Я в упоении! Вдруг, в середине песни Вово встает и ждет, что я последую за ним. Но я и не думаю. Меня десятью лошадьми сейчас не оторвешь от этого волшебного музыканта. А потом, кто знает? Вдруг заглянет Поль?

— Мне нужно обратно в отель, — говорит Вово. — Позвонить! Очень важный разговор!

Ну да, конечно! В это время в Нью-Йорке закрывается биржа, и он желает знать, каков курс. Богаче он стал или беднее, и вернулись ли деньги, потраченные сегодня на меня.

Вово расплачивается. Чаевые вообще не дает.

— Вы идете со мной, любезная мадам?

— Нет. Сегодня нет.

— Жаль! Вы бы не пожалели. Я бы предложил вам, — он понижает голос и наклоняется к моему уху, — ночь, содрогающуюся от оргазмов.

Что он сказал? Я не ослышалась? Делаю изумленные глаза. Вово кивает в подтверждение. Молча трясу головой.

— Может быть, вы подойдете позже, — говорит с надеждой Вово и протягивает мне карточку отеля, — я потрясающий любовник! С нетерпением жду вас, дорогая мадам Сент-Аполл!

Берет мою руку и долго целует ее. Потом протискивается через толпу и исчезает.

Я тут же забываю о нем. Закрываю глаза и наслаждаюсь музыкой. Песня кончается, и от оглушительных аплодисментов дрожит пол. Но уже пошел третий час, и все, кому завтра на работу, разъезжаются по домам. Публика постепенно редеет. Я не имею ни малейшего представления, как будут развиваться события.

Знаю только одно: я хочу уйти подальше от этого дорогого столика, туда, где народ попроще — к бару. Официант освобождает мне место на высокой банкетке, обитой красным бархатом, между стойкой и лестницей, откуда лучше всего видно сцену. Я вдруг замечаю на себе любопытные взгляды и вспоминаю, что одета для дорогого ресторана. Там, наверху, это не бросалось в глаза, а тут я попала в самую толчею. Вдруг кто-то трогает меня за правую коленку. Это гитарист, прокладывающий себе мимо меня путь к бару. С умыслом или случайно? Он оборачивается и нежно проводит рукой по моей правой щеке.

— Вы очень красивая, — говорит он с хрипловатым придыханием, — не уходите. Останьтесь до конца, подождите меня!

Потом он протискивается к бару, заказывает минеральную воду и медленно выпивает ее, не говоря ни слова.

Я сижу как околдованная.

Я знала, что Париж еще преподнесет мне сюрприз. Ах, все-таки ночь обещает быть великолепной. Последней песней я наслаждаюсь вдвойне, у меня такое ощущение, что он играет только для меня. Когда все закончено, в три часа утра, он взбегает вверх по лестнице, в гардероб и возвращается, причесанный и надушенный. Я поднимаюсь, улыбаюсь ему, расправляю юбку и беру свою серебряную сумочку.

Дальнейшее я отказываюсь понимать!

Гитарист проходит мимо меня, как чужой. Он мастерски игнорирует меня! Что случилось? Ослеп он, что ли? Автоматически следую за ним. Он останавливается около портье и начинает с ним долгий разговор. Я подхожу к нему.

— Спасибо за прекрасную музыку, — говорю я и протягиваю ему руку. Она повисает в воздухе.

— Мерси, — бросает он мимоходом, хватает портье за руку и проходит мимо меня на улицу. Более недвусмысленного отказа трудно и вообразить. Остаюсь стоять в полном недоумении.

Зачем он тогда просил подождать его? Зачем гладил щеку, трогал за коленку? Зачем полночи сверлил взглядами? Для чего? Чтобы потом, когда я растаю, послать меня ко всем чертям? Или испугался меня вдруг?

Я выхожу из клуба и почти бегу к стоянке такси. Перед аптекой в Сен-Жермен нет ни одной машины, зато очередь человек в девяносто, до самой улицы Сент-Пер. Теперь придется ждать до умопомрачения, пока подойдет моя очередь. Ненавижу эту стоянку. Здесь можно простоять всю ночь напролет, а идти домой пешком слишком далеко. Неожиданно подходит гитарист, с опущенной головой и в полном одиночестве! Он с довольным видом размахивает инструментом, аккуратно упакованным в темный чехол. Он не замечает меня, смотрит как сквозь стекло и занимает очередь за мной.

Может, он любит мужчин? Наверное, так оно и есть! Может, я ему понравилась, и он подумал, с этой женщиной я мог бы при случае, а потом мужество оставило его? Такое бывало со мной. Или разыгрывал старые шуточки голубых: пробудить любовь из тщеславия, без единой искорки чувства! Флиртовать, пока женщина не начнет пылать, а потом вылить на нее ушат холодной воды!